Сент-Ив

– Хорошо, хорошо! – сказала старуха. – Вот и ваш преданный друг погонщик. Вероятно, он торопится; я же не успокоюсь, пока вы не уйдете отсюда, и я не вымою посуды так, чтобы, когда проснется моя служанка, все уже было в порядке. Слава Богу, когда она спит, то ее трудно разбудить!

Утренний свет начал придавать голубой оттенок листве садовых деревьев; свеча, с которой я завтракал, бледнела перед ним. Старуха встала; волей-неволей мне пришлось последовать ее примеру. Все время я ломал голову, придумывая какой-нибудь способ сказать слова два Флоре наедине или написать ей записку; окна были открыты настежь, как я предполагал, чтобы развеять все следы завтрака. На лужке, лежавшем против дома, показался мастер Рональд; моя старая колдунья высунулась из окна и заговорила с ним, сказав:

– Рональд, кто прошел вдоль стены, не Сим?

Я ухватился за представившийся мне случай; как раз за спиной старухи были перо, чернила и бумага. Я написал: «Я люблю вас», но не успел прибавить ни одного слова, не успел и зачеркнуть написанного, как уже снова очутился под огнем взгляда, смотревшего на меня через золотой лорнет.

– Пора! – начала старая дева, потом, заметив, что я делаю, прибавила: – Гм… вам нужно написать что-нибудь?

– Несколько заметок, – ответил я, быстро нагибаясь.

– Заметок? Не записку?

– Я не вполне понимаю вас – вероятно, это происходит вследствие того, что тут есть какая-нибудь тонкость английского языка, которая от меня ускользает.[7 - Note – записка; notes – заметки.]

– Постараюсь объяснить вам, виконт, вполне понятным образом то, что я хотела сказать. Надеюсь, вы желаете, чтобы на вас смотрели как на джентльмена?

– Неужели вы можете в этом сомневаться, сударыня?

– Я, по крайней мере, не знаю, так ли вы поступаете, чтобы заставить себя считать джентльменом, – ответила старуха. – Вы явились ко мне в дом уж не знаю, каким путем. Полагаю, вы согласитесь, что вам следовало бы чувствовать ко мне некоторую благодарность, хотя бы за тот завтрак, которым я вас угостила, что вы для меня? Случайно встреченный молодой человек, не имеющий ничего замечательного ни в наружности, ни в манерах, с несколькими английскими кредитными билетами в кармане и с головой, которая оценена. Я приняла вас в свой дом, хотя и не вполне по доброй воле, а теперь желаю, чтобы ваше знакомство с моей семьей этим и ограничилось.

Вероятно, я вспыхнул, говоря:

– Сударыня, мои заметки не играют большой роли, и ваше желание послужит для меня законом. Вы усомнились во мне и высказали это. Я разрываю то, что написал.

Конечно, вы поверите, что я совершенно уничтожил бумажку.

– Вот теперь вы поступили как славный малый, – сказал мой дракон и повел меня к среднему лужку.

Там нас уже ожидали брат и сестра; насколько я мог рассмотреть их в неясном свете утра, оба они, по-видимому, за это время пережили очень много тяжелых минут. Казалось, Рональду было стыдно при тетке посмотреть мне в глаза, он представлял собою воплощенное смущение. Флора же едва успела взглянуть на меня, потому что дракон схватил ее за руку и повел через сад; кругом стояла полумгла рассвета, тетка не говорила с племянницей, Рональд и я в молчании шли за ними.

В той высокой стене, на которой я сидел накануне утром, виднелась дверь. Старуха отперла ее ключом; по другую сторону стены стоял плотный человек, простолюдин; под мышкой он держал толстую палку и обеими руками опирался на сложенные камни. Старуха сейчас же заговорила с ним.

– Сим, – сказала она, – вот тот молодой господин, о котором я говорила вам.

Сим ответил нечленораздельным звуком и движением руки и головы, что должно было изобразить приветствие.

– Ну, мистер Сент-Ив, – сказала старуха, – вам уж давно пора в путь. Но прежде позвольте дать вам ваши деньги. Вот четыре фунта бумажками, остальное мелочью, серебром; удержано шесть пенсов. Некоторые, кажется, берут за учет шиллинг, но я дала вам блаженную возможность думать, будто баланс меньше. Распоряжайтесь деньгами поблагоразумнее.

– А вот, мистер Сент-Ив, – впервые заговорила Флора, – плед. Он пригодится вам во время тяжелого путешествия. Я надеюсь, что вы примете его от одного из ваших шотландских друзей, – прибавила она, и ее голос дрогнул.

– Настоящий остролистник, я сам срезал его, – сказал Рональд, подавая мне такую отличную дубину, лучше которой нельзя было и желать для драки.

Церемония передачи подарков и ожидание, выражавшееся во всей фигуре погонщика, – все вместе говорило мне, что я должен уйти. Я опустился на одно колено и попрощался с теткой, поцеловав ее руку. То же самое я сделал и относительно ее племянницы, но на этот раз с горячим увлечением! Что же касается Рональда, я обнял его и поцеловал с таким чувством, что он потерял способность говорить.

– Прощайте, прощайте! – сказал я. – Я никогда не забуду моих друзей! Вспоминайте когда-нибудь обо мне!

Я повернулся и пошел прочь. Едва мы с Симом отошли на несколько шагов, как я услышал, что в высокой стене закрылась дверь. Конечно, это сделала тетка, ей также хотелось на прощанье сказать мне несколько колких слов. Но если бы я даже выслушал их от нее, это не произвело бы на меня ни малейшего впечатления; я был вполне уверен, что между моими поклонниками, оставшимися в Суанстонском коттедже, старая мисс Гилькрист была одной из наиболее горячих и искренних.

Глава X

Гуртовщики

Мне приходилось делать некоторое усилие, чтобы идти рядом с моим спутником, хотя он безобразно раскачивался на ходу и с виду шел не особенно скоро, но мог по желанию передвигаться очень быстро. Мы смотрели друг на друга: я с выражением естественного любопытства, он, по-видимому, с чувством сильного неодобрения. Потом я узнал, что Сим был предубежден против меня: он видел, как я опустился на колено перед дамами, и вследствие этого признал меня идиотом.

– Итак, вы в Англию? Да? – спросил он.

Я ответил утвердительно.

– Ну, мне кажется, что дорога для нас хороша, – заметил погонщик и погрузился в молчание, которое не нарушалось в течение четверти часа; двигались мы не спеша.

Наконец мы вышли на зеленую долину, вившуюся между горами и холмами. Посередине ее текла маленькая речка, образовавшая множество чистых, прозрачных заводей. Подле одного из дальних разливов я рассмотрел косматое стадо и пастуха, казавшегося двойником Сима. Второй пастух завтракал хлебом с сыром. Завидя нас, Кэндлиш (впоследствии я узнал, что двойника Сима звали Кэндлишем) встал нам навстречу.

– Он пойдет с нами, – сказал Сим, обращаясь к товарищу, – старуха Гилькрист пожелала этого.

– Хорошо, хорошо, – ответил второй пастух; потом, вспомнив об учтивости, он с серьезной усмешкой посмотрел на меня и заметил: – Какой прекрасный день.

Я согласился с ним и осведомился о том, как он поживает.

– Славно, – послышалось в ответ.

На этом обмен любезностями прекратился; погонщики принялись сгонять скот. Это, как вообще все, что касалось управления стадом, исполнялось с помощью двух красивых, умных собак. Сим и Кэндлиш давали им только немногосложные приказания.

Мы спускались с холма по крутой зеленой тропинке, которой я сначала не заметил. Кругом раздавались крики болотных птиц, слышалось, как скот жевал и чавкал; животные ели и, по-видимому, все не могли насытиться, а потому мы продвигались вперед утомительно медленным образом. Мои спутники шли среди стада в полном молчании, которым я мог только восхищаться. Чем больше я смотрел на погонщиков, тем более меня поражало их сходство, доходившее до смешного. Оба они были одеты в грубое платье из домашней ткани, оба держали по одинаковой палке, у обоих под носом виднелись следы табака; оба несли по пледу, сделанному из материи, которая называется пастушьим тартаном. Глядя на Сима и Кэндлиша сзади, было положительно невозможно различить их одного от другого, и даже смотря им в лица, я находил между ними значительное сходство. Несколько раз старался я вызвать моих спутников на обмен мыслями, хотел, по крайней мере, заставить их произнести какие-нибудь человеческие слова, но в ответ мне слышались только «да» или «нет»; но затронутая тема замирала без звука. Я не скрою, что это опечалило меня, и когда через некоторое время Сим предложил мне табаку, лежавшего в бараньем роге, с вопросом: «Вы употребляете это?», я ответил со значительным оживлением: «Сэр, я готов был бы понюхать табаку, чтобы немного сблизиться с вами, право». Но и этой шутки не раскусили мои спутники, или, по крайней мере, она не смягчила их.