Срубить дерево

Но на четыреста семидесяти пяти футах она снова ему померещилась. Сверив высоту с Райтом, он случайно взглянул на ветку, с которой только что поравнялся, и увидел футах в двадцати от себя длинную ногу, тонкое лицо, золотые волосы.

– Стоп, – тихо сказал он Райту, расстегнул страховочный пояс и вылез из остановленного лифта на ветку. Он медленно подбирался к дриаде, которая даже и не думала убегать – стояла себе, прислонясь к стволу, в короткой, сплетенной из листьев тунике и лиственных же сандалиях до середины икры. Стронг начинал уже верить, что ему не чудится и она настоящая, и тут она пропала опять.

Другого слова не подобрать: не ушла, не убежала, не улетела. Даже и не исчезла, строго говоря – просто только что была здесь, а после ее не стало.

Стронг, сделав всего десяток шагов по ветке, непонятно с чего вспотел. Взмокло всё: лоб, шея, спина, грудь; форменная рубашка прилипла к телу.

Стронг вытер лицо носовым платком и сделал осторожный шажок назад. Дриада больше не появлялась, только солнце просвечивало сквозь листья там, где она стояла.

– Ты чего там? – спросил Райт.

– Порядок, – ответил, помолчав, Стронг. – На разведку ходил.

– И как оно?

Стронг не сразу сообразил, что Райт спрашивает про дерево. Он снова промокнул лоб, свернул платок, сунул его в карман и ответил:

– Большое. Просто здоровое.

– Ничего, справимся. Нам и раньше здоровые попадались.

– Не такие.

– Мы все равно его свалим.

– Я свалю, – уточнил Стронг.

– Ясное дело, – засмеялся Райт, – но мы всегда рядом, если понадобимся. Поехали дальше?

– Дай мне минуту. – Стронг вернулся в лифт и скомандовал: – Трогай.

На пятистах и пятистах девяноста футах он снова переместил трос. На шестистах листва поредела; ему удалось стрельнуть вверх на целых полтораста футов, и он проехал этот отрезок как настоящий турист.

Поднявшись до семисот, он установил на крепкой широкой ветви палатку. Отсюда ему местами виднелась деревня. Обработанные химудобрениями поля, протянувшиеся до самого горизонта, щетинились золотистыми ростками посеянной недавно пшеницы. Это местный сорт, равного ему во всей галактике нет. В середине лета колонисты снимут еще один из сказочных урожаев, благодаря которым стали миллионерами первого поколения.

Хозяйки суетились на задних дворах, гиромобили жуками ползли по улицам, детишки величиной с головастиков плескались в искусственных озерах, устроенных в каждом квартале. Картине недоставало только маляров или кровельщиков: крыши в этих домах не протекали, и краска с них не слезала – во всяком случае, до сих пор.

Стронг побывал только в одном местном здании – в туземном храме, который колонисты преобразили в гостиницу, – но владелец, он же и мэр, заверил его, что оно отличается от других домов разве что размерами и богатой отделкой. Такой плотницкой работы Стронг еще никогда не видал: невозможно определить, где фундамент переходит в пол, а пол в стены. Окна образуют одно целое со стенами, лестницы стекают вниз застывшими водопадами, искусственный свет исходит прямо из древесины.

Свой вывод о примитивности здешних туземцев прогрессисты, которых Стронг считал дураками, основывали на том, что они сравнительно поздно научились пользоваться металлами. Вон как ухватились колонисты за их единственную сохранившуюся деревню, как рьяно добивались от Галактического департамента разрешения поселиться в ней. Чудеса, которые туземцы творили с деревом, вполне искупают их неудачные опыты с железом и бронзой.

Забросив трос вверх еще трижды, Стронг вышел из лифта, надел верхолазный пояс, закрепил на нем нужные инструменты, защелкнул на правом бедре верхний конец рабочей веревки. Теперь он находился на высоте примерно девятисот семьдесяти футов; здесь крона сужалась конусом, повторяя пропорции давно вымершего американского вяза. Соорудив из страховочной веревки «пешеходную» петлю, Стронг отклонился назад на сорок пять градусов и обошел вокруг ствола, разглядывая верхние ветви. Для заброса рабочей он выбрал развилку футах в семнадцати над собой. Сделал и на ней петлю, свернул кольцом футов тридцать слабины, повернулся к стволу боком и выполнил бросок безупречно. Веревка зацепилась, кольцо, падая вниз, размоталось. Стронг без труда достал до петли, отвязал страховку и по двойной веревке залез наверх. Гравитация Омикрона-18 снизила 180 фунтов его веса до 157 с половиной – он даже и не запыхался. Уведомив Райта, он снял с пояса футляр с роликовым подшипником, укрепил его в развилке, пропустил вервку через почти не создающий трения желобок и снова закрыл коробку. Он не видел, что происходит на земле, но знал, что Райт сейчас переносит лебедку, заново укрепляет ее и ставит на нее катушку с рабочей веревкой. Не нужный пока лифтовый трос закрепят колышком у подножья ствола.

