Странствия убийцы

– Мой отец и моя сестра. Унесите их тела! – приказала Фейт двоим из них. – Остальные ко мне.

Целерити с удивлением посмотрела на тяжелый топор в своих руках и нагнулась, чтобы поднять привычный легкий клинок.

– Туда, мы нужны там! – крикнула Фейт, и Целерити побежала вслед за ней, чтобы прикрыть отступление.

Я смотрел, как уходит Целерити, женщина, которую я не любил, но которую всегда буду уважать. Всем сердцем я хотел отправиться вслед за ней, но не мог удержать перед глазами эту сцену. Все стало темным и смутным. Кто-то схватил меня.

Это было глупо.

В голосе, который раздался в моем сознании, звучало удовлетворение. Уилл, в отчаянии подумал я, и сердце мое упало.

Нет. Но вполне мог бы быть и он. Ты становишься беспечным и забываешь о защите, Фитц. Этого ты себе позволить не можешь. Как бы они нас ни звали, ты обязан соблюдать осторожность. Верити толкнул меня, и я снова ощутил собственную плоть.

– Но вы же это делаете, – возразил я и услышал только слабый звук собственного голоса.

Я открыл глаза. За единственным окном было темно. Может быть, прошли мгновения, может быть – часы, я не знал, но был безмерно благодарен судьбе за то, что у меня еще есть время для сна, потому что от усталости не мог пошевелить и пальцем.

Проснувшись следующим утром, я не сразу понял, где нахожусь. Я очень давно не просыпался в постели, и даже запах собственного чистого тела показался мне незнакомым. Я заставил себя сфокусировать взгляд на сучках в потолочной балке. Через некоторое время все встало на свои места: я в трактире, недалеко от Тредфорда – и Регала. Почти в ту же секунду я вспомнил о гибели герцога Браунди, и сердце бешено заколотилось в груди. Я зажмурился, защищаясь от воспоминания об этой битве, и голова у меня тут же запульсировала от боли. На мгновение меня охватила злость на Регала: это он был во всем виноват, это он был причиной трагедии, разбившей мое сердце и оставившей меня дрожащим и ослабевшим. Я надеялся этим утром проснуться сильным, отдохнувшим и готовым убивать, а проснулся настолько разбитым, что едва мог повернуться на другой бок.

Через некоторое время появился мальчик трактирщика с моей одеждой. Я дал ему еще два медяка, и вскоре он принес мне поднос. Вид и запах миски с кашей вызвали во мне отвращение. Теперь я понял, на что всегда жаловался Верити в летнее время, когда он при помощи Силы не подпускал пиратов к нашим берегам. Единственное, что заинтересовало меня на подносе, – это кружка и котелок с горячей водой. Я выбрался из постели, сел на корточки и вытащил из-под кровати мой сверток. Перед глазами у меня мельтешили цветные пятна. К тому времени, когда я раскрыл сверток и нашел эльфийскую кору, я дышал тяжело, как после долгого бега. Мне понадобились все мои силы, чтобы, невзирая на разбитость, собраться с мыслями. Подгоняемый пульсирующей головной болью, я накрошил в кружку побольше коры – почти столько же, сколько Чейд давал Верити. Все время с тех пор, как волк оставил меня, я страдал от снов Силы. Как бы я ни укреплял свои стены, это не помогало. Но сон прошлой ночи был самым страшным за долгое время. Должно быть, дело было в том, что я делал руками Целерити. Эти сны страшно истощали меня физически и душевно, и запасы эльфийской коры катастрофически уменьшались. Я нетерпеливо смотрел, как кора окрашивает кипящую воду. Как только я перестал видеть дно кружки, я поднял ее и выпил. Горечь почти лишила меня дара речи, но я снова залил лежащую на дне кружки кору водой.

Эту вторую, менее крепкую порцию я выпил медленнее, сидя на краю кровати и глядя в окно. За окном простиралась плоская речная равнина. Я видел зеленые поля и стада молочных коров на огражденных пастбищах вокруг Пома, а еще дальше я заметил дымки, поднимавшиеся от маленьких ферм, расположенных вдоль дороги. Никаких болот, никаких диких открытых пространств между мной и Регалом. Теперь я буду путешествовать как человек.

