Наследство Каменного короля

– Эх… – Мельком глянув еще раз в зеркало, она манерно взмахнула руками, сделала на носочках пируэт и уже совсем не так элегантно плюхнулась на высокую кровать с балдахином, занимавшую не меньше четверти всей комнаты. На кровати, подобрав ноги, уже сидела ее подруга.

– Осторожно! – вскрикнула Бланка. – Помнешь же!

– Ну и пусть. – Алиенора состроила гримаску. – Кому это надо?

Тем не менее она приподнялась и расправила юбки. На ней было одето роскошное темно-фиолетового цвета блио из плотного шелка с глубокими вырезами спереди и на спине. Платье плотно облегало грудь и живот, подчеркивая фигуру; к низу оно сильно расширялось, волочась сзади по полу. Разрезы по бокам открывали ослепительно белую нижнюю рубашку из тончайшего полотна, с подолом, украшенным вышивкой. Рукава от локтей свисали до самого пола. Завершал наряд витой шелковый с золотом шнур, искусно завязанный первым оборотом вокруг талии, вторым – на высоте бедер; длинные русые волосы Алиеноры, заплетенные в две косы, аккуратными спиралями лежали по обеим сторонам головы.

– Ведь так послушать хочется, о чем говорят! Не потому же все приехали, что соскучились.

Бланка пожала плечами. Всего на полгода или на год старше своей подруги, она выглядела значительно серьезнее, быть может, благодаря темным волосам, завязанным в тугой узел.

– Ну, если очень хочется, это можно устроить.

– Как это?!

– В холле, где все сидят, второй ярус есть, с маленькой такой площадкой, с парапетом. Там еще музыканты иногда играют. Ты никогда не задумывалась, как они туда попадают?

– Честно говоря, не задумывалась. Ну, попадают как-то. А ты знаешь, как?

– Понятия не имею. Но это не трудно выяснить. Со стороны кухни, может быть? Кто-нибудь из прислуги да знает.

Алиенора вскочила на ноги.

– Так давай спросим!

– Эх, – Бланка вздохнула, – ежели прознают, отец меня на хлеб и воду на неделю посадит.

– Ну, Бланка… неужели самой не интересно?

Поколебавшись пару мгновений, Бланка хлопнула в ладоши.

– Ладно. Сиди здесь. Я сейчас попробую узнать, а ты придумай пока, во что переодеться. Хороша ты будешь – в шелках по кухне бегать.

Как только дверь за ней закрылась, Алиенора немедля принялась копаться в сундуках в поисках какой-нибудь подходящей к случаю одежды. Затем, молчаливо посетовав на отсутствие подруги, начала самостоятельно, стиснув зубы и тихонько ругаясь, стягивать чрезмерно узкое платье. Прическу, над которой две горничных возились, наверное, с час, она предпочла скрыть под простым домотканым платком – ведь если придется быстро переодеваться, им с Бланкой ни за что не восстановить это сооружение в первозданном виде.

Посмотрев в зеркало, она осталась очень довольна произведенным превращением. Конечно, этот наряд никого бы не обманул – все в замке знали ее в лицо, – но в сумерках и особенно ни к кому не приближаясь, вполне можно проскользнуть незамеченной.

Бланка все не возвращалась. Алиенора вновь уселась на кровать, лениво размышляя о своих родственниках. Было бы, конечно, интересно познакомиться и завести новых подруг, но все приехали без дочерей. Она знала, что у графа Хантли есть дочь Берта, примерно ее возраста, ну, может быть, чуть постарше; у Рича Беркли тоже есть, правда, еще совсем подросток – Гвинет то ли двенадцать, то ли тринадцать лет, – но все равно, она не отказалась бы поболтать, да расспросить, кто, где и как.

Вспомнив Рича Беркли, Алиенора поежилась. Очень неприятный тип. Хорошо еще, что дядя, а не жених. Маленький, черный весь, хромой к тому же. Но главное – что неприятный. Смуглая кожа, глаза темные, смотрит, как будто сверлит, да еще и голос поскрипывающий. Любопытно, кстати, откуда он взялся такой в ее семействе? И отец ее, и покойный дед, которого она помнила очень смутно, и старший дядя, Камбер, герцог Беркли, которого она, впрочем, тоже видела очень-очень давно; говорили, что он серьезно болен – все они отличались высоким ростом, светлыми волосами и зелеными глазами. А граф Клеймор – ну, просто гоблин какой-то. И тот тип, который всюду за ним таскается, Сайрус, тоже такой же черный и вылизанный, что ли. И с ужасным шрамом на пол-лица.

