Удел сироты

Пигалица не двигался, не открывала глаза.

Я сжал свободную руку в кулак и потянулся к полотну пилы.

Засверкали искры.

Крепко зажмурившись, я резко опустил руку. Мне показалось, что весь мир взорвался.

Глава двадцать четвертая.

Я кричал, сжимая освободившуюся руку другой – здоровой. Глаза мои по-прежнему были крепко сжаты. Я не мог заставить себя посмотреть на то место, где осталась часть меня, не мог заставить себя смотреть на обрубки. Вытащив носовой платок, я прижал его к заляпанной грязью ране, и только потом открыл глаза. Мой платок тут же стал красным от крови и промок насквозь.

Все еще сжимая одной рукой другую, я подтолкнул Пигалицу, и мы оба встали на коленях возле стола.

– На счет три.

Она рассеянно кивнула.

Я стал считать. Потом мы разом навалились. Ничего.

– Давай снова, Пигалица.

Что-то затрещало.

– На счет три изо всех сил.

В этот раз я так сильно ударил в стол плечом, что на мгновение увидел звезды и забыл о кровоточащих обрубках на другой руке.

Стол приподнялся на сантиметров на двадцать, и я втиснулся в щель, зафиксировав его.

Пигалица «проснулась». Она потащила Руфь. Я начал было опускать стол, а потом увидел крошечный ботиночек. Я схватил его здоровой рукой и дернул изо всех сил. Уди помог мне, и я вытащил его. А потом стол упал, подняв облако пыли.

– Пошли, Пигалица!

Газ уже стал таким густым, что я едва мог дышать. Не было времени решать, кто потащить Руфь, кто – Уди.

Пигалица схватила Руфь за руку. Я схватил ее за другую руку здоровой рукой, а Уди прижал к себе окровавленной, словно это был не ребенок, а куль с бельем. А потом мы рванули в сторону дыры.

Руфь кричала от боли.

Пигалица на мгновение остановилась.

– Нет! Давай вперед!

Пигалица проползла в дыру и исчезла. Я последовал за ней. Одна из туфель Руфь зацепилась за что-то. В десяти сантиметрах– над моей головой затрещали перекрытия. Я протолкнул вперед Уди. Мне навстречу вытянулись чьи-то руки и забрали ребенка. Золотые адмиральские шевроны сверкнули на оторванном рукаве. С другой стороны завала над ожидали два офицера в полевой форме – Брэйс и Говард.

Проталкивая сквозь дыру Рут, я видел, как огонек пламени скользнул по электрическому шнуру. Сейчас должно грохнуть.

Я скатился в дыру. Тем временем Брэй постарался подпереть развалины распоркой.

Все вокруг залил оранжевый свет взрыва.

Брэйс, расчищавший путь от обломков, повалился. Все помещение тряхнуло взрывной волной.

Я без движения застыл на полу аудитории. На этой стороне барьера раненный и рыдающий. С другой стороны, трещал огонь, кремируя тела, которые остались за завалом.

Брэйс опустился на колени рядом со мной, и открыл белый пакет первой помощи. Он замотал мои обрубки, вколол мне морфия, и потом сделал два укола Руфь.

Ее живот, пробитый ножкой стола, стал огромным, как баобаб. Я не был медиком, но мне показалось, что у нее раздроблен таз. Похожи наши усилия, лишь изменили место гибели Руфь, перенеся ее на десять метров.

Пигалица с печалью уставилась на просевший потолок. Уди сжался у нее на руках. Сотни килограммов битого бетона отделяли нас от поверхности.

– Как ты думаешь, что случилось? – спросила она.

Я покачал головой.

– Кажется, только Говард знает.

Руфь застонала.

Если бы даже мы знали, что случилось, нам, выжившим, это не помогло бы.

Я посмотрел на обрубки пальцев, и мне показалось, что я вновь вхожу в длинный темный туннель. Сознание мое помутилось.

Следующее, что я услышал – щебетание птиц.

Глава двадцать пятая.

Водянистый солнечный свет омыл меня.

Чок-чок-чок.

Над головой летали оранжевые вертолеты. На моем плече восседал Джиб.

– Что вы делаете, сэр?

Чье-то лицо вверх тормашками уставилось на меня, через лицевой щиток боевого скафандра пехоты, но почему-то эта броня была раскрашена в желто-оранжевые полосы – форма, которую используют при чрезвычайном положении. Такая броня поглощает тепло, равнодушна к холоду, изолирует от электрических разрядов и поглощает кинетическую энергию удара. Кроме того она выводит из состояния шока, как и отражает пули.

– Что случилось?

Чирп-чирп-чирп.

Носилки на колесиках заскрипели, когда медик в броне попытался подтолкнуть их.

Казалось, вокруг меня трещит пламя. Пахло гарью.

– Никто не знает, сэр, – санитар махнул рукой в перчатке. – Мы слышали, что Канаверал единственное место, подвергшееся удару.

Я приподнялся на локте. Главные ворота базы Канаверел были окружены множеством машин с мигалками чрезвычайных транспортных средств. Отовсюду шипело статистикой радио пожарных. Весь комплекс как рукой смело. Остался лишь дымящийся черный кратер на дне которого все еще бушевало пламя.