Судьба убийцы

Он нахмурился:

– Подробностей немного. Измена и предательство. Преданное доверие. Драконы умерли. Точнее, их перебили. – Он глядел в стену, словно видел что-то далекое сквозь нее, и вдруг перевел взгляд на меня. – Для нее все как в тумане. И от этого еще страшнее.

– А другие драконы не смогут вспомнить того, что ей не удается?

Рапскаль покачал головой:

– Я ведь говорил. Все драконы Кельсингры вышли из коконов с обрывочными воспоминаниями.

Тинталья. И Айсфир. Я следил, чтобы на моем лице не дрогнул ни один мускул. Ни он, ни она не принадлежали к выводку драконов, обосновавшемуся в Кельсингре. Тинталья появилась на свет за несколько лет до них и долгое время считала, что осталась последней драконицей на свете. Наше знакомство с ней было до крайности неприятным. Она мучила Неттл, вторгаясь в ее сны и угрожая ей. И мне. А все ради того, чтобы мы откопали для нее Айсфира. Этот дракон древних времен добровольно вмерз в лед, когда решил, что остался последним в своем племени. Мы с Шутом освободили его и вернули в мир. Он должен помнить историю остальных драконов. Но насколько я знал Айсфира, вряд ли он что-то расскажет.

Генерал Рапскаль все говорил о своей драконице:

– Моя Хеби не такая, как другие драконы. Она всегда была маленькой, кто-то сказал бы, даже чахлой, и я до сих пор боюсь, что она никогда не вырастет такой большой, как они. Говорит она редко и почти исключительно со мной. И брачный полет ее не манит. – Помолчав, он продолжил: – Она моложе остальных – сначала была самой молодой змеей, а теперь самая молодая драконица. Мы думаем, что ее поколение было последним перед катастрофой, которая убила всех драконов. Когда-то, во времена, когда драконов было много, они откладывали яйца, а из яиц через год вылуплялись змеи и быстро уползали в море. Там они плавали и отъедались, следуя за косяками рыб. А когда вырастали, возвращались в реку Дождевых чащоб, поднимались по ее течению до пляжа возле нынешнего Трехога и там окукливались. Так было когда-то. У многих драконов сохранились воспоминания о том, как они помогали змеям слепить кокон. А на следующее лето драконы выходили из коконов сильными и здоровыми, способными летать и охотиться.

Он печально покачал головой:

– С нашими драконами все было не так. Они… заблудились. Они оставались змеями слишком долго, потому что случилась какая-то страшная беда, берег моря и река изменились так сильно, что они не могли найти пляжи для окукливания. Мы с Хеби думаем, что из-за этого несколько поколений змей так и остались в змеином облике. Застряли в море на гораздо более долгий срок, чем нужно.

Я кивнул. У меня появились кое-какие собственные мысли на этот счет, но было ясно, что сейчас нужно слушать. Пусть расскажет все, что знает. Нет нужды говорить ему, что мне известно намного больше благодаря двум старшим драконам.

– Хеби подозревает, что не все драконы погибли, когда рухнули города Элдерлингов. Айсфир-то уж точно выжил. – Его голос приобрел совсем уж мрачный тон. – Я об этом тоже размышлял. Можно подумать, будто Элдерлинги, жившие тут, в Кельсингре, умерли, когда все произошло. Но это не так. Я проследил воспоминания одного Элдерлинга до того самого дня, когда что-то, непонятно что, разрушило город и раскололо его. Его глазами я видел, как земля задрожала и Элдерлинги обратились в бегство. Но куда они бежали? Наверное, в другие места, отмеченные на карте в План-башне. – Он умолк и посмотрел на меня. Только сильнейшим усилием воли я не дрогнул, когда Рапскаль сказал: – Не знаю, как работала эта магия, только они бежали через стоячие камни. Такие же, как тот, возле которого мы впервые встретились.

– Бежали сквозь камни? – переспросил я, будто не веря своим ушам.

– Сквозь камни.

Я дышал медленно и ровно, глядя на него с интересом. После долгого молчания генерал заговорил снова:

– Я рос в невежестве, принц Фитц Чивэл. Но я не дурак. Этот город может рассказать свою историю. Все боятся затеряться в воспоминаниях, навеянных камнями, а я нарочно изучал их. И узнал многое. Но кое-что из того, что я узнал, вызвало только новые вопросы. Вот тебе разве не кажется странным, что одна-единственная катастрофа унесла жизни всех драконов и Элдерлингов на свете?