Головная боль стала утихать. Я заставил себя съесть остывшую кашу, не обращая внимания на отчаянные возражения моего желудка. За еду уплачено, и мне необходимо восстановить силы. Я переоделся в чистую одежду, которую вернул мне мальчик. Она действительно была выстирана на совесть, но больше ничего хорошего о ней нельзя было сказать. Обтрепанная рубашка сильно выгорела на солнце, гамаши протерлись на коленях и стали мне малы. Засунув ноги в самодельные сапоги, я вдруг понял, какими жалкими они были. Я так давно не задумывался о том, как выгляжу в глазах других, что теперь испытал потрясение, обнаружив себя одетым беднее любого баккипского нищего. Неудивительно, что минувшим вечером люди смотрели на меня с жалостью и отвращением. На их месте я чувствовал бы то же самое по отношению к такому оборванцу.

Мысль о том, чтобы спуститься вниз в столь жалком виде, заставила меня поежиться. Я мог бы переодеться в теплые вещи, которые взял с собой в дорогу, но тогда придется потеть весь день. Здравый смысл требовал ничего не менять, хоть я и чувствовал себя настоящим посмешищем. Торопливо перепаковывая свои пожитки, я встревожился, обнаружив, сколько эльфийской коры использовал на одну порцию. Я чувствовал себя бодрым, не более того. Год назад такое количество коры заставило бы меня бегать по стенам. Я твердо сказал себе, что, как и с драной одеждой, у меня нет никакого выбора. Сны Силы не оставят меня в покое, и у меня нет времени отлеживаться, не говоря уж о том, что у меня нет денег, чтобы платить за комнату в трактире и еду. Тем не менее, когда я закинул на плечо сверток и стал спускаться по лестнице, я решил, что день начинается плохо. Смерть Браунди, битва с пиратами, наряд огородного пугала и костыль эльфийской коры – все это повергло меня в глубочайшую тоску и совершенно лишило присутствия духа.

Какие у меня шансы пройти мимо стражников Регала и покончить с ним?

Хандра, как сказал мне однажды Баррич, это одно из последствий приема эльфийской коры. Она-то и донимала меня. Вот и все.

Я попрощался с трактирщиком, и он пожелал мне удачи. Солнце уже поднялось высоко и обещало еще один хороший день. Я двинулся к Тредфорду ровным походным шагом.

Подойдя к пригородам, я увидел нечто крайне неприятное. Там стояли две виселицы, и на каждой из них болталось тело. Это само по себе было достаточно гнусно, но, кроме виселиц, я увидел и другие постройки. Позорный столб и пара колодок. Дерево еще не выгорело на солнце, значит он был сооружен совсем недавно, но, судя по его виду, им часто пользовались. Я быстро прошел мимо столба, но не мог не вспомнить, как близко я был к тому, чтобы заслужить одно из этих наказаний. Меня спасли только королевская кровь и древний закон, согласно которому человек с такой кровью в жилах не может быть повешен. Я вспомнил также, с каким удовольствием Регал наблюдал за моим избиением.

Я снова с дрожью подумал о Чейде. Я не сомневался в том, что, если солдатам удастся поймать его, Регал быстро покончит с ним. Против моей воли воображение нарисовало страшную картину: как он будет стоять на эшафоте под яркими лучами солнца – высокий, тощий и седой.

Или его смерть будет быстрой?

Я тряхнул головой, отбрасывая эти мысли, и прошел мимо тел, болтавшихся на веревках, как забытое на солнце белье. Какая-то часть меня мрачно заметила, что даже эти несчастные одеты лучше меня.

Мне часто приходилось сходить на обочину, чтобы дать дорогу стадам и повозкам. Между этими двумя городами процветала торговля. Я оставил Пом позади и некоторое время шел мимо ухоженных фермерских домов, окруженных садами и полями. Немного дальше уже появились загородные дома: удобные каменные строения с цветниками и тенистыми деревьями вокруг крепких амбаров. На пастбищах возле них паслись породистые охотничьи лошади. Несколько раз я узнавал коней из Оленьего замка. Потом потянулись огромные поля, засеянные льном или коноплей. Наконец я увидел более скромные здания городских окраин.

