Звездный десант

Я выскочил из отцовского кабинета. Похоже, папа был уверен, что проблема снята. Кажется, я тоже считал вопрос с армией решенным, и не в пользу армии. Я полечу на Марс! Причем самостоятельно!

Но Карлу я не сообщил об отцовском подарке, а то бы мой друг, возможно, счел это подкупом. Да подкуп и есть, как ни крути… Я лишь сказал, что мы с отцом разошлись во мнениях насчет воинской службы.

– Угу, – кивнул Карл, – мой тоже против. Но со своей жизнью я как-нибудь сам разберусь.

Обо всем этом я думал на последнем уроке истории и нравственной философии. От других предметов ИНФ отличался тем, что посещать его было обязательно, а сдавать – нет. А мистеру Дюбуа, похоже, было безразлично, дойдет ли до наших мозгов что-нибудь из его объяснений. За ним водилась манера наставлять на ученика обрубок левой руки и отрывисто произносить вопрос. Он даже имена запоминать не удосуживался. И вспыхивал спор.

Но в этот последний день мистер Дюбуа как будто решил проверить, усвоили ли мы хоть что-то.

Одна девочка дерзко заявила ему:

– Моя мама говорит, что насилие никогда ничего не решает.

– Да неужели? – спросил мистер Дюбуа, холодно глядя на нее. – Уверен, властям Карфагена интересно было бы это услышать. Не желает ли твоя мама их просветить? Или, может, этим займешься ты?

Они и раньше цапались – раз нельзя провалить экзамен, нет нужды задабривать мистера Дюбуа.

– Да вы смеетесь надо мной! – взвилась на дыбы моя одноклассница. – Карфаген давным-давно разрушен!

– Такое впечатление, что для тебя это новость, – мрачно произнес учитель. – Ну а раз ты в курсе, ответь: что, если не насилие, решило судьбу Карфагена, причем раз и навсегда? И вовсе не над тобой персонально я смеюсь, а над непростительно глупыми идеями, которые втемяшивают в детские головы. Я всегда презирал тех, кто этим занимается, – и меняться не собираюсь. Тем, кто цепляется за развенчанную историей, а следовательно, безнравственную доктрину «насилие ничего не решает», советую вызвать духов Наполеона Бонапарта и герцога Веллингтона. Пусть они подискутируют на эту тему, а арбитром будет дух Гитлера. В жюри можно пригласить маврикийского дронта, бескрылую гагарку и странствующего голубя.

Насилием, грубой агрессией в истории человечества закрыто больше вопросов, чем любыми другими средствами, а кто считает иначе, тот предается самообману в наихудшем смысле этого слова. Любое племя, забывшее сию фундаментальную истину, непременно поплатится жизнью или свободой.

Учитель тяжело вздохнул:

– Еще один год, еще один класс – и еще один мой провал. Напичкать ребенка знаниями нетрудно, но как добиться, чтобы он думал? – И вдруг мистер Дюбуа наставил культю на меня. – Вот скажи, в чем состоит нравственное различие между военным и штатским?

– Это различие, – ответил я, тщательно выбирая слова, – лежит в сфере гражданского мужества. Военный несет личную ответственность за безопасность государства, членом которого является, и защищает его, при необходимости даже ценой собственной жизни. Штатский человек такой ответственности не несет.

– Все по учебнику, буква в букву, – брезгливо поморщился мистер Дюбуа. – Сам-то хоть понял, что сказал? А если понял, неужели поверил?

– Э-э-э… Не знаю, сэр.

– Конечно не знаешь! Сомневаюсь, что кто-нибудь из вас признает «гражданское мужество», даже если оно подойдет и залает вам в лицо! – Он глянул на часы. – Ладно, закончили. Совсем закончили. Может, и встретимся еще когда-нибудь, в более приятных обстоятельствах. Вольно, разойтись.

Потом был выпускной вечер, через три дня – мой день рожденья, а спустя почти неделю – день рожденья Карла. За этот срок я так и не сказал другу, что в армию не пойду. Вероятно, он догадывался, но не задавал вопросов – стеснялся, как и я.

