Зов Юкона

Одичавшие псы, мы тянули носы, словно звери к теплу из тайги,
И от запаха девок, вина и белья в небеса уносило мозги.
Город это капкан для таких, как мы, ну а золото будит спесь:
Ты не хочешь часть, хочешь все и всласть, это все ты получишь здесь.
По колено в воде копаться в руде – это было уже не про нас,
Лучше золото сыпать на груди блядей и идти с танцорками в пляс.
Промотавшись в пух, потерявши нюх, мы совсем с катушек сошли,
И, продав рудник, еще через миг очутились вконец на мели.

Тут пришел ко мне Даго-малыш и сказал, что была ему весть в эту ночь…
От двоюродной бабки – она померла, но явилась во сне помочь;
И велела она на север идти, там тропа для диких зверей:
Мы пойдем той тропой за Полярной звездой, и судьба будет к нам добрей…
Я послал его к черту, но тут ко мне Оле Олсон пришел и сказал,
Что племянника мертвого видел во сне, тот в три года жить приказал;
Из толпы мертвецов племянник кричал о пути, что на север ведет
И упрется торцом за полярным кольцом в небывалый брильянтовый грот.
Я погнал его прочь, но в ту же ночь мне приснился двоюродный брат,
Он сказал мне, что вскоре у Полярного моря я найду невиданный клад.
Надо только пойти по лосиной тропе в долину, где правит смерть,
И по склону хребта спуститься туда, где встречаются море и твердь.
Разбудив дружков, я сказал, что готов на серебряном клясться Цепу,
Что это Рок, и пришел нам срок – искать золотую тропу.

И вновь мы укрылись в родной глуши, звери с душой детей…
Льдины крошились, как карандаши, с хрустом медвежьих костей,
Река тащила нас на горбу, а солнце, как на костре,
Сжигало тьму, и песни ему орали мы на заре.
Мы шли на шесте и на бечеве, и волоком через холмы,
Мы лодку сожгли, чтоб гвозди добыть, и новую сделали мы.
Мы на ощупь путь выбирали свой, в тумане кружа наугад,
Мы видели белым полярным днем нескончаемый солнца закат,
Протоку, где хариус тучей кишел, утеса узкий карниз,
Где бились бараны, и сбитый летел с тропы вертикально вниз,
Затон, где лось охлаждал свой пыл, забравшись по брюхо в грязь,
Скалу, с которой угрюмый медведь глядел на нас, не таясь.
Сквозь пену каньона мы плыли вперед, наш путь был ясен и прост —
Туда, где клыкастые морды гор рычали на стадо звезд.
Весна и лето, и осень прошли, жирный блеск покрыл небеса,
А мы все на север, на север брели, сквозь скалы и сквозь леса.

Была надежда, как ночь, слепа, и все-таки пробил час,
И нам открылась наша тропа – Господь не оставил нас:
Кровавыми язвами на ногах, душой, уставшей от бед,
Нащупали мы на мшелых камнях неприметный лосиный след.
И солнце блеснуло свинцом из тьмы, и снова сгустилась мгла
Луна, голодная, как и мы, качаясь, над нами плыла.
Стояла мертвая тишина – мы боялись ее спугнуть:
Оглохшему уху была слышна нездешнего мира жуть.

Придя в себя и отбросив страх, мы стали готовить ночлег,
И вдруг увидели в небесах огней серебряный бег:
Бесшумно они плясали в ночи, блестя сквозь желтый туман,
Как женские ножки, мелькали лучи в тени небесных полян,
И длился, длился их котильон, рождая в душе экстаз,
И мы смотрели, не зная, что он – только для Божьих глаз.
Забыли мы золотой свой сон, задумав иную блажь —
Найти небесный этот огонь, чтобы стал он навеки наш.

Край тундры палево-золотой был словно кровью облит,
На кочках ягель мерцал седой, как мрамор могильных плит.
По ним, меж ними, вперед, в обход – тропа уводила прочь,
И ужас, будто могильный грот, томил наши души всю ночь.
Дрожало небо живым огнем лиловым и голубым,
Опалом, яхонтом, янтарем с мерцанием золотым,
И вдруг – черта на своде ночном, как будто чей-то клинок,
Блистая сталью и серебром, его пополам рассек;
И словно конный отряд пролетел, знамена пронес во мгле,
Мечи сверкнули, и тучи стрел, горя, понеслись к земле.
На камни в ужасе рухнули мы, узрев, как духи огня,
Сошлись на поле небесной тьмы, друг друга разя и гоня.

И дальше пошли мы в рассветный час, болота кончились вдруг,
Туман предгорий окутал нас и небо, и лес вокруг.
По дну ущелья меж тесных скал отныне лежал наш путь,
Земля как будто, разинув пасть, забыла ее сомкнуть,
Набрякшие тучи роняли снег, с вершин спустилась зима,
И все на свете смешала вмиг метельная кутерьма.

Все выше нас уводила тропа по скользким ступеням скал,
И скоро влезли мы на ледник, ведущий на перевал,
Тут Даго-малыш сорвался вниз – лед занесло пургой,
Мы вытащили его живым, но с перебитой ногой.
Он сказал нам: «Парни, ноге – конец, а вместе с ногой и мне,
Но это бред идти на тот свет нам всем по моей вине.
Валите, покуда тропа видна, оставьте меня одного…»
Он злился и бредил, но мы, все равно, выхаживали его.
Однажды вижу, он смотрит в костер, и – мой револьвер у виска:
«Гляди, – усмехнувшись, сказал он мне, – если кишка тонка…»

Мы зашили его в холщовый мешок и подвесили на суку,
Нам звезды глаза искололи до слез, нагнав на сердце тоску.
Мы шагали молча, и страх и боль зажав глубоко в груди,
И снова северные огни, мерцая, шли впереди,
И снова свой ледяной балет плясали они на снегу
И словно огненный водоворот плескался в черном кругу.
Зеленый, розовый, голубой – как будто веер блистал,
Лучи невиданной красоты струил незримый кристалл,
Шипящие змеи свивались клубком и выгибались мостом,
В горящем небе огромный дракон раздвоенным бил хвостом…