Мечи конных кланов

При упоминании этого греховного места лорд Сергиос содрогнулся и перекрестился.

– Черт побери, разрази меня молния! – воскликнул Титос.– Прошло много лет с тех пор, когда я видел, что люди вашего положения так делали. Я всегда говорил себе, что новая религия Короля подавила Древнюю веру, особенно среди дворянства столицы.

Сергиос вздохнул.

– Так оно и есть, но, несмотря на приказы Короля, трудно отрешиться от того, на чем тебя воспитывали в детстве и юности.

Титос оглянулся, чтобы никто не услышал его слов.

– Вы что-нибудь знаете о своем отце, лорд Сергиос? Я служил ему очень давно, когда он еще не ушел в море. Я до сих пор люблю его, несмотря на то, что о нем говорят.

Сергиос схватил его за руку.

Пусть никто не услышит твоих слов, мастер Титос,– шепнул он.– Иначе тебя найдут распятым на кресте или в подземных камерах. Но я отвечу. Нет. То ли потому, что он боится повредить мне, то ли потому, что он умер, я не знаю. Я не получил от него ни одного слова со дня его побега.

Милорд,– с жаром прошептал Титос.– Много тех, кто, как и я, верен памяти Вашего отца и тому, что он хотел сделать для Кенуриос Элас...

Но он не успел закончить, так как на палубе появился Деметриус, охраняемый своими копейщиками. Он был разодет, надеясь своей элегантностью поразить грубого лорда Пардоса и показать, какое расстояние разделяет грубого пирата и его. Его сандалии были не только позолочены, но и выложены мелкими драгоценными камнями, так же были украшены замшевые наколенники. Его юбка была накрахмалена, отглажена, а нагрудник из золотой парчи был украшен полосками китовой кости. Перстни и кольца блестели на каждом пальце, рукоятка и перекресть с парадного меча также были украшены самоцветами, а усы, прическа и борода были покрыты лаком и отдавали парфюмерией.

Протокол в таких, как эта, встречах требовал и военного шлема, но Деметриус не любил носить доспехи. Металл был горячим, тяжелым и неудобным, и даже ремни стесняли его. Поэтому в качестве головного убора он выбрал узкое золотое кольцо, окантованное золоченной проволокой. На ней был за-креплен еще один кусок золотой парчи, украшенный изумрудами и синим плюмажем.

Массивная золотая цепь свешивалась между двумя золотыми брошами, придерживающими золотую парчу. На ее внешней стороне серебряной проволокой был вышит трезубец, являющийся гербом его дома.

Не достигший половой зрелости мальчик-раб, который сопровождал его, был одет похоже, но сильно накрашен.

Его эскорт состоял из дюжины копейщиков, возглавляемых лордом Сергиосом. Остальные копейщики оставались охранять его каюту от посягательства пиратов или воровства команды.

В сопровождении эскорта Верховный Владыка Деметриус проследовал на причал и стал ждать прибытия носилок или кареты. Через два часа, когда солнце скрылось за западным рифом и москиты улетели, Верховный Владыка и его двор все еще ждали.

Черные охранники ждали спокойно, лорд Сергиос вопросительно поглядывал на своего господина. Деметриус наливался злостью. Подобная неучтивость со стороны провинциального дворянина-эл-линойца не простительна. Деметриус подозвал к себе мальчика и ударил его по лицу. После этого он почувствовал себя лучше.

Сразу же из носа миньона закапала кровь, и Деметриус послал его вниз переодеться. Он приказал также Титосу привести одного из бездельников, из числа слонявшихся по гавани. Капитан быстро вернулся, ведя за собой человека неопределенного возраста с обветренным лицом, и Деметриус приказал Сергиосу допросить его.

Ковыряя ногой в камнях, человек выслушал Сергиоса, затем ответил ему на странно акцентированном эллинойском.

– О да, капитан, старый Курнос привел вас правильно. Но что касается кареты, то вам придется ждать ее довольно долго: на острове нет лошадей.

– А носилки,– перед тем, как закончить, он засунул вымазанный дегтем палец в ноздрю, вытащил его, критически осмотрел свои находки и вытер его о задницу, облаченную в грубошерстные штаны.– Да, последние носилки, которые я видел, по-моему, были сделаны из двух лодочных сидений и непромокаемого плаща, или это был чехол от лодки? И они использовали это, чтобы приносить все то, что осталось от старого Зохаба на святое место, в тот день, когда большая акула оказалась в лагуне и откусила ему ногу. Он. конечно, умер. Вряд ли кто-нибудь выжил бы, если бы ему откусили полтуловища.

Моя жизнь! Это была такая большая акула! Они загнали ее на мелководье и мы загарпунили ее и вытащили на камни, колотили до тех пор, пока она не перестала дергаться, затем топором отрубили челюсть. Она была сорока футов длиной, весила добрых восемь тысяч фунтов после того, как мы разрезали ее. Никогда не видел такой большой акулы. Никто не захотел есть ее, и я не стыжу их, охота была жрать вместе с ней и лучшую часть старого Зохаба. Большая часть ее зубов была велика для стрел, и я отдал их старому Форосу, чтобы он сделал дротики. И знаете, что он сказал?

– Заткнись! – заорал Деметриус, лицо его раскраснелось.– Ты старый дурак! Мы не желаем ничего слышать про акул. Нам надо узнать, когда лорд Пардос вышлет почетный эскорт, чтобы проводить нас в свой дворец.

Островитянин почесался и ответил:

– Не могу сказать, что я знаю, что это такое и на что похоже, но вы не пропустите гнезда старины Курноса, видите, оно находится на этом самом острове, двумя этажами выше. Он прямо на вершине холма, и это хорошо, так как мушкетеры не часто заходят так далеко. И вы не поверите, как плохо они себя чувствуют иной раз. Конечно, они не надоедают темнокожим парням вроде меня, но пристают к бедным педерастам со светлой кожей.

И вы знаете, можете мне верить или нет, но точь-в-точь блохи. Когда она голодная, она не обратит внимания на темнокожих парней и грызет белокожих. Один выход: перекрасить себя в темный цвет, и побыстрее.

Скажу вам, я не знаю, откуда они появились, мушкетеры, но они валяются целый день с копьями. Конечно, блохи и мандавошки сидят на них целый день. Но это не так уж и страшно, они просто ползают в волосах. Конечно, это не удобно, когда у тебя такие длинные волосы, как у ваших мальчиков, но...

Лицо Деметриуса из мертвенно-бледного превратилось в пунцово-красное. Он был так взбешен, что не мог ничего произнести, и ударил несколько раз по перекладине. Черты лица его исказились, вены на его висках начали набухать.

Он прохрипел:

– Черт бы тебя побрал, ты, вонючая свинья! Ты скажешь нам то, что мы хотим, или я напою тебя похлебкой из твоих глаз и твоего болтливого языка!

Загорелый человек посмотрел на Деметриуса без тени страха, затем громко плюнул на палубу.

– Я ответил самым лучшим образом на все вопросы. Я не знаю, может быть, ты и говоришь с людьми подобным образом, там, откуда ты приперся, но правила старика Курноса разрешат вызвать на бой за подобные угрозы.

Твой капитан позвал меня подняться на борт. Я бросил работу и пришел! Не так ли? Я старался быть полезным, потому что видел, что ты чужеземец и сухопутный житель. Может быть, ты здесь и большая шишка, но для меня – нет, барчук.

Я старый человек, но в свое время я плавал со старым Курносом, с Каменной Головой, его отцом и с Красной Рукой, его дядей. Я немало убил людей. Это так же верно, как то, что меня зовут Рубака Якоб. Сегодня у меня нет даже меча, но он мне без надобности, у меня есть хороший нож,– и он показал на правый бок.– Я, может быть, в три раза старше тебя, но ставлю шлем золота против шлема с мочой, что если мы будем драться, то ты через минуту отправишься на корм касаткам. Но я не буду делать этого, так что можешь не мочиться в штаны, сынок. У меня есть дела поважнее.

С этими словами он повернулся и ушел, даже не взглянув на Верховного Владыку.

Лорд Сергиос и капитан Титос с трудом уговорили разъяренного Деметриуса не убивать старика, так как он был свободным жителем, а не рабом, иначе плата за него была бы слишком велика.

Неуклюжее трехэтажное здание занимало большую часть искусственной горы, где находился дворец Пардоса, и было выстроено из темного камня. Деметриус долго не мог отдышаться после подъема, смахивая пот с лица, хотя остальные даже не вспотели. Много лет прошло с того дня, когда Деметриус пешком поднимался в гору.

В наружном дворике лампы и факелы отбрасывали оранжевый блеск на стены, слышались грубый смех и крики, женский визг и звуки дикой варварской музыки; доносились запахи жареного мяса и вина.

Снаружи высоких двухстворчатых ворот висел измятый медный гонг. Когда Деметриус принял позу, лорд Сергиос вытащил меч и ударил в гонг. Внезапно шум стих. Затем одна створка приоткрылась и оттуда показался щербатый одноглазый человек огромного роста, одетый в замасленную тунику, защитные доспехи, шлем из меди и кожи и державший огромный топор на плече.

– Ну? – спросил он.– Какое у вас дело?

Сергиос вставил меч в ножны и объяснил:

– Сэр, пожалуйста, доложите лорду, что Деметриус, Верховный Владыка Кенуриос Элас, просит аудиенции у своего кузена Пардоса, Владыки Морских Островов.

Огромный пират прищурил глаз и спросил:

– Это ты, что ли?

Верховный Владыка грубо оттолкнул Сергиоса в сторону и принял, как он считал, уверенную позу.

– Мы, Деметриус,– он хотел произнести эти слова громко и сильно, но так как у него перехватило горло, произнес их фальцетом.

Прищуренный глаз расширился.

– Ты – кузен старика Курноса? Черт меня побери! – заметил воин. Затем он захлопнул ворота перед самым носом Деметриуса.

Когда ворота открылись вновь, топорщика сопровождало несколько хорошо вооруженных людей. Двое из них черные, по сложению и чертам лица были похожи на телохранителей Верховного Владыки.

– Ты,– сказал одноглазый, указывая на Деметриуса,– можешь войти, ты и твой мальчик. И капитан охранников тоже.

Он указал на лорда Сергиоса, который был одет в настоящую кирасу и шлем, в добавление к мечу и разукрашенному кинжалу.