Он обращался уже не столько ко мне, сколько к себе самому. Я был только рад – пусть говорит.

– Некоторые поселения Элдерлингов были разрушены. Это нам точно известно. Трехог долгое время вел раскопки погребенного под землей города. Возможно, и остальные города пали. Но люди-то не вымерли, и попугаи тоже, и обезьяны. Так как же вышло, что все до единого Элдерлинги и драконы исчезли? Было бы понятно, если бы их просто стало намного меньше. Но чтобы они полностью вымерли? Это странно. Я видел, что, когда город стал рушиться, многие бежали. Что стало с ними? И что стало с драконами, которых не было здесь, когда город рухнул?

Рапскаль почесал чешуйчатый подбородок. Когти у него переливались всеми цветами радуги, и когда они касались чешуи – раздавался металлический скрежет. Генерал поднял на меня глаза:

– Хеби помнит измену и предательство. Землетрясение – это коварство природы, но предательством его не назовешь. И я сомневаюсь, что Элдерлинги предали своих драконов. Так чью же измену она помнит?

Я спросил наудачу:

– А что на это говорит Айсфир?

Он презрительно фыркнул:

– Айсфир? Ничего. От этого задиры никакого прока ни драконам, ни людям. Он никогда не говорит с нами. Если у Тинтальи нет выбора, она приводит его с собой, все-таки он ее самец. Но он уже доказал, что недостоин ее. Мы редко видим его в Кельсингре. Но я слышал песни менестрелей о том, как Айсфира освободили изо льда. Злая женщина с бледной кожей пыталась убить его. Белая Пророчица, так она себя звала. И вот что мне думается: если кто-то перебил всех Элдерлингов и драконов, разве он не захотел бы убить и Айсфира?

Выходит, история об Айсфире и Бледной Женщине дошла уже и до Кельсингры. Тогда меня звали Том Баджерлок, и мало кто из менестрелей прознал о том, какую роль я сыграл в падении Бледной Женщины. Но Рапскаль прав. У Айсфира есть причины ненавидеть Бледную Женщину и, возможно, Слуг. Нельзя ли как-то пробудить эту ненависть и убедить его помочь мне в моем отмщении? Нет, вряд ли. Если он сам не бросился мстить за причиненное ему зло, вряд ли он станет мстить за зло, причиненное людям.

Я увел разговор прочь от Айсфира:

– Я не совсем понимаю тебя. Получается, в Кельсингре одни драконы старше других? Но я слышал, что все драконы вышли из коконов в один и тот же день.

Он снисходительно улыбнулся:

– Вы, чужеземцы, многого о наших драконах не понимаете. Драконы спариваются, самка откладывает яйцо, змея строит кокон – все это происходит не сразу, у людей может смениться поколение, а то и несколько. А если у морских змей выдается голодный год или бури уносят их далеко от родных берегов, может потребоваться еще больше времени, чтобы они вернулись и окуклились. Все змеи, которых Тинталья привела к берегу окукливания, выжили, когда разразилось неведомое бедствие в прошлом, но некоторые из них пробыли в море на много лет дольше, чем другие. Они оставались змеями с тех пор, как исчезли драконы, а когда драконы покинули этот мир, никто не знает. Мы с Хеби думаем, что она – младшая из всех змей, кто достиг реки Дождевых чащоб. Пусть у нее сохранилось мало воспоминаний предков, зато она помнит время перед самым исчезновением драконов.

Настало время задать самый важный вопрос:

– А Хеби помнит что-нибудь такое о Клерресе и Слугах, что пригодилось бы мне и помогло их уничтожить?

Он печально покачал головой:

– Она их ненавидит, но и боится тоже, а я не знаю больше ничего такого, чего бы она боялась. Она мечется, не знает, чего хочет. То требует, чтобы я призвал всех наших драконов на помощь в твоем деле, то говорит, что нам нельзя и близко подходить к этому месту. Если во сне к ней придет ясное воспоминание, может, она и решит сама отправиться туда и отомстить. – Рапскаль пожал плечами. – Но если это воспоминание слишком напугает ее, она может заречься приближаться к Клерресу.

Генерал резко встал, и я невольно отодвинулся назад вместе со стулом и весь напрягся. Рапскаль печально улыбнулся. Я и сам не коротышка, но даже если бы встал в полный рост, этот человек возвышался бы надо мной.

