Ночные крылья. Человек в лабиринте

Шел двенадцатый из двадцати часов, и я должен был вновь приступить к Наблюдению. Я подошел к повозке, открыл футляры, подготовил инструменты. Чехлы некоторых циферблатов пожелтели и выцвели. Стрелки индикаторов утратили светящееся покрытие. Пятна морской воды попортили корпуса приборов – напоминание о том, как в Земном Океане на меня напали пираты. Изношенные и потрескавшиеся, рычаги и узлы тотчас же откликнулись на мое прикосновение, стоило мне приступить к приготовлениям. Сначала Наблюдатель молится об обретении чистого и проницательного разу- ма. Затем создает внутреннюю связь с инструментами. Затем начинается само Наблюдение, выискивая на звездном небе врагов человечества. Таковы были мои умения и мое ремесло. Я крепко сжал ручки и рычаги, выбросил из головы все мысли и приготовился стать продолжением моего ящика с приборами.

Я успел лишь шагнуть за порог и вступить в первую фазу Наблюдения, когда чей-то глубокий, звучный голос окликнул меня сзади:

– Ну что, Наблюдатель, как дела?

Я без сил прислонился к повозке. Когда тебя внезапно отрывают от работы, испытываешь физическую боль. На мгновение мне в сердце как будто вцепились острые когти. Лицу стало жарко, глаза утратили фокус, во рту пересохло. Собравшись с силами, я принял надлежащие защитные меры, чтобы ослабить метаболическую утечку, и отделился от моих инструментов. Пытаясь по возможности скрыть дрожь, я обернулся.

Гормон, еще один член нашей маленькой компании, подошел ближе и с довольным видом встал рядом со мной.

Он улыбался, глядя на мои страдания, я же не мог злиться на него. Ни при каких обстоятельствах нельзя показывать вашу злость человеку, не состоящему ни в какой гильдии.

– Ты провел время с пользой? – спросил я, сделав над собой усилие.

– И с немалой. Где Авлуэла?

Я указал на небо. Гормон кивнул.

– Что выяснил? – спросил я.

– Что этот город – определенно Роум.

– В этом никогда не было ни малейших сомнений.

– У меня были. Но теперь у меня есть доказательства.

– Неужели?

– В кармане. Посмотри!

Из складок туники он вытащил походную торбу, положил ее на дорогу рядом со мной и раздвинул ее горловину ровно настолько, чтобы засунуть в нее обе руки. Негромко крякнув, он начал вытаскивать наружу что-то тяжелое – нечто вроде белого камня, – длинную мраморную колонну, как я теперь видел, с завитками, изрядно изъеденную временем.

– Из храма Имперского Роума! – торжествующе заявил Гормон.

– Тебе не следовало этого делать.

– Погоди! – воскликнул он и снова полез в свою торбу. На этот раз он извлек горсть металлических кругляшков, которые бросил к моим ногам.

– Монеты! Деньги! Ты посмотри на них, Наблюдатель! На них лики Цезарей!

– Кого-кого?

– Древних правителей. Разве ты не знаешь историю прошлых циклов?

Я с любопытством посмотрел на него:

– Ты утверждаешь, что не состоишь ни в какой гильдии, Гормон. Может, ты Летописец и скрываешь это от меня?

– Посмотри на мое лицо, Наблюдатель. Разве я могу принадлежать к какой-нибудь гильдии? Разве туда примут Перерожденца?

– Ты прав, – согласился я, глядя на его толстую, как будто восковую, золотистого оттенка кожу, глаза с красными зрачками, искривленный рот. В детстве Гормона кормили тератогенетическими препаратами; он был мутантом, по-своему красивым, но тем не менее монстром, Перерожденцем, существом вне законов и обычаев человека, которые приняты в Третьем Цикле цивилизации. Для таких, как он, никаких гильдий не существует.

– Это еще не все, – продолжил Гормон. Его торба была бездонной; в случае необходимости в ее сморщенную серую пасть можно запихнуть целый мир, и все равно она останется размером с ладонь. Гормон извлек из нее обломки каких-то приборов, свитки, угловатую вещицу из коричневого металла, не иначе как какой-то древний инструмент, три квадратика блестящего стекла, пять бумажек – бумажек! – и множество других допотопных вещей. – Видишь? – гордо сказал он. – Плодотворная прогулка, Наблюдатель! И это не просто случайная добыча. Все записано, все помечено – культурный слой, предполагаемый возраст, местоположение находок. Здесь у нас многие тысячелетия Роума.

– Имел ли ты право взять эти вещи? – с сомнением спросил я.

– Почему бы нет? Кто их хватится? Кому из этого цикла есть дело до прошлого?

– Летописцам.

– Чтобы делать свою работу, им не нужны предметы.

– Но зачем они тебе?

– Меня интересует прошлое, Наблюдатель. Пусть я и не состою ни в какой гильдии, у меня есть научные интересы. Что в этом такого? Ведь даже мутант может стремиться к знаниям, верно?

– Конечно, конечно. Стремись, если хочешь. Реализуй себя в чем хочешь. Это Роум. На рассвете мы войдем в него. Я надеюсь найти здесь работу.

– У тебя могут возникнуть трудности.

– Как так?

– Не сомневаюсь, что в Роуме и без тебя толпы Наблюдателей. Вряд ли там будет большой спрос на твои услуги.

– Я буду искать милости принца Роума, – сказал я.

– Принц Роума – суровый, холодный и жестокий человек.

– Ты с ним знаком?

Гормон пожал плечами.

– В некотором роде. – Он начал складывать свои находки обратно в походную торбу. – Впрочем, можешь рискнуть, Наблюдатель. Есть ли у тебя иной выбор?

– Нет, – ответил я. Гормон рассмеялся. Я даже не улыбнулся.

Гормон занялся изучением похищенных древностей. Если честно, его слова меня глубоко расстроили. Он казался таким уверенным в себе в этом полном неопределенности мире, этот изгой, Перерожденец, не состоящий ни в какой гильдии, монстр, не похожий на человека. Как он мог оставаться таким хладнокровным, таким спокойным? Он жил без забот, не тревожась о бедствиях, и издевался над теми, кто признавался в своем страхе. Гормон странствовал с нами уже девять дней, с тех пор как мы встретили его в древнем городе на юге, под вулканом на берегу моря. Я не предлагал ему присоединиться к нам. Он сам влился в нашу компанию, и я уступил просьбе Авлуэлы и согласился его взять. В это время года на дорогах темно и холодно, на них можно встретить множество опасных животных, и старику, путешествующему с девушкой, наверняка был смысл взять с собой сильного, мускулистого спутника, такого как Гормон. И все же бывали дни, когда я жалел, что взял его с нами, и сегодня был один из таких дней.

Я медленно вернулся к своим инструментам.

– Я помешал твоим Наблюдениям? – спросил Гормон, как будто до него это дошло только что.

– Да, помешал, – мягко сказал я.

– Извини. Тогда начни сначала. Я не будут тебе докучать.

И он одарил меня своей ослепительной кривой улыбкой, полной такого неподдельной искренности, что она затмила собой высокомерие его слов.

Я покрутил ручки, установил контакт с узлами, стал следить за показаниями приборов. Но я не вошел в режим Бдения, потому что чувствовал рядом с собой Гормона и боялся, что, несмотря на обещание не мешать мне, он в самый ответственный момент отвлечет мое внимание.