Странствия убийцы

– Разве мы лучше этого дикобраза? Или дело только в том, что сегодня мы одолели его?

Ночной Волк склонил голову набок, следя, как мой нож и руки очищают для него мясо.

Я думаю, что я всегда умнее дикобраза. Но не лучше. Может быть, мы убиваем его и едим, потому что мы можем. И тут он томно вытянул перед собой передние лапы. Точно так же, как хорошо обученный человек очищает для меня одну из этих колючих тварей, чтобы я сполна насладился едой.

Он свесил на сторону язык, глядя на меня, и мы оба знали, что это всего лишь часть ответа на вопрос. Я провел ножом вдоль хребтины зверька, и кожа наконец была снята.

– Я должен развести огонь и приготовить часть этого жира, прежде чем есть его, – сказал я задумчиво. – Иначе я заболею.

Только отдай мне мою долю и делай что хочешь со своей, великодушно разрешил мне Ночной Волк.

Я отрезал задние ноги – для меня этого было более чем достаточно. Я положил их на изнанку шкуры, а Ночной Волк уже утащил свою долю и приступил к трапезе. Пока он хрумкал костями, я развел небольшой костер и стал жарить ноги.

– Не думаю, что я лучше, чем ты, – сказал я тихо. – На самом деле я вообще не думаю, что лучше какого-нибудь животного. Хотя, как ты сказал, я умнее некоторых из них.

Может быть, дикобраза, заметил он милостиво. Но волка? Думаю, нет.

Мы научились понимать все нюансы поведения друг друга. Иногда мы были свирепо ловки во время охоты, находя утонченнейшее удовольствие в выслеживании и убийстве, напряженно и угрожающе двигаясь сквозь мир. В другое время мы возились, как щенки, сталкивая друг друга с проторенной дороги через кусты и распугивая добычу, даже не успев увидеть ее. Иногда мы лежали, подремывая, прежде чем подняться, чтобы поохотиться, а после пуститься в путь. Солнце грело наши животы или спины, сонно жужжали насекомые. Потом огромный волк мог перекатиться на спину, как щенок, умоляя меня почесать ему живот, проверить уши на предмет блох или клещей или просто почесать горло и шею. Холодными туманными утренниками мы сворачивались в клубки, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться перед тем, как уснуть. Иногда меня будил грубый толчок холодного носа, а когда я пытался сесть, то обнаруживал, что он нарочно встал на мои волосы, пришпилив голову к земле. В другой раз я мог проснуться в одиночестве и увидеть, что Ночной Волк сидит на некотором расстоянии и обозревает окрестности. Я вспоминаю, как он сидел так и его силуэт вырисовывался на фоне заката. Легкий вечерний ветер трепал его шерсть, уши были направлены вперед, взгляд устремлен вдаль. Я ощущал в нем одиночество, которого не мог излечить. Это обижало меня, и я предпочитал не затрагивать эту тему. В некотором роде для него я был не лучше волка.

После того как мы обошли озеро Тур и города на его берегах, мы снова повернули на север и вышли к Винной реке. Она отличалась от Оленьей реки, как корова от жеребца. Серая и спокойная, она скользила через плоские поля, медленно двигаясь по своему широкому, выстланному галькой руслу. На нашей стороне реки была дорога, которая шла более или менее параллельно реке. По ней двигались по большей части стада коз и овец. Мы всегда слышали, что подходит пастух или стадо, и легко избегали их. Винная река была не такой судоходной, как Оленья, потому что была мельче, а по краям встречались песчаные отмели, но лодки по ней плавали. Вдоль Винной реки тянулась широкая дорога и часто встречались поселки или даже города. Мы видели, как мулы тянут вверх по реке баржи; я решил, что таким способом суда приходится переводить через мели. Селения на нашей стороне реки, по-видимому, ограничивались деревушками у переправ и редкими торговыми местами кочевых пастухов. Там можно было найти трактир, горстку магазинов и пару домов, цепляющихся за опушку леса. Мы с Ночным Волком избегали их. Те немногие селения, которые мы встречали на нашем берегу, в это время года пустовали.

Кочевые пастухи, в более теплые месяцы обитающие в разномастных шатрах и палатках, пасли свои стада на центральных равнинах, степенно двигаясь от колодца к колодцу через богатые пастбища. Улицы деревень и стены сложенных из дерна домов поросли травой. В этих заброшенных селениях был мир и покой, и все-таки эта пустота напоминала мне о поселках, разграбленных пиратами. Мы никогда не подходили к ним близко.

Мы оба похудели и стали сильнее. Я сносил свои сапоги и вынужден был залатать их невыделанной шкурой, мои штаны протерлись, я обрезал их до икр. Я устал постоянно стирать свою рубашку; кровь «перекованных» и нашей добычи оставалась на груди и манжетах. Рубашка была залатана и оборвана, как у нищего, и неровный цвет делал ее еще более жалкой. В один прекрасный день я уложил ее в свой тюк и пошел дальше без рубашки. Дни были достаточно теплыми, так что я не мерз, а более холодными ночами мы обычно быстро двигались, так что я грелся теплом собственного тела. Я загорел и стал почти таким же темным, как мой волк. Мое тело было в отличной форме. Я не был так силен и мускулист, как в то время, когда работал веслом и сражался, но я чувствовал себя здоровым, ловким и поджарым и мог без устали трусить рядом с волком всю ночь. Я был быстрым и бесшумным зверем и снова и снова доказывал себе свою способность выживать. Я восстановил большую часть веры в себя, которую уничтожил Регал. Не то чтобы мое тело простило и забыло все то, что сделал с ним Регал, но я притерпелся к шрамам и приступам боли. Я почти перестал вспоминать о подземелье и не позволял моей темной цели замутить эти золотые дни. Ночной Волк и я шли, охотились, спали и снова шли. Это было так хорошо, что я перестал ценить каждое мгновение. И все это было потеряно в одночасье.

Когда стемнело, мы спустились к реке, собираясь как следует напиться, перед тем как пуститься в путь. Но когда мы подошли к воде, Ночной Волк внезапно застыл и прижался брюхом к земле. Я последовал его примеру, и мое неразвитое обоняние уловило незнакомый запах.

Что и где? – спросил я его.

Я увидел их, прежде чем он успел ответить. Крошечные олени, изящно движущиеся к воде. Они были не намного больше Ночного Волка. У них были спиральные рога, немного похожие на козьи и отливавшие черным блеском при свете полной луны. Я знал об этих созданиях только из старой книги Чейда и не мог вспомнить, как они называются.

Еда? – коротко предположил Ночной Волк, и я немедленно согласился.

Их путь пролегал мимо нас, так что мы могли бы достать их одним прыжком. Мы с Ночным Волком замерли, выжидая. Олени подошли ближе. Учуяв прохладную воду, они спешили и вели себя беспечно. Мы пропустили мимо нас первого, чтобы напасть на ту часть стада, где олени сбиты плотнее всего. Как только Ночной Волк, дрожа, собрался для прыжка, в ночи пронесся долгий дрожащий вой.

Ночной Волк сел и возбужденно заскулил. Олени исчезли, взметнув вихрь копыт и рогов, но мы оба были слишком потрясены, чтобы преследовать их. Наш ужин внезапно превратился в удаляющийся стук копыт. Я недовольно смотрел вслед ускользнувшей добыче, но Ночной Волк, по-видимому, даже не заметил бегства оленей. Раскрыв пасть, он издавал звук, средний между воем и плачем; его челюсти дрожали и шевелились, как будто он пытался вспомнить, как говорить. Дрожь, которую я почувствовал в нем, когда где-то далеко завыл волк, заставила мое сердце сжаться. Если бы моя мать внезапно позвала меня, шок не мог бы быть больше. Ответный вой и взлаивание раздались с небольшого холма к северу от нас. Первый волк присоединился к ним. Ночной Волк крутился на месте, тихо поскуливая. Внезапно он откинул голову и сам прерывисто завыл. За его воем последовала тишина, потом стая на холме снова подала голос – не охотничий клич, а просто заявление о своем присутствии.

Ночной Волк бросил на меня быстрый виноватый взгляд. Не веря, я смотрел, как он бежит к вершине. После мгновения замешательства я вскочил на ноги и последовал за ним. Он уже был довольно далеко, но, почувствовав меня, замедлил шаг и обернулся.

Я должен идти один, сказал он мне честно. Жди меня здесь. Он снова собирался продолжить свой путь.

Меня охватила паника.

Подожди! Ты не можешь идти один. Они не стая. Мы чужаки, и они нападут на нас. Лучше всего вообще не ходить.

Я должен, повторил он.

Нечего было надеяться, что он переменит решение. Он рысью пустился прочь. Я побежал за ним.

Ночной Волк, пожалуйста! Внезапно я ужаснулся тому, что так настоятельно призывало его.

Он остановился и посмотрел на меня. Глаза его встретились с моими, и это был очень долгий взгляд для волка.

Ты понимаешь. Ты знаешь, что понимаешь. Теперь пришло время тебе доверять так, как доверял я. Я должен это сделать. И должен сделать это один.

А если ты не вернешься? – спросил я во внезапном отчаянии.

Ты вернулся, когда ходил в город. И я вернусь к тебе. Иди вдоль реки. Я найду тебя. А теперь иди. Возвращайся.

Я остановился. Он уходил.

Будь осторожен! – бросил я ему вслед мой собственный вой в ночи.

А потом я стоял и смотрел, как Ночной Волк уходит от меня, могучие мышцы двигались под густой шерстью, он решительно и прямо держал хвост. Мне потребовалась вся до капли сила, чтобы не умолять его вернуться и не оставлять меня одного. Я стоял, дыша тяжело, как после бега, и смотрел, как он исчезает в темноте. Он был так целеустремлен, что я чувствовал себя отброшенным в сторону за ненадобностью. Я испытал приступ ревности, которую он чувствовал, когда я работал с Верити или был с Молли и приказывал ему не входить в мои мысли.

Это был его первый взрослый контакт с соплеменниками. Я понимал, как ему нужно найти их и узнать, что они такое, даже если они атакуют его и прогонят. Это было правильно. Однако все мои страхи скулили, умоляя, чтобы я побежал следом за ним, был рядом в случае драки и легко мог прийти на помощь, если понадобится.

Но Ночной Волк просил меня не делать этого. Нет, не так. Он велел мне, чтобы я не делал этого. Велел, воспользовавшись тем же самым правом на личную жизнь, которым пользовался я в общении с ним. Я почувствовал, как сердце перевернулось у меня в груди, когда я направился обратно к реке. Внезапно я ощутил себя полуслепым. Он не бежал рядом со мной, дополняя то, что могут сообщить мне мои менее острые чувства. Но я мог ощущать его на расстоянии. Я чувствовал возбуждение от предвкушения, страх и любопытство, которые дрожали в нем. В эту минуту он был слишком сосредоточен на собственной жизни, чтобы делиться со мной.

Внезапно я подумал, не то же ли испытывал Верити, когда я сражался на «Руриске» с пиратами, а он сидел в своей башне и вынужден был довольствоваться тем, что сообщал ему я. Я докладывал гораздо полнее, чем это было необходимо, честно стараясь рассказать ему все. Тем не менее он должен был ощущать себя в чем-то отверженным, как это было со мной теперь.

Я достиг берега реки. Там я остановился, сел и стал ждать Ночного Волка. Он сказал, что вернется. Я смотрел на темную текучую воду. Моя жизнь казалась очень маленькой. Я медленно повернулся и посмотрел вверх по реке. Желание охотиться бежало вместе с Ночным Волком.

Я сидел и ждал довольно долго. Наконец я встал и пошел сквозь ночь, обращая мало внимания на себя и все, что меня окружало. Я бесшумно шел по песчаному берегу реки под тихий плеск волн.

Где-то далеко Ночной Волк учуял других волков, учуял их ясно и сильно, достаточно хорошо, чтобы узнать, сколько их и какого они пола. Где-то далеко он вышел им навстречу, не угрожая и не вторгаясь в их компанию, но просто заявляя о своем присутствии. Некоторое время они наблюдали за ним. Вожак стаи вышел вперед и помочился на травяной куст. Потом он прорыл глубокие борозды когтями задних лап, отбрасывая назад землю. Его самка стояла, потягивалась и зевала, а потом села, глядя на Ночного Волка зелеными глазами. Два полувзрослых щенка перестали тузить друг друга и стали разглядывать его. Один двинулся к чужаку, но низкое рычание матери заставило его поспешно вернуться. Он снова стал жевать ухо своего брата. А Ночной Волк сел, чтобы показать, что не желает никому зла, и позволил им разглядеть себя. Худая молодая самочка тихонько заскулила и чихнула.

Через некоторое время волки встали и двинулись вперед. Охотиться. Тощая самка осталась следить за щенками, когда другие ушли. Ночной Волк немного подождал, потом на благоразумном расстоянии последовал за стаей. Время от времени кто-нибудь из волков оглядывался на него. Самец-вожак часто останавливался, чтобы помочиться, а потом отбрасывал землю задними лапами.

А я тем временем шел вдоль реки, наблюдая, как сгущается ночь. Луна медленно катилась по ночному небу. Я достал из своего свертка копченое мясо и жевал его на ходу, остановившись один раз, чтобы попить отдающей мелом воды. Речка плескалась в своем песчаном ложе. Пришлось отойти от берега и идти по заросшей травой тропке вдоль него. Когда занялся рассвет, я стал искать место для сна. Я направился к высокой части насыпи и свернулся клубком в жесткой траве. Меня заметят, только если наступят прямо на меня. Это место было таким же безопасным, как любое другое.