Однако он заговорил с почтительностью:

– Даже если моя драконица пока что не может собраться с духом, чтобы отомстить за свой род этим Слугам, я хочу перебить их сам. Ради нее. – Рапскаль взглянул мне прямо в глаза. – Я не стану извиняться за то, как обошелся с вами, когда вы явились в город. У меня были причины для подозрений, и я до сих пор не до конца верю в вашу историю. Никто не видел, как вы спускались с гор в Кельсингру. И вещей у вас слишком мало, чтобы вы могли их долго нести. Никто из вас не выглядел как путешественник, проделавший долгий путь по безлюдным местам. Я не мог не насторожиться. Мне казалось, только Старшие древних времен умели пользоваться стоячими камнями, чтобы попадать из одного места в другое.

Он умолк. Я не отвел взгляда, но и не сказал ничего. В его отливающих металлом глазах блеснул гнев.

– Ну хорошо. Не хочешь говорить, и ладно. Я разыскал тебя не потому, что сам хотел поговорить, а только ради Хеби. Она хотела, чтобы я помог вам. И поэтому, вопреки тому, что сам считаю правильным, по ее просьбе я дам вам это. Мне остается лишь положиться на то, что вы будете хранить этот дар в тайне от людей, Старших и драконов, пока не окажетесь очень далеко от Кельсингры. Не могу представить, зачем это вам. Коснувшись драконьего Серебра, леди Янтарь окунула пальцы в собственную смерть, а дотронувшись до тебя, передала ее и тебе. Я не завидую ни тебе, ни ей. Но желаю вам осуществить задуманное, прежде чем смерть доберется до вас.

С этими словами он потянулся к своему камзолу. Мои пальцы нащупали рукоять ножа, подаренного Риддлом, но то, что Рапскаль достал из-за пазухи, не было похоже на оружие в обычном понимании. Это была толстая трубка, и сначала я решил, что она выкована из металла, но потом заметил переливы Серебра внутри.

– До наших времен сохранилось не так много сосудов, которые использовали в своей работе мастера Серебра. Стекло очень толстое, стеклянная пробка тщательно притерта. И все-таки обращайтесь с ним крайне осторожно.

– Стеклянный сосуд, наполненный Серебром? Но зачем ты мне его показываешь?

Рапскаль положил трубку на стол; та покатилась, и он осторожно остановил ее. В толщину она была как рукоятка весла и удобно ложилась в руку. Генерал снова порылся за пазухой, достал второй такой же сосуд и положил рядом с первым. Стеклянные стенки тихо звякнули, соприкоснувшись; Серебро внутри закружилось, будто жир в кастрюле супа, который перемешали.

– Показываю? Нет. Я даю его тебе. После того что рассказала мне Хеби, я понял, что леди Янтарь задумала использовать Серебро против Слуг. Так что держи. Пусть оно будет вам оружием. Или источником магии. В общем, используйте как хотите. Это от Хеби, она дает его вам по доброй воле, потому что только дракон может поделиться Серебром.

В дверь постучали. Рапскаль схватил сосуды и сунул мне.

– Спрячь! – резко велел он.

Растерявшись от неожиданности, я подхватил сосуды и взял поудобнее. Они оказались теплые и гораздо тяжелее, чем я ожидал. Прятать мне их было особенно некуда, так что я просто сунул их за пазуху рубашки и сложил руки на груди, чтобы не было видно, как они выпирают. Тем временем Рапскаль подошел к двери и открыл ее.

– А… Это тебе принесли еду, – сказал он, пропуская в комнату слугу с подносом.

Тот потрясенно вытаращился на генерала, поспешил к столу и принялся расставлять блюда передо мной. Его лоб был покрыт чешуей, и скулы тоже. Губы были тонкие и жесткие, как у рыбы, а когда он чуть приоткрыл рот, я разглядел у него во рту плоский серый язык. И его глаза двигались как-то странно, когда он посмотрел на меня. Я отвел взгляд, прочитав в них безмолвную мольбу. Мне хотелось попросить у него прощения за то, что не могу помочь ему, но я боялся даже начинать этот разговор. Сгорая со стыда, я лишь тихо поблагодарил слугу. Он молча кивнул и направился к двери, скользнув взглядом по Рапскалю. Скоро о моем госте станет известно в кухнях, а уж оттуда новость разлетится, как это бывает со всеми сплетнями.

– Поешь со мной? – спросил я Рапскаля.

Он покачал головой: