– Вот в том-то и дело, люди никогда не думают об этом, иначе этот ужасный порядок вещей не продолжался бы до сих пор. Попробуйте теперь хоть вникнуть в то, что я сказал сейчас. И не думайте, что я говорил здесь за нищих вообще. Я не очень жалею, – может быть, я и неправ, – продолжал Том задумчиво, – может быть, я не прав, в чем я, впрочем, сомневаюсь, но, во всяком случае, это факт, – я не очень жалею молодых, здоровых нищих, и принял себе за правило никогда ничего не давать молодым нищим, просящим подаяния, даже малым детям, потому что я очень хорошо знаю, что их послали просить милостыню их ленивые, негодные родители. Я стою только за нищих стариков и старух, потому что, каковы бы они ни были, хороши или дурны, они не могут помочь сами себе. Когда человек падает на улице, в изнеможении от какой-нибудь ужасной болезни, поразившей его мускулы, расслабившей его нервы, заставившей трепетать его сердце и судорожно сокращаться его кожу, – в состоянии ли бы вы были, посмотрев на него, пройти мимо, не думая об нем?
– О, нет! – воскликнул Фред выразительно. – Я не прошел бы мимо, я бы остановился и оказал бы ему помощь.
– Теперь позвольте мне спросить вас, – продолжал Том серьезно, – какая разница, происходит ли слабость мускулов и сердцебиение от болезни или от дряхлости, за исключением разве того, что последняя неизлечима? Разве нет у этих женщин таких же чувств, как и у других женщин? Думаете ли вы, что нет между ними таких, которые знали лучшие времена? Они вспоминают о своих сыновьях и дочерях, умерших или отсутствующих, и вспоминают, может быть, точно так же, как и старые женщины, находящиеся в лучших обстоятельствах, только у них нет средств освободиться от гнетущих их мыслей. Они сохраняют в себе всю энергию, у них хватает решимости таскаться из конца в конец по городу, может быть, босыми и в холод, прося Христа о куске хлеба, и питаясь только тем, что могут найти между кучами золы. Они, может быть, сетуют о былом благосостоянии и о былых временах и вспоминают о днях, когда их ноги были крепки и щеки гладки, – ведь они не всегда же были «ведьмами», – вспоминают, как у них когда-то были друзья, которые любили их и ухаживали за ними; а теперь вот они стары, одиноки и покинуты всеми.
Том остановился и положил руку на лоб, на лице его выступила краска.
– Вам, может быть, покажется странным, – продолжал он, – что я так говорю с вами о нищих старухах, но я глубоко сочувствую их плачевному состоянию. Молодые имеют возможность более или менее помогать себе сами, и у них есть сила облегчить свою скорбь надеждой, благословенной надеждой и твердо устоять против несчастия; но бедные старики и старухи, они не могут помочь себе сами, не могут облегчить своей печали, и до самого конца своих дней, которые им суждено прожить, у них нет никакой надежды, разве что надежда умереть, раньше или позже, и если можно, летом, когда ветер не так холоден и жесток.
– Но как же помочь этому, Том? – спросил Фред с выражением глубокого сострадания. – Если нам жаль нищих и если мы сочувствуем им (и, уверяю вас, вы заставили меня сочувствовать им), можем ли мы сделать для них хоть что-нибудь, как вы думаете?
– Не знаю, Фред, – возразил Том, принимая свой обыкновенный спокойный тон. – Если бы каждый город и каждое местечко Великобритании составили общества, главная цель которых состояла бы в том, чтобы не оставлять ни одного старика и ни одной старухи без попечения, – вот что могло бы облегчить их участь, – точно так же, если бы правительство честно приняло заботу о них на себя.
– Зовите всех сюда, мистер Больтон, – закричал капитан резким голосом. – Шесты сюда, да скорей отвязывай шлюпки.
– Эй! Что там случилось? – спросил Том, вдруг опомнившись.
– Я полагаю, что приближаются ледяные горы, – заметил Том. – Фред, прежде чем мы уйдем на палубу, обещайте мне исполнить то, о чем я попрошу вас!
– Хорошо, исполню.
– В таком случае, обещаете ли вы, в течение всей вашей жизни, особенно когда вы сделаетесь богаты или влиятельны, думать о нищих и действовать на пользу тех стариков и старух, которые не в состоянии заботиться о себе?
– Обещаю, – отвечал Фред, – но я не знаю, буду ли я когда-нибудь богат или влиятелен или в состоянии много помочь им.
– Без сомнения, вы этого не знаете. Но, если мысль о них придет вам в голову, обещаете ли вы остановиться на ней и применить ее к делу, если вам даст Бог возможность?
– Конечно, Том, я обещаю сделать все, что только средства позволят мне сделать.
– Хвалю вашу решимость, друг, и благодарю вас, – сказал молодой лекарь, спускаясь вниз и прыгая на палубу.
Здесь они нашли капитана, быстро шагавшего взад и вперед и, видимо, чем-то озабоченного. Сделав два или три оборота, он вдруг остановился и начал пристально смотреть с кормы.
– Натяните паруса, мистер Больтон, скоро, кажется, должен подняться ветер. Да чтобы гребцы гребли проворней!
Распоряжение было отдано, и скоро корабль был под тучей парусов, медленно подвигаясь вперед, между тем как две шлюпки буксировали между двумя огромными ледяными горами, постепенно приближавшимися друг к другу.
– А что, Боззби, нам, кажется, опасность угрожает? – спросил Фред, между тем как дюжий моряк стоял с шестом в руках и нетерпеливо смотрел на большую гору.
– Опасность? Да, молодой человек, угрожает опасность; эта вещь, как изволите видеть, весьма неприятная. Теперь нам не выпутаться из беды, – нет ни малейшего ветра, а мы плывем между двумя горами, которые, того и гляди, раздавят нас, как орех. Мы ведь не можем плыть ни направо от них, потому что поток несет нас в другую сторону, ни налево, потому что груда не позволяет: приходится плыть посереди их; пусть будет, что будет.
Опасность действительно была неизбежна. Две горы находились не более как на расстоянии ста ярдов одна от другой, и меньшая из них, плывшая, вероятно, вследствие потока, быстрее другой, подошла к большей на такое расстояние, что, казалось, готова была решить участь «Дельфина» в несколько минут. Гребцы работали, сколько у них было силы, но, при всем их усилии, они только медленно могли двигать корабль. Как бы то ни было, помощь явилась из рук Того, кто составляет последнее прибежище в минуту опасности. Ветер уже рябил спокойное море, постепенно приближаясь к кораблю как раз со стороны кормы, и навстречу ему натянут был сверху и снизу лисель; неопытному глазу казалось, что не было никакой соразмерности между широко натянутыми и далеко выдающимися направо и налево парусами и маленьким корпусом, который их поддерживал.
С замиранием сердца стояли наши герои на борту корабля, наблюдая за двумя горами и за приближающимся ветром.
И вот он наконец поднялся. Как будто несколько кошачьих лап, взбороздил он поверхность моря; паруса надулись на минуту, а потом снова повисли. Но этого было достаточно. Еще одно такое же дуновение, и корабль был уже вне опасности. Но прежде чем опасность прошла, выдающиеся вершины меньшей горы нависли уже над самой палубой. В эту критическую минуту ветер начал дуть постоянно, и скоро «Дельфин» очутился в открытой воде, оставив горы позади. Минут чрез пять после того, как корабль прошел, движущиеся горы столкнулись с грохотом громче громового удара; множество обломков с продолжительным гулом, подобным реву артиллерии, рухнули на то самое место, через которое не более четверти часа тому назад прошел корабль. А корабль через некоторое время бросало из стороны в сторону по волнам, которые вырывались из-под обрушивавшихся ледяных масс.
Глава VI
Ветер. – Корабль прикрепляется к ледяной горе. – Опасность со стороны скопления льдин. – Прозорливость Мивинса. – Моржи. – Ветер усиливается. – Цепи и канаты. – Борьба за жизнь. – Неожиданное открытие. – «Сдавление» и его ужасные последствия. – Корабль пристает к ледяной горе.
Опасность, о которой мы рассказали в последней главе, была только началом ужасов, продолжавшихся целую ночь. К счастью, как мы уже заметили выше, затруднения, с которыми пришлось бороться нашим путешественникам в эту ночь, не увеличивались ее темнотой. Вскоре после того, как корабль минул ледяные горы, с берега поднялся страшный ветер. Между берегом и «Дельфином» находилась целая полоса полураздробленных льдин, а по другую сторону корабля плыло ледяное скопление, представлявшее ужасную сцену распада отдельных глыб под влиянием сильного ветра.
– Держите от нее в сторону градуса на два, – сказал капитан Гай рулевому. – Нам следует привязать корабль к той вон горе, мистер Больтон, потому что, если этот ветер понесет нас на груду, то нас далеко отбросит в сторону, если только груда не сдавит нас и не пошлет ко дну.
Быть сдавленным составляет одну из бесчисленных опасностей, которым подвергаются мореплаватели в Арктическом поясе. Если корабль попадет между двух плавучих ледяных полей, то иногда случается, а в особенности во время бури, что льдины смыкаются и сжимают корабль с обеих сторон, – это и называется «сдавливанием».
– Да, – заметил Боззби, стоявший сложа руки возле кабестана. – Много, и даже очень много, хороших кораблей погибло от этого. Я сам, собственными глазами, видел, как однажды бриг был почти сплюснут двумя громадными плавучими льдинами; льдины сейчас же опять разошлись, и бриг пошел ко дну. Но, прежде чем он был сдавлен, экипаж спасся тем, что выскочил на льдину из корабля; тут на помощь им подоспел наш корабль и забрал их.
– Ну, на льдину-то уж плохо полагаться, – заметил Эмос Парр. – Я и сам видел что-то вроде сдавливания, о котором вы говорите; оно случилось с небольшой шхуной в Дэвисовом проливе, только льдины не сплюснули ее, а подняли кверху над водой, а потом снова бросили ее вниз.
– Скорей сюда кабельтовых[2 - Кабельтов – пеньковый канат особой свивки, употребляемый, как правило, в качестве швартовов или буксирных тросов.] и якорей!
Вмиг несколько человек уже работали на ботах, то поднимая, то бросая якоря; и несколько часов такой тягостной работы понадобилось для того, чтобы прикрепить корабль к горе. Но только работа стала приближаться к концу, как гора наклонилась, угрожая падением, – корабль быстро отскочил в сторону, а вслед затем и масса льда в несколько сот тысяч пудов обрушилась с того самого края горы, у которого корабль совсем уже было стал на якорь. Капитан решился плыть к берегу, в надежде найти удобное место, чтобы стать на якоре. Сначала льды представляли непреодолимую преграду, но наконец найден был канал, свободный от льдин, по которому корабль подплыл на расстояние нескольких сот ярдов от берега, представлявшего в этом месте высокий и крутой утес.
– Бросай здесь якорь, – закричал капитан.
– Да, да, сэр.
– Отпусти румпель. Теперь бросай.
Якорь полетел вниз под музыку гремящей цепи – звук, который еще не было слышно с того времени, как корабль покинул берега старой Англии.
– Лучше бы нам было подвинуться еще на несколько ярдов вперед, – заметил старший лейтенант. – Видите поток льда, который обходит вон тот мыс? Чего доброго, он затрет нас.
– Пожалуй, – возразил капитан, – только я боюсь, что нам не удастся избежать его по случаю берегового льда. Спускайте шлюпку, мистер Сондерс, да попробуйте бросить на льдину якорь; может быть, нам еще удастся подвинуться на несколько ярдов.
Приказание было исполнено, но, несмотря на все усилия матросов, корабль не мог пробраться через береговой лед. Между тем ветер усилился и снег повалил огромными хлопьями. С отливом поток льда, о котором мы только что упомянули, хлынул к кораблю. Сначала толчки были незначительны; плавучие льдины отбивались от носа корабля и уносились в стороны; но скоро нахлынули большие массы, и наконец одна из них уперлась в канат и с глухим шумом потащила якорь.
Фред Эллис, стоявший с младшим лейтенантом, посмотрел на него вопросительно.
– А, это плохо, – сказал Сондерс, слегка покачивая головой, – этот звук весьма неприятен для моего слуха. Если нас занесет в льдины, то Бог знает, что с нами станется.
– Пожалуй, нас еще затопит, сэр, – заметил жирный повар, проходивший в это время с блюдом. Миззль и теперь не перестал шутить, как ни плачевно было положение корабля и как ни ужасны могли быть последствия такого положения.
– Советую вам, сударь, держать язык за зубами, – воскликнул Сондерс с негодованием. – Занимались бы вы лучше своим делом и говорили только тогда, когда вас спрашивают.
Ледяная масса освободилась было от задерживавшего ее каната, но спустя несколько минут прикрепилась к нему другая, еще большая масса, и грозила унести его с собой.
В этой крайности капитан скомандовал поднять якорь, что, однако, нелегко было исполнить, и, когда якорь вытащен был на нос корабля, то обе его лапы оказались совсем отломанными, а веретено – гладко выполированным от трения льда.
Лед в огромном количестве с неудержимой силой покатился теперь вниз, и корабль попал в страшное скопление льдин, в которых он крепко засел и которые всю эту ночь несли его, по воле ветра, в неведомые северные страны. К еще большему бедствию и опасности путешественников, море покрыто было густым туманом, так что они сами не знали, куда занесут их льдины, а освободиться от них не было ни малейшей возможности. Ничего, следовательно, не оставалось больше, как плыть туда, куда несет ветер, и ожидать минуты, когда льдины разделятся и дадут возможность спастись.
На следующий день, под вечер, ветер стих и солнце засияло светло и ярко, а льдины по-прежнему плыли сомкнувшись и несли с собой корабль к северу.
– Мы далеко оставили за собой самый северный предел, до которого достигали мореплаватели, – заметил капитан Гай Фреду и Синглетону, облокотившись на перила и внимательно рассматривая ледяные поля.
– Извините, я не согласен с вами, капитан Гай, я думаю, что капитан Парри побывал еще дальше на севере, во время своей полярной экспедиции, – заметил Сондерс с видом человека, который приготовился защищать свою позицию до последнего.