Сын Рича, которого тот привез с собой, Дрого, граф Марч, похоже, из того же сундука вылез. Мальчишка лет тринадцати-четырнадцати, этакий противный зазнайка с задранным вверх носом. Здравствуйте, кузина, как здесь у вас грязно.

– Вы хоть танцевать-то умеете? – вздернув губу, спросил он.

– Пф-ф, – фыркнула Алиенора. Своей макушкой этот чернявый граф едва доставал ей до подбородка. – Не про вашу честь. Подрасти сначала.

Она презрительно повернулась к нему спиной. И ей показалось, что Дрого пробормотал ей вслед что-то гадкое и жутко неприличное. Вспыхнув от гнева, Алиенора через плечо сообщила ему о том, что некоторых из присутствующих здесь рыцарей, похоже, воспитывали в подворотне. Подумаешь.

Слава богам, что я южанка, мысленно кивнула она самой себе, а здесь еще чтят древние обычаи. В этих землях – в Ллевеллине, Гленгорме, Хартворде, – именно женщины выбирали себе мужей, а не наоборот. Родители могли советовать, женихи – делать предложения, но не более того. «Онд ин олль петендер финьяд, – говорила женщина, – только по моему разрешению», – и мужчине, преступившему этот закон, отрубали руки, а потом скармливали псам. И она сама выберет себе супруга, так же, как когда-то ее мать выбрала ее отца.

До их знакомства Рутвен Беркли был простым рыцарем, хотя и со своим замком, который Алиенора не видела никогда: Ллир стоял где-то очень-очень далеко, на берегу холодного северного моря. И богам было угодно сделать так, что Фьора Риэннон, ее мать, повстречала Рутвена, и уже на третий день сказала ему, что хотела бы видеть его своим мужем. И это даже несмотря на то, что ее престарелый отец, граф Эдред Хартворд, не одобрил выбор своей единственной дочери и наследницы. И она, Алиенора, поступит так же. Она никогда не допустит, чтобы в ее жизнь вошел какой-нибудь мерзкий типчик, вроде этого Дрого. Интересно, его сестра Гвинет Беркли такая же невежа?

У меня вот тоже есть брат, уже в тысячный раз подумала она. Ну, наверное, есть. Где-то есть. И наверняка высокий и красивый, не то, что этот Дрого. Алиенора вздохнула. В замке Хартворд эта история считалась под запретом, и отец строго-настрого запрещал о ней упоминать, мрачнея каждый раз, как грозовая туча. Девушка слышала этот рассказ неоднократно, и с течением времени он потерял свою остроту.

Когда-то, еще до ее появления на свет, у нее были двое братьев-близнецов. Ралф и Эдмунд, которым сейчас исполнилось бы лет по пятнадцать или около того. И однажды ночью недалеко от Гриммельнского Вала, на одну деревню, где остановились ее родители, напали волки. Сто волков, тысяча огромных черных волков. Кое-кто из стражников, сопровождавших тогда графа, рассказывал эту историю каждый раз полушепотом, поминая нечистого. Погибли, наверное, человек пять крестьян и двое солдат. А еще – Ралф Беркли, изуродованное и разгрызенное тельце которого нашли в полумиле от деревни. Эдмунд пропал, скорее всего, его унесли волки, и поиски ни к чему не привели. Граф Хартворд, вне себя от ярости и отчаяния, неделю разыскивал стаю этих исчадий ада, но те словно испарились, и следов младенца обнаружить не удалось. А через полтора года на свет появилась Алиенора Беркли, и ее рождение стоило жизни Фьоре, ее матери. С тех пор она стала светом в оконце и смыслом существования для графа Рутвена, а сам граф – и в это Алиенора глубоко верила – был самым лучшим и самым нежным на свете отцом.

Дверь скрипнула, и в проеме показалось запыхавшееся лицо Бланки.

– Переоделась? Пошли скорее.

Выскочив за порог, Алиенора направилась к выходу из башни, но подруга дернула ее за рукав.

– Не туда. Не нужно через кухню идти. Можно и через кухню, но тогда мимо стражи проходить придется. Давай за мной.

Подобрав юбки и стараясь не шуметь – «Вот ведь приключение какое!», озорно подумала Алиенора, – они свернули несколько раз по полутемным коридорам и оказались в двух десятках шагов от главного входа в обеденную залу. Перед входом каменными глыбами высились фигуры стражников в парадных одеяниях и с алебардами в руках. А прямо перед девушками, скрытая тяжелыми портьерами, виднелась небольшая дверца.

– Нам сюда, – шепнула Бланка, – темно, правда, хоть глаз выколи, но заблудиться невозможно.

Скользнув внутрь, подруги на ощупь поднялись по крутой винтовой лестнице и пошли по длинному узкому ходу, прорубленному в толще стены и, как догадалась Алиенора, по внешней стороне огибавшему помещение холла.

–Тс-с, – прошипела Бланка, взяв ее за руку, – нам сюда…

Дверь, ведущая на балкон, по счастью оказалась приоткрыта. Встав на четвереньки, девушки подползли к парапету и, едва дыша, выглянули вниз.

Холл, он же парадная столовая, поражал своими размерами. И высотой – под сводами здесь всегда царил полумрак. Только одна его стена не примыкала к крепостным стенам, и на высоте примерно в два человеческих роста имела ряд узких окон; цветные стекла еще более задерживали дневной свет, вечерней же порой они казались совершенно черными.

Вся зала делилась на неравные части двумя рядами колонн с причудливыми капителями: в раскрошившихся от старости барельефах с трудом угадывались жутковатые морды сказочных чудовищ, прячущиеся между виноградными листьями. Капители упирались в плоский потолок, поперек которого тянулись ряды почерневших дубовых балок. Каменные стены залы, обычно украшенные щитами, копьями и рогами животных, по случаю приезда гостей сир Равен распорядился завесить коврами и шпалерами, собранными со всего замка, и теперь с разных сторон на Алиенору смотрели вышитые на них рыцари и благородные дамы, то скачущие на лошадях, то мирно беседующие друг с другом в зеленых рощах, заполненных невиданным зверьем.

Один из этих гобеленов Алиенора изучила до мельчайших деталей: при обычном течении дел он висел в ее собственной опочивальне. Еще в детском возрасте она проводила целые часы за разглядыванием изображенной на нем очень романтической картинки: страшный дракон, изрыгая пламя, сошелся в единоборстве с рыцарем, а юная и необычайно прекрасная дева, стоявшая рядом, с мольбой протягивала к своему спасителю руки.

Красные и серые плиты правильно чередовались на полу, несколько ослабляя то общее ощущение мрачности, которое испытывал каждый входящий в это огромное помещение; пол застелили молодой древесной порослью вперемежку с цветами. Середину холла занимал длинный стол; сейчас он был пуст, если не считать десятка кубков и нескольких кувшинов с вином. Вокруг, как и вдоль стен, стояли многочисленные скамьи; зала освещалась факелами, закрепленными на колоннах.

Возле дальнего от девушек конца стола под бархатным балдахином высилось резное кресло, обыкновенно предназначавшееся для хозяина замка, но сейчас его занимал старший из гостей. Небрежно облокотившись на подлокотник, в кресле сидел его высочество Пемброк Даннидир, герцог Ллевеллин, высокий худощавый старик с длинными седыми волосами и небольшой бородкой; герцог приходился родным дядей графу Рутвену. Прочие гости, и в их числе сам граф, без особого порядка занимали места за столом, занятые разговором. Прямо за креслом в невероятных размеров камине полыхало целое дерево: в толстых каменных стенах замка даже летом царили прохлада и заметная сырость.

Присмотревшись, Алиенора углядела еще нескольких человек; некоторые сидели, а некоторые стояли. Среди них она заметила и замкового лекаря Миртена, и того самого мрачного помощника Рича Беркли, Сайруса, и еще каких-то незнакомых людей.

Герцог Ллевеллин едва заметно шевельнул рукой.

– Достаточно, господа. – Его негромкий хрипловатый голос мгновенно остановил все разговоры; головы присутствующих повернулись в его сторону. – Я думаю, у нас будет еще возможность поделиться новостями за вечерней трапезой. Заодно и найдется время поразмыслить над тем, что я сейчас сообщу.

Он повернул голову. Тотчас из-за колонны появилась фигура человека в темно-синем одеянии, который поднес ему золоченый кубок с вином. Сделав глоток, герцог вытер губы тыльной стороной руки.

– Его величество Роберт II Даннидир, мой августейший брат, скончался три недели тому назад.

Молчание прервали изумленные возгласы.

– Три недели?! – Крепкий, мужиковатого вида граф Хантли недоверчиво взмахнул руками. – Дядя, я только пару недель как из Лонхенбурга. Я должен был бы знать об этом.