Николас пошел спать, отказавшись ужинать, но не потому, что ему было жаль расставаться с командой, как думали родители. Ему было стыдно за отца, за его слабость, за то что отец не умел проявить силу, заставить других уважать его, то есть в глазах окружающих он был полный ноль.
Николас и Тукан припарковали “Беверли” перед огромным магазином-складом китайского ширпотреба. Казалось, что стены вот-вот лопнут от распиравших их изнутри товаров. Бесконечные стеллажи, доверху набитые лампочками, канцтоварами, вышедшей из моды одеждой, детскими игрушками, петардами, поблекшими от солнца упаковками чая и печенья вперемешку с кофеварками, памперсами, рамками для фото, пылесосами и даже мопедами, которые можно купить как целиком, так и по частям. Нагромождение предметов, не поддающееся никакой логике, единственный критерий – строжайшая экономия пространства.
– Чертовы китайцы, весь Неаполь прибрали к рукам… – Тукан позвонил в звонок, возвещавший о прибытии нового клиента.
– Так и есть, – отозвался Николас, – скоро мы им платить будем, чтобы жить здесь.
– Откуда ты знаешь, что они продают оружие? – друзья обходили ряды, где один китаец безуспешно пытался всунуть костыль в кучу подобных, а другой покачивался на шаткой стремянке, закидывая наверх очередную пачку бумаги.
– Сидел в чате, мне сказали, что здесь нужно спрашивать.
– А, так, значит?
– Да, чего они только не продают. Нам нужен Хан.
– По-моему, у них денег куры не клюют, – заметил Тукан.
– Однозначно. Лампочек покупают больше, чем наркоты.
– Я бы покупал только наркоту, зачем мне лампочки?
– Наркоман чертов. – Николас, смеясь, сжал ему плечо и обратился к стоявшему рядом продавцу: – Извините, нам бы Хана.
– Кого хотите? – продавец говорил с явным неаполитанским акцентом. Друзья уставились на китайца и не заметили, как окружавший их муравейник вдруг замер. Даже парень на шаткой стремянке повернулся и смотрел на них сверху, сжимая в руках пачку офисной бумаги.
– Кого хотите? – снова спросил китаец. Николас собрался повторить свои слова, но тут средних лет китаянка, сидевшая за кассой у входа, принялась громко орать:
– Убирайтесь, вы оба, вон, вон отсюда! – Она даже не привстала со своего места, на котором удобно устроилась, чтобы целый день взымать с покупателей дань. Николас и Тукан смогли разглядеть размахивавшую руками толстуху в цветастой кофте, указывавшую им на дверь, в которую они вошли.
– Эй, синьора, в чем дело? – спросил было Николас, но толстуха не унималась: “Вон, вон отсюда!”, – а продавцы, раскиданные прежде по всему магазину, теперь потихоньку окружали их.
– Чертовы китайцы, – прошипел Тукан, уводя Николаса прочь. – Вот видишь, не надо верить тому, что болтают в чате…
– Чертовы китайцы, – повторил Николас. – Когда мы будем командовать, мы им покажем, чтоб мне сдохнуть. Этих китайцев тут больше, чем муравьев. – И он в ярости толкнул статуэтку кота, стоявшего на псевдоантичном комоде у входа. Кот взлетел и с грохотом приземлился на одну из касс, но разъяренная женщина не унималась.
Они сели на скутер, Тукан бубнил себе под нос:
– Я так и знал, что все фигня. – И поехали в направлении улицы Галилео Феррариса. Прочь от Чайна-тауна. Ничего не поделаешь.
