Странствия Шута

Улыбка Шута немного померкла.

– Я вижу свет, – признал он. – Могу отличить темноту от света. То есть не совсем так. Когда ты слепой, эта темнота отличается от той, к которой мы привычны. Ладно, не важно, не буду вдаваться в объяснения, просто скажу: я знаю, что передо мной на столе горят свечи. А когда я поворачиваю голову, то знаю, что там, в стороне, их нет. Фитц, мне кажется, зрение возвращается ко мне. Той ночью, когда ты использовал Силу, чтобы помочь мне… Да, нарывы на спине начали заживать. Но ты сделал нечто большее.

– Той ночью я не пытался исцелить твои глаза. Возможно, ты просто понемногу выздоравливаешь. – Я прикусил язык, чтобы не предупредить: «Рано еще надеяться!» Уж я-то знал, как он плох на самом деле. И все же Шут стал различать свет. Возможно, он идет на поправку. – Рад за тебя. Давай постараемся, чтобы дело и дальше шло на лад. Ты уже ел сегодня?

– Да, я поел. Приходил мальчишка Чейда – на этот раз он не так сильно испугался меня. А может быть, это ворон привлек его любопытство. А потом пришел и сам Чейд, принес сверток для тебя. Фитц! Он все мне рассказал. У меня… голова идет кругом. Я счастлив за тебя. И мне страшно. Как может существовать время, мир, которого я не провидел? А еще Чейд сказал, что Старлинг спела балладу о твоей жизни, и спела прекрасно! Это правда? Мне не приснилось?

Я ощутил укол разочарования. Только теперь, когда выяснилось, что Шут все знает, я понял, как сильно мне хотелось рассказать ему. Но он был так рад за меня – чего же еще желать?

– Нет, все правда. Это было замечательно.

И я поделился с ним тем, что мало кто другой мог понять. Я рассказал, как Целерити, унаследовавшая титул герцогини Бернса после смерти своей сестры леди Хоуп, подошла и положила руки мне на плечи. Я заглянул в ее ясные глаза. Пусть вокруг них и возле ее рта залегли морщинки, я встретился взглядом все с той же решительной девушкой, которую когда-то знал. «Я никогда в тебе не сомневалась, – сказала она. – Напрасно ты сомневался во мне». И она легко поцеловала меня, отвернулась и быстро пошла прочь. Ее муж непонимающе посмотрел на меня и поспешил следом.

Я поведал, как королева Эллиана срезала со своей манжеты пуговицу в виде серебряного нарвала и вручила ее мне, наказав всегда носить с собой. Шут улыбнулся, услышав об этом, а потом сделался задумчивым, когда я стал рассказывать, как малознакомые люди принялись пожимать мне руку и хлопать по плечу. Некоторые недоверчиво улыбались, другие плакали. Но были и такие – и эти больше всего сбивали меня с толку, – кто подмигивал или, наклонившись к моему уху, шептал: «Не забывайте, я не выдал вашу тайну» и все в таком роде. Больше прочих меня смутил молодой стражник: он решительно прошагал мимо ожидающих своей очереди аристократов прямо ко мне; глаза его пылали гневом. Он сказал только: «Мой дед до самой смерти думал, что привел тебя на верную смерть. Блейд всю жизнь переживал, что предал тебя. Уж ему-то ты мог довериться». И он ушел, прежде чем я успел сказать в ответ хоть слово.

Я поймал себя на том, что говорю тихо и напевно, словно рассказываю старую сказку ребенку. И подвожу рассказ к счастливому концу, хотя даже дети знают, что сказки никогда не заканчиваются и то, что кажется счастливым концом, всего лишь небольшая передышка в жизни героев, перед тем как на них обрушатся новые испытания. Мне не хотелось думать об этом. Не хотелось гадать, какое несчастье ждет меня в будущем.

– Чейд хоть объяснил, зачем так поступил? – спросил Шут.

Я пожал плечами, хотя он и не мог этого видеть:

– Он сказал, что время пришло. Что и Шрюд, и Верити хотели бы этого. Мол, теперь, когда он сам вышел из тени, не мог оставить меня там.

Основательно пошарив на полках Чейда, я нашел, что искал, – винный спирт. Тогда я запалил себе еще свечу, взял тряпочку, смочил ее спиртом и стал оттирать пятнышки чернил. Чернила оттираться не хотели. Для вороны это хорошо, но меня руки в чернилах раздражали. Я подошел к зеркалу и стал оттирать кляксы с лица.

– Чем это пахнет? Что ты делаешь?