Я чувствовал себя очень одиноким.

Спал я плохо. Часть моего сознания с некоторого расстояния наблюдала за другими волками. Они знали обо мне, так же как я о них. Они не принимали меня, но и не прогоняли. Я не подходил достаточно близко, чтобы вынудить их принять какое-нибудь решение, но видел, как они убили оленя неизвестной мне породы. Этого, по-видимому, было мало для того, чтобы накормить их всех. Я был голоден, но не настолько, чтобы отправиться на охоту. Мое любопытство было более настойчивым, чем голод. Я сидел и смотрел, как они спят.

Потом мои сны оставили Ночного Волка. Я снова смутно знал, что сплю, но был бессилен проснуться. Что-то звало меня и тянуло с ужасной настойчивостью. Я отвечал на этот призыв неохотно, но не мог отказаться. Я нашел где-то другой день и до боли знакомые дым и крики, несущиеся к синему небу у океана. Еще один город в Бернсе сражался и отступал под натиском пиратов. Я снова был призван в свидетели. С этого дня война с красными кораблями опять навалилась на меня.

Эта битва и десятки других, которые последовали за ней, выгравированы в моем сердце во всех безжалостных подробностях. Запахи, звуки и прикосновения преследовали меня. Что-то во мне было готово слушать, и каждый раз, когда я засыпал, это безжалостно тащило меня туда, где люди Шести Герцогств сражались и умирали за свои дома. Мне пришлось пережить больше битв Бернса, чем кому-либо из тех, кто на самом деле жил в этом герцогстве, потому что изо дня в день, когда бы я ни пытался заснуть, я обнаруживал себя безмолвным свидетелем. Я не видел в этом никакой логики. Может быть, склонность к Силе спит во многих людях Шести Герцогств и, встретившись со смертью и болью, они начинают кричать мне и Верити голосами, о которых сами ничего не знают. Не единожды я чувствовал, что мой король тоже бродит по разоренным городам, хотя уже никогда не видел его так ясно, как в тот первый раз. Позже я вспомнил, что как-то видел сон, который я делил с королем Шрюдом, когда он был призван свидетельствовать падение Илистой Бухты. Теперь я иногда гадаю – как часто он мучился, наблюдая за набегами на города, которые бессилен был защитить.

Какая-то часть меня знала, что я сплю на берегу Винной реки, далеко от этой яростной битвы, окруженный высокой речной травой и овеваемый чистым ветром. Это не казалось важным. Имела значение только реальность жестоких боев, которые Шесть Герцогств вели против пиратов. Безымянный маленький поселок в Бернсе, вероятно, не имел большого стратегического значения, но он был покорен на моих глазах – еще один кирпич, вывалившийся из стены. Как только пираты завладеют берегом Бернса, Шесть Герцогств навсегда потеряют надежду освободиться от них. А они захватывали побережье, город за городом, поселок за поселком, в то время как законный король прятался в Тредфорде. Реальность нашей битвы с красными кораблями была близкой и давящей, когда я тянул весло на «Руриске». За прошедшие несколько месяцев, одинокий и изолированный от внешнего мира, я позволил себе забыть о людях, которые живут в этом сражении каждый день. Я был таким же бесчувственным, как Регал.

Наконец я проснулся, когда цвета реки и равнины стали блекнуть в сумерках. Я не чувствовал себя отдохнувшим и тем не менее обрадовался пробуждению. Я сел и огляделся. Мой волк не вернулся ко мне. Я быстро поискал его.

Брат мой, узнал он меня, но я чувствовал, что он недоволен моим вторжением.

Он смотрел, как возятся два щенка. Я уныло разорвал контакт. Контраст между нашими жизнями внезапно стал слишком велик, даже чтобы задумываться о нем. Пираты красных кораблей, «перекованные» и предательство Регала, даже мой план убить его внезапно оказались омерзительно человеческими делами, которые я пытался навязать волку. Какое право я имел втягивать его в это безобразие? Он был там, где ему полагалось быть.

Как бы мне это ни нравилось, задачу, которую я поставил перед собой, предстояло решать мне одному. Я попытался оставить Ночного Волка. Тем не менее упрямая искра надежды не потухла. Он сказал, что вернется ко мне. Я решил, что, если он это сделает, это должно быть его собственным решением. Я не стану звать его.