На другой день после Карловых именин я с ним встретился, и мы вместе пошли в вербовочный пункт.

И столкнулись на ступеньках госучреждения с Карменситой Ибаньес, нашей одноклассницей. Благодаря существованию таких прелестниц радуешься своей принадлежности к двуполому биологическому виду. Кармен не была моей девушкой, да она вообще ничьей девушкой не была. Ни с одним парнем не встречалась дважды, хотя со всеми нами держалась любезно. Я с ней был неплохо знаком по той единственной причине, что она часто плавала в нашем бассейне, имевшем поистине олимпийскую длину, и обычно приходила в сопровождении нового мальчика. Иногда являлась одна, но это по настоянию моей мамы, считавшей, что Кармен «хорошо влияет» на меня. Тут, пожалуй, мама была права.

Заметив нас, Кармен задержалась у входа и улыбнулась:

– Привет, ребята.

– Привет, Ochee Chyornya, – откликнулся я. – Каким ветром тебя сюда занесло?

– А самому догадаться трудно? У меня сегодня день рожденья.

– Серьезно? Мои поздравления.

– И я иду в армию.

Я ахнул от изумления, и Карл, похоже, растерялся не меньше моего. Но Карменсита – это Карменсита. Она о себе слухов не распускает и свои проблемы решает сама.

– Кроме шуток? – Мне не пришло в голову ничего поумнее.

– Да какие тут шутки? Выучусь на пилота космического корабля. Ну, хотя бы попытаюсь.

– Наверняка получится, – поспешил вставить Карл. – У тебя для этого есть все данные.

Сколько раз я потом убеждался в его правоте!

Кармен невысока и отлично сложена, у нее отменное здоровье и превосходные рефлексы, скучные соревнования по прыжкам в воду она превращает в увлекательное шоу и как орешки щелкает любые задачи. Сам-то я выпустился с оценкой «С» по алгебре и «B» по деловой арифметике, а Кармен мало того что изучила все математические дисциплины в рамках школьной программы, так еще и прошла высший курс где-то на стороне. Зачем малютке Ибаньес понадобилась математика? Этим вопросом я никогда не задавался. Когда любуешься таким вот ходячим украшением планеты, тебя не интересует его практическое применение.

– Мы… – заговорил Карл, – то есть я тоже хочу завербоваться.

– Оба хотим, – сказал я.

Нет, это не разум принял решение, а рот вдруг зажил собственной жизнью.

– Правда?! Вот здорово!

И я твердо добавил:

– Я тоже стану космическим пилотом.

Это не вызвало смеха, Карменсита ответила со всей серьезностью:

– Замечательно! Надеюсь, будем видеться на тренировках.

– На встречных курсах? – хмыкнул Карл. – Не столкнитесь только.

– Карл, не говори ерунды! На Земле, конечно. А ты тоже хочешь в пилоты?

– Я? – переспросил мой друг. – Нет, грузовик водить – это не по мне. Да ты же мою натуру знаешь. Пойду в «Космические исследования и разработки», если возьмут. Электроника.

– Грузовик водить! Ну надо же! Надеюсь, тебя на Плутон загонят, намерзнешься там досыта. Хотя нет, конечно, я тебе желаю только удачи. Ну что, идем?

Мы поднялись по ступенькам в ротонду; там, огороженный барьерами, находился вербовочный пункт. За столом сидел флот-сержант в парадной форме, яркой, как цирк шапито; вся грудь – в планках незнакомых мне орденов. От правой руки осталось так мало, что китель ему сшили вовсе без рукава… А подойдя к барьеру, я увидел, что у военного и ног нет.

Но его это как будто нисколько не смущало.

– Доброе утро, – поздоровался Карл. – Я хочу вступить в армию.

– Я тоже, – добавил я.

Сержант не обратил на нас ни малейшего внимания. Но, даже сидя, ухитрился отвесить поклон нашей спутнице: