– Я увидел почти все, что мне нужно было увидеть.
– И это вы разложили все на такие аккуратные стопки?
– Мы с Форстменом застали тут страшный разгром. Кто-то успел порыться в квартире до нашего прибытия. Может быть, тот же тип, который стащил вещи Кении из хосписа.
– Его вещи всего лишь временно затерялись, – не столько сказала, сколько рявкнула она.
Он кивнул, решив не спорить на эту тему. Поставил телефон на пол и начал подниматься с матраса. Ему хотелось сделать это изящно и непринужденно, однако усилие оказалось чрезмерным, и его повело в сторону. Мэри, подавшись вперед, успела поддержать его.
– Где мои двадцать один, – вздохнул он.
– Что?
Он улыбнулся. Он никогда не понимал, что его улыбка производит на некоторые женские сердца сокрушительное воздействие.
– Это строчка из одного стихотворения. Мой приятель часто цитирует ее, чтобы напомнить, что мы все уже не молоды.
– А когда мне было двадцать один, я услышала такой стишок:
Раздай все кроны, фунты, все гинеи раздай,
А сердце – ни в какую, его не отдавай,
Уж лучше все до нитки раздай и растеряй.
Но мне было всего двадцать один и я этого, конечно, не поняла.
– А я в том же возрасте, в двадцать один, услышал:
Коль разобьется сердце, накинется тоска И не отпустит горе тебя наверняка.
Теперь мне сорок два, и я в полной мере оценил правоту этих слов. – Он снова улыбнулся. – Хотя, собственно говоря, мне было тогда не двадцать один, а двадцать два.
– Значит, теперь вам сорок два?
– В этом роде.
– Хотелось бы мне познакомиться с этим вашим приятелем, который любит стихи.
– Если вы хотите выпить кофе, то это можно сделать прямо сейчас.
Последний раз застыв в дверном проеме, он выключил свет. Словно понадеявшись на то, что темная квартира в последний миг что-нибудь подскажет.
– Эй, что там происходит? – донеслось с нижней лестничной площадки.
Свистун закрыл дверь и следом за Мэри спустился по лестнице.
Пожилая женщина в халате, волосы которой были убраны под сетку, с явным подозрением уставилась на них обоих.
– Кто вы такие? – спросила она.
– Я пришел с родственником мистера Гоча, – ответил Свистун.
– А вы тоже родственница? – язвительно спросила женщина у Мэри.
– Нет, она со мной. А родственник мистера Гоча уже уехал.
Старик, который приехал с вами? Я его ви-дела. А как насчет мужчины в черном? Он что, тоже Родственник?
Что еще за мужчина в черном?
– Он прибыл на место первым.
– А как он выглядел?
– Ему, по-моему, лет тридцать. Черная рубашка, черные брюки. Черные волосы на пробор, сзади заплетенные в косичку красной резинкой или ленточкой.
– Вам бы на суде свидетельницей выступать.
Свистун поглядел на Мэри. Она вроде бы смутно вспомнила человека из закусочной, но тут старуха сказала:
– А я и выступала, причем не раз.
– Не знаю я никакого мужчину в черном, – сказал Свистун. – Я прибыл со стариком. Он попросил меня задержаться и все хорошенько осмотреть.
– Чего ради?
– Просто, чтобы проверить, все ли в порядке.
– В каком смысле?
– Сам не знаю.
– О чем вас ни спроси, ничего-то вы не знаете.
– Но вам не о чем беспокоиться, – сказал Свистун. – Просто объясните мне…
– А я и не беспокоюсь. Что я, по-вашему, беспокоюсь?
– … как найти управляющего.
– Это как раз я и буду. Иначе чего ради я бы тут разгуливала в халате. Как вас зовут?
– Свистун. То есть Уистлер. Моя фамилия Уист-лер. А это вот Мэри Бакет.
– Свистун и Бакет! Нарочно не придумаешь. Но вы-то это как раз придумали.
– Мы вас не обманываем, – сказала Мэри. -Миссис…?
– Прагер.