Вечер застал меня в центре города. Улицы были вымощены булыжником, по ним все время сновали люди. Я удивленно таращился по сторонам. Мне никогда не доводилось видеть таких городов, как Тредфорд. Тут было множество лавок, таверн, трактиров и конюшен для кошельков любой тяжести, и все это раскинулось на равнине – ничего подобного нельзя было увидеть ни в одном городе Бакка. Я забрел в какой-то район города, где были сады, фонтаны, храмы, театры и школы. Дорожки в садах были посыпаны галькой и вились между растениями, статуями и деревьями. Люди, гулявшие по дорожкам или ехавшие в каретах и верхом, носили столь роскошные наряды, что вполне могли бы принять участие в любом из официальных приемов в Оленьем замке. Некоторые были одеты в коричневые с золотом цвета Фарроу – я понял, что это слуги. Но даже их костюмы были добротнее и богаче чем все, что мне когда-либо приходилось носить.

В детстве Регал постоянно отправлялся на отдых сюда, в Тредфорд. Он всегда презирал Баккип и говорил, что этот город ничем не лучше грязной деревушки. Я пытался вообразить мальчика, покидавшего все это осенью, чтобы вернуться в продуваемый сквозняками замок на залитой дождем скале над неряшливым портовым городком. Ничего удивительного, что он при первой же возможности переехал сюда и перевез свой двор. Я вдруг обнаружил, что начинаю понимать Регала. Это меня рассердило. Хорошо знать человека, которого собираешься убить, – необходимо. Но понимать его ни к чему. Я напомнил себе, что он убил собственного отца, моего короля, и это придало мне решимости.

Блуждая по процветающим кварталам Тредфорда, я привлек к себе не один сочувственный взгляд. Если бы я собирался податься в городские попрошайки, то преуспел бы. Но я искал более скромные кварталы, где бы можно было услышать какие-нибудь разговоры о Регале, о том, как все устроено в его замке и сколько там людей. Я пошел вниз к реке, ожидая найти более привычное общество. Там я обнаружил настоящую причину возникновения Тредфорда. Река намыла здесь огромные мели, которые возвышались над покрытым галькой дном. Она разлилась так широко, что противоположный берег терялся в дымке. Казалось, вода доходит до самого горизонта. Я видел, как через реку переправляют вброд целые стада овец и свиней, а ниже по течению, где глубина была больше, сновали от берега к берегу плоскодонные баржи, перевозя разные товары. Здесь Тилт и Фарроу обменивались богатствами садов, пастбищ и полей. Сюда прибывали товары из Бакка, Бернса и дальних стран и доставлялись аристократам, у которых хватало на них денег. В лучшие дни в Тредфорд приходили также янтарь, богатые меха, резная слоновая кость из Горного Королевства и редкая кора для курения из Дождевых чащоб. Сюда привозили лен, чтобы делать из него тонкое полотно, которым славилось герцогство Фарроу, и коноплю, чтобы вить веревки и ткать парусину.

Мне предложили поработать несколько часов, разгружая мешки с зерном с небольшой баржи в телегу. Я согласился – не столько ради нескольких медяков, сколько для того, чтобы послушать разговоры. Но мне мало что удалось узнать. Никто не говорил о красных кораблях или о войне, шедшей у побережья, разве что мимоходом, жалуясь на низкое качество береговых товаров и высокие цены. Люди предпочитали не сплетничать о короле Регале, и из того немногого, что мне удалось узнать о нем, я понял, как жители Тредфорда гордятся его привлекательностью для женщин и умением пить. Я был ошеломлен, услышав, когда его назвали королем Маунтвельским – по династии его матери. Потом я решил, что меня как раз очень устраивает, что Регал больше не именует себя Видящим. Еще чуть меньше общего между нами.

Зато было много разговоров о Королевском Круге, и от того, что я услышал, мне стало нехорошо.

По давней традиции в Шести Герцогствах человек мог защитить свою честь в поединке. В Баккипе такие поединки проходили в круге огромных Камней-Свидетелей. Говорили, что, когда два человека встречаются там, чтобы разрешить спор при помощи кулаков, Эль и Эда видят их и следят за тем, чтобы восторжествовала справедливость и свершилось правосудие. И камни, и обычай очень древние. Под королевским правосудием в Баккипе чаще всего подразумевалась тихая работа, которую делали для короля Шрюда мы с Чейдом. Некоторые приходили, чтобы публично обратиться к самому королю Шрюду и попросить его рассудить их по справедливости. Но бывали случаи, когда королю становилось известно о беззакониях, и тогда он посылал Чейда или меня, чтобы тихо исполнить его волю в отношении преступника. Именем королевского правосудия я нес смерть милостиво быструю или беспощадно медленную. Мне следовало бы привыкнуть к смерти.

Но Королевский Круг Регала задумывался больше для потехи, чем ради правосудия. Идея была проста. Тех, кого король считал заслуживающими наказания или смерти, присылали в его Круг. Они могли сразиться с разъяренными и оголодавшими зверями или с бойцом, королевским чемпионом. Те из осужденных, кому удавалось устроить хорошее представление, могли заслужить королевское помилование или даже стать королевским чемпионом. У «перекованных» таких шансов не было. Их бросали на съедение зверям или морили голодом и науськивали на преступников. Подобные судилища стали настолько популярными, что толпы зрителей перестали помещаться на рыночной площади в Тредфорде, где вершилось «правосудие». Теперь Регал сооружал специальную арену. Для удобства она располагалась поближе к королевскому дворцу. Там были предусмотрены подземные клетки и высокие стены для того, чтобы животные и пленники не могли вырваться, и трибуны для зрителей. Постройка Королевского Круга дала Тредфорду новые рабочие места и стала двигателем торговли. Все считали, что это очень кстати, учитывая прекращение торговли с Горным Королевством. Я не встречал никого, кому бы не нравилась эта затея короля.

Закончив работу, я получил свою плату и вместе с прочими грузчиками отправился в ближайшую таверну. Там, вдобавок к элю и пиву, можно было купить щепотку трав и поставить на стол курильницу. Воздух в таверне был густым от дыма, и глаза мои скоро стали слипаться, а в горле защипало. Никто другой не обращал на дым никакого внимания. По-видимому, он не действовал ни на кого, кроме меня. В Баккипе никогда не курили наркотических трав, и я с трудом выносил их запах. На заработанные деньги я купил порцию медового пудинга и кружку очень горького эля, который, как мне показалось, был сильно разбавлен речной водой.

Я спросил нескольких человек, правда ли, что в конюшнях короля набирают подручных, и если так, где можно попытаться устроиться на эту работу. То, что такой оборванец, как я, размечтался поступить на королевскую службу, позабавило их, но я выслушал грубые шутки с вежливой улыбкой. Наконец один весельчак посоветовал мне пойти и спросить самого короля, показав мне, в каком направлении находится королевский дворец. Я поблагодарил его, допил остатки пива и вышел.

Я ожидал увидеть массивное каменное сооружение, окруженное мощными укреплениями. Чего-то подобного я и искал, следуя в указанном направлении, вверх по реке. Но эта дорога привела меня к низкому холму, с которого открывался хороший вид на реку, и прекрасные каменные здания на нем в полной мере использовали это преимущество. Я стоял на оживленной дороге у подножия возвышенности, только что не разинув рот от удивления. Во дворце не было ничего от воинственной неприступности Оленьего замка. Напротив, покрытые белым гравием дорожки, сад и деревья окружали одновременно величественный и приветливый дом. Дворец Тредфорда и окружающие его здания никогда не использовались в качестве военной крепости. Он был построен как элегантная и дорогая королевская резиденция. Камень был украшен резьбой, входы сделаны в виде изящных арок. Башни тут были, но без бойниц. Очевидно, они воздвигались для того, чтобы любоваться окрестностями, а не для наблюдения за подходами к дворцу.

Низкие и толстые каменные стены между оживленной общей дорогой и особняком были покрыты мхом и увиты плющом. В обрамленных цветущими лозами нишах стояли статуи. Одна широкая проезжая дорога вела прямиком к дворцу. Другие, более узкие, дорожки манили подойти поближе к прудам с лилиями, искусно подрезанным деревьям и тенистым рощам. Для каких-то мечтателей садовники посадили здесь дубы и ивы – по меньшей мере лет сто назад. Теперь деревья тихо перешептывались под легким речным ветерком. Королевские владения занимали больше места, чем хорошая ферма. Я попытался вообразить правителя, у которого было время и средства, чтобы создать такую красоту.