Вскоре они заметили, что в хвост их скутеру пристроился мотоцикл. Они прибавили газу, мотоцикл тоже ускорился. Гнали на всех парах, стремясь поскорее доехать до площади Гарибальди и затеряться в потоке машин. Джимхана, дриблинг[14 - Джимхана – вид автоспорта, получивший распространение в Японии, США, Великобритании и Южной Африке. Дриблинг (от англ. “ведение мяча”) – в ряде видов спорта маневр с мячом.] среди автобусов, машин, мопедов, прохожих. Тукан все время оборачивался, проверял, не оторвался ли их преследователь, и пытался угадать его намерения. Это был китаец неопределенного возраста, однако рассерженным он не выглядел. Тут китаец принялся сигналить и махать им рукой, призывая остановиться. Они свернули на улицу Арнальдо Луччи и остановились, немного не доехав до Центрального вокзала – границы между Чайна-тауном и неаполитанской цитаделью. Николас резко затормозил, мотоцикл китайца встал рядом. Взгляды друзей были прикованы к тонким рукам китайца, вдруг ему взбредет в голову вытащить нож или того хуже. Вместо этого он протянул им руку и представился:
– Я – Хан.
– А, это ты? Какого хрена твоя мамаша выгнала нас из магазина? – взорвался Тукан.
– Это не моя мать.
– Ладно, вас не разберешь, все вы на одно лицо.
– Что вам нужно? – спросил Хан, вскинув подбородок.
– Ты знаешь, что нам нужно…
– Тогда поехали со мной. Едете или нет?
– А куда ты нас везешь?
– В гараж.
– Ладно, – они кивнули, поедут за ним. Приходилось возвращаться назад, движение в этом районе Неаполя было очень оживленным. Китаец и не подумал разворачиваться на площади; мопеды использовали пространство, оставленное между бетонными блоками пешеходам. Они выехали к отелю “Терминус”, оттуда снова на улицу Галлилео Феррариса и снова налево на улицу Джантурко. Николас и Тукан отметили, что на очередном перекрестке они свернули налево на улицу Брин. Яркие краски и суматоха остались позади. Брин – улица-призрак. На зданиях висели растяжки “Сдается в аренду”, у одного из них Хан остановился. Кивком пригласил их войти и занести внутрь мопеды. Переступив порог, они оказались во дворе, окруженном складами: одни из них были сломаны и заброшены, другие – забиты всяким барахлом. Вслед за Ханом вошли в гараж, с виду такой же, как и прочие, только внутри все было в идеальном порядке. Там лежали в основном игрушки, копии известных брендов, более или менее откровенные подделки. Выкрашенные в разные цвета бесконечные стеллажи, чего только там не было! Несколько лет назад, попав в такое место, они с ума сошли бы от счастья.
– Теперь мы знаем, что Санта-Клаус затаривается подарками у китайцев!
Хан усмехнулся. Он был неотличим от других продавцов китайского магазина, возможно, он и был там, когда они пришли, и тоже усмехнулся, узнав, что его ищут.
– Сколько у вас?
У них было больше, но решили начать с малого:
– Двести евро.
– Из-за двухсот евро я б и не пошевелился, у меня ничего нет за такие деньги.
– Тогда мы пошли, – сказал Тукан, направляясь к выходу.
– Поищите хорошенько, смотрите, что у меня есть…
Он сдвинул в сторону коробки с пластмассовыми пулеметами, куклами, ведерками и достал два пистолета:
– Это франкотт, револьвер. – И вложил его в руку Николаса.
– Черт, какой тяжелый.
Пистолет был очень старый, восьмимиллиметрового калибра, красивой в нем была только деревянная рукоятка, гладкая, сильно потертая, она напоминала камень, отшлифованный водой. Все остальное – ствол, барабан, курок – было блекло-серым, с пятнами, которые ничем уже не вытравишь. И потом от него исходило ощущение военного трофея или – еще хуже – пистолета, используемого на съемках старых вестернов; пистолета, который дает осечку два раза из трех. Но Николаса это не волновало. Он тер рукоятку, гладил ствол, а Хан и Тукан продолжали препираться.
– Исправен, да, мне привезли его из Бельгии. Могу отдать за тысячу евро… – начал Хан.
– О, похож на кольт, – сказал Тукан.
– Ну, что?то вроде, родственник.
– Он хоть стреляет?
– Да, но там только три пули.
– Надо попробовать, а то не возьму. Отдашь за шестьсот?
– Нет, коллекционеры готовы выложить пять тысяч. Клянусь, – сказал Хан.