Убедившись, что веревка движется через подшипник свободно, Стронг прицепил к петле зажим и наметил футах в пятнадцати над собой страховочную развилку. Она обещала хороший доступ к участку на девяносто футов ниже верхушки, где ветви начинали превышать установленный Райтом стофутовый максимум. Стронг сделал заброс, стянул конец вниз и смастерил себе люльку. Выданный в школе справочник предлагает множество вариантов: двойной беседочный узел обеспечивает сиденье, тугой строп повышает маневренность. Еще там показывается, как управлять своим весом, чтобы перемещаться вверх-вниз. Если сделаешь все как надо, люлька станет твоим лучшим другом, говорится в инструкции. Для начала Стронг попытался передохнуть минут десять, но бьющее в глаза солнце мешало расслабиться даже с закрытыми веками. Люлька, похожая на серебристую лиану, покачивалась от легкого ветерка. Высота зашкалила уже за тысячу футов… подумать только. Самые высокие деревья, на которые Стронг до сих пор забирался, дотягивали только до пятисот.

Он ухватился за двойную веревку и опять полез вверх, подтягиваясь и помогая себе ногами – уверенно, не спеша. Энтузиазм придавал ему сил, кровь так и пела в жилах. Вот и развилка, а чуть выше еще одна, самая последняя. Выпустив из сапог шпоры, Стронг охватил ладонями темно-серый ствол толщиной всего с фут и гладкий, как женская шея. Вонзил в кору левую шпору, перенес вес на нее, вонзил правую. Даже с закрытыми глазами ты каждый раз чувствуешь, что вершина недалеко. Дерево под тобой раскачивается, ствол становится все тоньше, солнце пригревает сильнее, сердцебиение учащается.

Он уселся верхом в той, последней, развилке. Зеленое облако листвы, которое он видел теперь не снизу, а сверху, почти полностью закрывало деревню, но «великое пшеничное море», как мысленно окрестил его Стронг, предстало во всей своей необъятности.

В нем встречались архипелаги: разрушенные деревни, где торчали серые маяки погибших деревьев или высились горы упавших сучьев, перемежались складами из листовой стали, где хранились сеялки и комбайны, поставляемые колонистам Галактическим департаментом.

Колония располагала группой собственных островков: водоочистная станция, мусоросжигатель и крематорий. Недавно к ним прибавилась лесопилка, где будет перерабатываться вот это самое дерево.

Еще один ценный урожай, ибо древесина на Омикроне Кита-18 стоит дорого – почти не меньше, чем на Земле. Колонистам, правда, придется отвалить недурную сумму компании «Древоповал».

Стронг не питал симпатии к поселенцам, зная не хуже Синего Неба, что они творят с почвой и как будет выглядеть Омикрон Кита-18 через какие-нибудь полвека. Иногда он их ненавидел, но трудно ненавидеть кого-то, когда ветер раздувает твою рубашку и солнце гладит лицо, когда под тобой весь мир, а выше тебя только небо.

Он выкурил сигарету, наслаждаясь всем этим. Загасив ее о сапог, он заметил кровь на большом и указательном пальцах.

Сначала он думал, что порезался, но никаких ранок на пальцах не было. Ногу повредил, что ли? Вон и на шпоре кровь… Только теперь Стронг увидел кровавый след, оставленный им на стволе: он повредил не себя, а дерево.

Листья трепетали, ствол лениво покачивался. Это просто сок такой, сказал себе Стронг. Сок не обязательно бывает прозрачным, пигменты могут окрашивать его в любой цвет – пурпурный, бурый, синий, кроваво-красный… Нет такого закона, чтобы сок был бесцветным.

Но Райту, когда тот вышел на связь, Стронг не сказал ни слова.

– Ну что, готов? – спросил Райт.

– Нет еще, поразведать надо.

– Ты сегодня только этим и занимаешься.

– И что с того?

– Ну, раз ты всех дриад себе присвоил, не буду мешать. Не по возрасту мне на такую высоту лезть. Я что сказать-то хотел: мы пойдем пожуем, тебе тоже советуем.

– Ладно, – ответил Стронг, но есть не стал, хотя паек лежал у него в кармане. Он выкурил еще сигарету, спустился к люльке, вытер платком красный сок с ладоней.

Потом, уже в люльке, соскользнул до конца рабочей веревки и прицепил зажим к поясу. Немного ниже начиналась первая стофутовая ветвь. Пройдя примерно две трети ее длины, он пристроил зажим так, чтобы тот при натяжении веревки вошел поглубже. Успокоенный этими привычными действиями, он доложил шутейно:

– Готовность номер один, мистер Райт.

– Что-то быстро вы отобедали, мистер Стронг, – отозвался тот.

– Неохота волынить, когда имеешь дело с деревом такого размера.

– Ладно, включаю лебедку. Скажи, когда натянется.

– Слушаюсь, мистер Райт.

Провисшая дугой рабочая веревка вскоре образовала прямую линию. Услышав треск, Стронг скомандовал «стоп» и спустился в люльке ниже намеченной ветки. Там он достал лучевой резак, настроил дальность на десять футов и хотел уже нажать спуск, но тут на периферии его зрения снова мелькнул некий посторонний объект. Он посмотрел туда, где трепетали листья на фоне неба, и увидел дриаду.

– Ждем только вас, мистер Стронг.

Он вытер рукавом заливающий глаза пот. Дриада примостилась на сучке, слишком маленьком для нее. Ее наряд полностью сливался с листвой: если бы не медовая кожа и копна золотых волос, Стронг мог бы поклясться, что она ему снова привиделась. Может, это и вправду видение: лицо – раскрывшийся только что цветок, руки и ноги – золотые полоски пшеницы на поле, волосы – солнечное пятно.

Он снова протер глаза, но она не исчезла. Он помахал ей, чувствуя себя как полный дурак. Включил языком рацию и крикнул: «Уйди отсюда!» Она не обращала на него никакого внимания.

– Ну, чего ты там? – нетерпеливо осведомился Райт.