Вот что можно иметь, если тебе не нужны военные корабли и боеспособные армии. Видела ли Пейшенс что-нибудь подобное в доме своих родителей? Это ли пытался повторить шут в изящных вазах с цветами и мисках с серебряными рыбками в своей комнате? Я чувствовал себя неотесанным деревенщиной – и дело было вовсе не в моем наряде. Внезапно я подумал, что именно так должен жить король. Среди искусства, музыки и изящества, поднимая до этого уровня жизнь своего народа. Я вдруг увидел собственное невежество и, хуже того, убожество человека, обученного только убивать. И одновременно меня охватил гнев. Разве Регал и его мать не приложили к этому руку, делая все, чтобы бастард помнил свое место? Я был безобразным функциональным орудием, так же как угловатый и безыскусный Олений замок был крепостью, а не дворцом.

Но сколько красоты уцелеет здесь, если Олений замок больше не будет стоять, как сторожевой пес, в устье Оленьей реки?

Мне в лицо как будто плеснули холодной водой. Это была правда. Олений замок был построен именно затем, чтобы контролировать речную торговлю. Если он сдастся пиратам, наши широкие реки станут отличной дорогой для их легких судов. Красные корабли, как кинжал, вонзятся в мягкое брюхо Шести Герцогств. Эта ленивая знать и нахальные фермерские парни проснутся ночью от криков и дыма, и у них не будет замка, куда можно бежать, и солдат, которые станут сражаться за них. Тогда они поймут, что вынесли другие во имя их безопасности, и, возможно, восстанут против короля, который оставил свои крепости, чтобы бежать внутрь страны и предаваться усладам.

Но я хотел, чтобы этот король умер раньше. Я начал медленно обходить стены королевской резиденции. Самый легкий способ попасть внутрь должен быть к тому же и самым незаметным. Кроме того, следовало обдумать пути к отступлению. До прихода ночи я должен выяснить все, что смогу, о дворце Тредфорда.

Глава 9

Убийца

Последним истинным мастером Силы, учившим в Оленьем замке детей королевской крови, был не Гален, как часто пишут, а его предшественница, Солисити. Возможно, она слишком долго ждала, не решаясь выбрать того, кто станет ее преемником. Ее выбор пал на Галена, когда она уже страдала чахоткой, которая в скором времени свела ее в могилу. Некоторые говорят, что Солисити назвала его имя в отчаянии, зная, что умирает, и не найдя никого лучше. Другие утверждают, что это решение было навязано ей королевой Дизайер, которая желала видеть своего любимца при дворе. Как бы то ни было, Гален стал помощником Солисити и пробыл им меньше двух лет, потом мастер Силы скончалась. Поскольку его предшественники ходили в учениках около семи лет, было довольно странно, что Гален объявил себя мастером Силы сразу после смерти наставницы. Едва ли она успела передать ему все свои знания за такое короткое время. Никто, однако, не посмел возразить. Хотя Гален лишь помогал Солисити в обучении двух принцев, Верити и Чивэла, после ее смерти он заявил, что их обучение полностью завершено. Впоследствии он противился предложениям набрать новых учеников. Так продолжалось до начала войны красных кораблей, когда Гален наконец подчинился требованиям короля Шрюда и создал свой первый и единственный круг магов Силы.

В отличие от традиционных кругов Силы, в которых все решали их члены, самостоятельно выбирая, кому войти в круг, кому нет и кто станет главой, Гален организовал свою группу из отобранных только им учеников и в течение всей жизни сохранял полный контроль над ними. Август, официальный глава круга, лишился способности к Силе вследствие несчастья, случившегося, когда он выполнял при помощи этой магии важную миссию в Горном Королевстве. Сирен, захватившая лидерство уже после смерти Галена, погибла вместе с другим членом круга, Джастином, во время бунта, последовавшего за убийством короля Шрюда. Место главы так называемого круга Галена занял Уилл. К тому времени членов круга осталось только трое: сам Уилл, Барл и Каррод. По-видимому, Гален внушил всем ученикам безоговорочную преданность Регалу, но это не предотвратило соперничества между ними за милость их короля.

