Уже собираясь уйти, он заметил на столике пергамент, перья и тушь. Канаан работал над очередным изречением. Предварительный набросок он сделал карандашом, да и то не довел до конца. Если, конечно, Свистун правильно запомнил сказанное в Ветхом Завете.
"Мне отмщение… " – успел записать Канаан.
"И аз воздам, " – мысленно закончил Свистун.
Глава тридцатая
Диане было двадцать пять лет. Два последних года она провела в Хуливуде. За это время она успела обзавестись полдюжиной друзей, тремя сотнями знакомых и за деньги пропустить через себя тысячу двести одиноких, голодных и сексуально одержимых мужиков.
Две Бобби – Дарнел и Лэмей – были ее подружками. Кении Гоч и Джо, дневной бармен в «Лу» – друзьями. Старшая сиделка лос-анджелесского хосписа Мэри Бакет и фотограф Раймон Радецки, предпочитавший называть себя Раабом, замыкали полдюжину. Впрочем, с Раабом, который значился именно так на визитных карточках, на рубашках с монограммами и на золоченой вывеске своей студии в Западном Голливуде, дело обстояло не так просто, и она не взялась бы однозначно определить природу собственных отношений с ним. Иногда он смешил ее до слез, а бывало, и пугал до смерти.
Он сидел на диване, возясь с фотокамерой и то и дело фотографируя Диану, стоящую у стеклянных раздвижных дверей собственной квартиры с видом на город с холма. Это была прекрасная квартира с балконом. В ясный день отсюда можно было разглядеть башню мэрии на Беверли Хиллз.
В гостиной на стенах висели натюрморты в рамочках, на кухне было полно игрушечных кошек и собачек; над постелью виднелись две картины: Христос на кресте и кровоточащее сердце в терновом венце. Диана редко принимала клиентов у себя дома.
– Город постепенно подыхает, – сказала она.
– О чем это ты?
– Он утратил аромат. Он похож на жвачку, в которой уже не чувствуется ни мяты, ни сахара.
– Ты собралась куда-нибудь?
– А почему бы и нет? Все свое я вожу с собой.
– Имеешь в виду что-нибудь конкретное?
– Подумываю об американском Самоа.
– Интересно, откуда ты вообще узнала про это место?
– Обратила на него внимание, когда подавала налоговую декларацию.
– Что-то я не понимаю. Что еще за налоговая декларация?
– Разумеется, я ее подаю. И еще страховку выплачиваю.
– И какой же род собственных занятий ты указываешь?
– Терапевт.
Рааб расхохотался. Она уставилась на него, не понимая, что же тут смешного.
Когда люди свободных профессий оказались обязаны заполнять анкету с уточнением рода занятий, она тщательно рассмотрела весь формуляр и нашла, что вписывается в категорию врачевателей.
– Ну, и что ты скажешь?
– Насчет того, что ты терапевт?
– Насчет путешествия на американское Самоа. Я встретила парочку парней оттуда. Огромные, как шкафы.
– Это тебя и привлекло, Ди? Парни огромные, как шкафы?
– Привлекло?
Она уже и думать забыла о том, что ее привлекает, а что не привлекает.
– Я хочу сказать: совершенно необязательно, чтобы у парня, огромного как шкаф, и член оказался огромным, как у жеребца.
– Ты бы прикусил язычок. Эти габариты меня совершенно не интересуют. А ищу я место, где можно лечь на песочек и немного отдохнуть.
Зазвонил телефон. Сперва заговорил автоответчик, но не успел он сообщить о том, что хозяйки нет дома, как сама Диана схватила трубку.
– Здесь я, здесь, – наигранно приподнятым голосом, однако не в силах скрыть скуку, защебетала она. – А кто это говорит?
Но и ей, и ее собеседнику пришлось подождать, пока не отбарабанит свое автоответчик.
– Надо бы починить эту штуку, – сказала она, подсаживаясь на диван к Раабу. – Он ведь так не должен себя вести, этот автоответчик. Должен останавливаться, едва я сняла трубку. Так что, прошу прощения. Кто это говорит?
Рааб рассматривал безукоризненно отманикю-ренные ногти. Он носил их заостренными, как у гитариста.
– Свистун? Это что, имя? Или фамилия? Или кличка? Это потому, что вы свистите, когда мимо вас проходит хорошенькая девушка? – вопрошала меж тем Диана.
Рааб с интересом посмотрел на нее. Ему уже звонили по радиотелефону. И упомянули Свистуна как человека, с которым нужно держать ухо востро.
– Кто-нибудь послал вас ко мне? – спросила Диана.
Ее лицо исказила гримаска боли или гнева.
– Кто? Кении Гоч? Но Кении Гоч умер. – Она закрыла микрофон ладонью и спросила у Рааба: – А что, на улице разве не знают, что Кении Гоч умер?
Кивнув, Рааб подсел поближе, чтобы слышать и то, что говорилось на другом конце провода.
– Я дружил с Кении, – сказал голос Свистуна. – И мне хотелось бы поговорить с вами о нем. Если вы, конечно, не против.
– А о чем тут разговаривать? Диана убрала руку с микрофона.
– Ну, вы дружили с Кении, и я с ним дружил, вот я и подумал.
– Вы хотите сказать, что вам просто приспичило поговорить про Кении. Значит, он не порекомендовал вам моих услуг?
– Услуг? Нет. А что у вас за услуги?
– Ладно, проехали, – сказала она. – Просто удивляюсь, что это за друг такой у Кении, о котором я никогда не слышала. Я хочу сказать, раз уж он рассказал вам обо мне, то почему ничего не сказал мне про вас? Особенно, раз у вас такое смешное имя. Я хочу сказать, друзьям о таком рассказывают, хотя бы ради забавы. Вы понимаете, о чем я?
Свистун рассмеялся.
– Бывают и такие случаи: один человек не хочет знакомить своих друзей друг с дружкой, а почему – об этом никому не известно.