К тому времени, как сгустились сумерки, я исследовал внешнюю часть королевского имения довольно подробно. Я обнаружил, что кто угодно может ходить по нижним дорожкам, наслаждаясь видом фонтанов и садов, тисовой изгороди и орешника, и встретил довольно много людей в хорошей одежде, которые прогуливались там. Большинство смотрело на меня со строгим неодобрением, некоторые с жалостью, а стражник в ливрее твердо напомнил мне, что в королевские сады не допускают нищих. Я заверил его, что пришел только взглянуть на чудесные места, рассказы о которых так часто слышал. В свою очередь он предположил, что рассказов более чем достаточно для такого, как я, и указал мне самый прямой путь к выходу. Я очень вежливо поблагодарил его и пошел прочь. Он стоял, наблюдая, как я ухожу, пока дорога не привела меня к концу живой изгороди и я не скрылся из виду.

Мой следующий набег был более осторожным. Я хотел было подстеречь одного из юных аристократов, расхаживающих среди цветов и травяных бордюров, и воспользоваться его одеждой, но потом решил, что этого делать не стоит. Вряд ли я нашел бы кого-нибудь такого тощего, чтобы его одежда хорошо сидела на мне, а кроме того, модное платье, которое они носили, требовало сложной шнуровки ярко раскрашенными ленточками. Я сомневался, что смогу влезть в какую-нибудь из этих рубах без посторонней помощи, не говоря уж о том, чтобы содрать ее с лежащего без сознания человека. Да и звенящие серебряные безделушки, вшитые в болтающиеся шнурки у рукавов, – не лучшая подмога в тихой работе убийцы. Так что я положился на густую растительность вдоль стен в качестве укрытия и крадучись поднялся на холм. Наконец я наткнулся на стену из гладко отшлифованного камня, которая окружала вершину холма. Подпрыгнув, высокий человек мог бы дотянуться до ее края. Вряд ли она строилась как серьезная преграда. Вдоль стены тянулась полоса голой земли, но старые пни и корни говорили о том, что когда-то здесь росли кусты и вился плющ. Я подумал: не Регал ли приказал расчистить землю? За стеной виднелись верхушки многочисленных деревьев, и я решил, что могу рассчитывать на их прикрытие.

Большую часть второй половины дня я обходил стену, избегая открытых мест. В ней было несколько ворот. У одних, главных, стояли стражники в мундирах, приветствующие подъезжающие кареты с людьми. Судя по количеству прибывающих экипажей, вечером затевался какой-то праздник. Один стражник повернулся и хрипло рассмеялся. Волосы у меня на голове встали дыбом. Я застыл в своем убежище. Видел ли я это лицо раньше? Трудно было сказать точно с такого расстояния, но сама мысль об этом пробудила во мне странную смесь страха и ярости. «Регал, – напомнил я себе. – Моя цель – Регал». Я двинулся дальше.

У более скромных ворот для слуг и торговцев тоже стояли стражники, но на их одежде было значительно меньше кружев. Они подвергали допросу с пристрастием каждого мужчину или женщину, которые хотели войти или выйти из замка. Будь мой наряд чуть лучше, я бы рискнул изобразить слугу, но в лохмотьях нищего об этом нечего было и думать. Так что я встал в незаметном для стражников месте и принялся просить милостыню у торгового люда. Я делал это без слов, просто протягивал к ним сложенные чашечкой руки с молящим выражением на лице. Большинство из них вели себя так, как обычно ведут себя люди, когда встречаются с нищим. Они не обращали на меня внимания и продолжали беседовать. Таким образом мне удалось выяснить, что сегодня ночь Пурпурного бала и на праздник приехали музыканты и фокусники. Что король теперь больше любит курения из почек черешни, чем из гашиша, и очень рассержен качеством желтого шелка, который привез ему некий Фестро. Он грозился выпороть торговца за то, что тот посмел принести королю такую дрянь. Это прощальный бал короля, потому что на следующий день он намерен отправиться в Янтарный дворец на Винной реке навестить своего дорогого друга леди Целесту. Кроме этого, я слышал множество других новостей, но мало что из них было связано с моей целью. Я закончил попрошайничать, унося с собой пригоршню медяков.

Я вернулся в Тредфорд и направился на улицу, на которой были расположены лавочки портных. У задней двери магазина Фестро я увидел подмастерье, подметающего улицу. Я дал ему пару медяков за несколько полосок желтого шелка различных оттенков. Потом я нашел самый скромный магазин, в котором всех моих денег хватило только на то, чтобы купить свободные штаны, холщовую блузу и головной платок, какие носят подмастерья. Здесь же я переоделся, заплел волосы в косицу и прикрыл ее платком, вычистил сапоги и вышел из магазина совершенно другим человеком. Мой меч теперь был спрятан внутри штанов. Вышло не слишком удобно, но оружие могло остаться незамеченным, если я буду прихрамывать. Мою старую одежду и поклажу, за исключением ядов, я спрятал в зарослях крапивы за крайне вонючей уборной во дворе таверны.

Больше я не позволил себе оттягивать неизбежное. Я отправился прямо к торговым воротам и встал в ряд с остальными визитерами, ждущими пропуска. Сердце мое бешено колотилось, но внешне я оставался совершенно спокоен. Я ждал, разглядывая то, что удавалось увидеть за стеной сквозь деревья. Дворец был огромен. Раньше я был потрясен тем, что так много пахотной земли отдано на декоративные сады и дорожки. Теперь я видел, что парк был попросту оправой для особняка, который был выстроен в абсолютно незнакомом мне стиле. Ничто в нем не напоминало о крепости или замке. Это был только комфортный и элегантный дворец. Когда наступил мой черед, я показал свои образцы ткани и сказал, что Фестро просил принести извинения и прислал шелк, который, как он надеялся, больше понравится королю. Когда один угрюмый стражник заметил, что Фестро обычно приходит сам, я довольно сердито заявил, что хозяин считает мой зад более подходящим для порки, на случай если и эти образцы не понравятся королю. Стражники обменялись ухмылками и пропустили меня.

Я поспешно зашагал вверх по тропе и пристроился в хвосте группы музыкантов, прошедших передо мной. За ними я проследовал к задней части дворца. Пока музыканты получали распоряжения, я замешкался, чтобы перестегнуть сапог, и выпрямился как раз вовремя, чтобы войти вслед за ними. Я очутился в маленьком вестибюле, прохладном и темном после тепла и света вечернего солнца. Менестрели переговаривались и смеялись, торопясь вперед. Я замедлил шаг и отстал. Дойдя до открытой двери, я вошел в пустую комнату и тихо закрыл дверь за собой. Потом глубоко вздохнул и огляделся.

Это была небольшая гостиная. Мебель в ней стояла обшарпанная и плохо подобранная, и я решил, что эта комната предназначена для слуг или приходящих ремесленников. Вряд ли я долго пробуду здесь в одиночестве. Однако вдоль стены стояло несколько больших буфетов. Я выбрал тот, который нельзя увидеть от двери, если она вдруг распахнется, и быстро переставил содержимое полок, чтобы залезть туда. Оставив дверцу приоткрытой, чтобы у меня было немного света, я принялся за работу: проверил и разложил пузырьки и пакеты с ядами, затем обработал ядом и мой маленький нож, и острие меча, потом осторожно вложил их в ножны. Я перевязал меч, чтобы он оказался снаружи штанов. После этого я устроился поудобнее и стал ждать.

Казалось, прошло много дней, прежде чем сумерки сменились полной темнотой. Дважды в комнату ненадолго заходили люди, но по их разговорам я понял, что все до одного слуги заняты приготовлениями к сегодняшнему пиршеству. Я коротал время, воображая, как Регал будет убивать меня, если поймает. За такими мыслями я несколько раз едва не терял мужество, но напоминал себе, что, если я откажусь от своей затеи, мне придется вечно жить с этим страхом. Поэтому я решил приготовиться. Если Регал здесь, его круг, безусловно, где-то поблизости. Я тщательно проделал все упражнения, чтобы защитить разум от чужой Силы, как научил меня Верити. Мне ужасно хотелось прощупать дворец легким прикосновением, чтобы узнать, почувствую ли я присутствие учеников Галена, но я удержался. Вряд ли я дотянусь до них, не выдав себя. И даже если я отыщу их, это не будет означать ничего нового. Лучше сконцентрироваться на собственной защите. Я не позволял себе думать о том, что собираюсь сделать, чтобы они не уловили эхо моих мыслей. Когда наконец небо за окном стало совершенно темным, я рискнул покинуть свое убежище и выйти в коридор.