– Пытаюсь оттереть лицо. Я покрасил белые перья вороны чернилами, чтобы соплеменники ее больше не клевали и она могла летать спокойно.

– Покрасил ворону. Принц Фитц Чивэл Видящий наутро после признания его законным наследником трона развлекается, раскрашивая ворон. – Шут рассмеялся.

Мне было отрадно слышать его смех.

– Ты сказал, Чейд оставил для меня сверток?

– Да, на том краю стола.

Шут снова уставился на свечи, наслаждаясь их светом в той мере, в какой мог его различить. И я не стал забирать у него огонь, а просто пододвинул сверток поближе и начал развязывать. От свертка исходил запах земли, он был завернут в кожу и перевязан кожаными шнурками. Узлы позеленели от времени, белые пятна на коже тоже говорили о старости. Шнурки не развязывали очень давно, и, возможно, подумал я, какое-то время сверток лежал под открытым небом. Наверное, всю зиму. Может, был закопан в землю.

Пока я возился с узлами, Шут заметил:

– Чейд оставил еще и записку. Что в ней?

– Я пока не читал.

– А может, стоит прочитать, прежде чем разворачивать?

– Он сказал, это обязательно?

– Он, похоже, долго думал и в конце концов написал всего несколько слов. Я слышал шорох пера и множество вздохов.

Я оставил узлы в покое, не в силах выбрать между письмом и свертком. И то и другое дразнило мое любопытство. Приподняв свечу, я рассмотрел одинокий лист бумаги на дальнем краю стола. Прежде я проглядел его в темноте. Я протянул руку и придвинул записку к себе. Как почти все послания Чейда, она была без обращения и без подписи. Ни даты, ни приветствия – только несколько строк.

– И что там написано? – с нетерпением спросил Шут.

– «Я сделал, как он велел. Обстоятельства так и не сложились. Знаю, ты поймешь. Думаю, теперь это должно перейти к тебе».

– О! Чем дальше, тем лучше! – воскликнул Шут. И добавил: – Просто перережь ремешки, наверное. Эти старые узлы ни за что не распутать.

– Ты уже пробовал, да?

Он пожал плечами и усмехнулся:

– Если бы у меня получилось, тебе было бы проще.

Я все же заставил нас обоих помучиться любопытством, пытаясь развязать сверток. Но если кожаный ремешок завязать, потом намочить и дать высохнуть, узел становится крепким, как железо. Так что в конце концов я сдался и перерезал ремни своим поясным ножом. Потом пришлось повозиться, разворачивая кожу – она была не тонкой, а вроде той, какую используют для седел. Она протестующе скрипела, когда я вытаскивал из ее объятий нечто, обернутое в промасленную тряпицу. Я положил находку на стол, и она глухо лязгнула.

– Что это? – спросил Шут и пробежал пальцами по загадочному предмету.

– Давай посмотрим.

Промасленная тряпка на поверку оказалась мешочком из толстой холстины. Я запустил в него руки и достал на свет…

– Это корона, – объявил Шут, ощупав находку почти в тот же миг, когда я разглядел ее.

– Не совсем.

Короны обычно куют не из стали. И Ходд была не королевским ювелиром, а мастером-оружейником. Она делала превосходные мечи и доспехи. Я взял в руки простой стальной венец и стал оглядывать его, уже зная, что это ее работа, хотя не смог бы сказать, откуда у меня такая уверенность. И точно – вот оно, на внутренней стороне: скромное, но честное клеймо мастера.

– Тут что-то еще. – Руки Шута, точно хорьки, нырнули внутрь открытого свертка, пошарили там и извлекли на свет цилиндрический деревянный футляр.

Шут протянул футляр мне. Я молча взял. Мы оба понимали, что внутри лежит свиток. Концы футляра были запечатаны красным воском. Я поднес их к свету и рассмотрел.

– Печать Верити, – сказал я.

Как ни противна была мне мысль портить этот оттиск, я подцепил воск ножом, срезал печать, открыл цилиндр и потряс его. Свиток выпал не сразу, он долго пролежал в футляре и не хотел покидать его. Наконец он сдался, и я с первого взгляда понял, что свиток не пострадал от влаги.

– Читай! – настойчиво прошептал Шут.

Я развернул тонкий пергамент и сразу узнал руку Верити. Четкий почерк человека, любившего рисовать карты, планы укреплений и схемы битв. Он всегда писал крупными буквами без завитушек. Почерк моего короля. В горле у меня пересохло.

Я не сразу смог заговорить, а когда начал читать вслух, то от напряжения дал петуха:

– «Сей документ, да будет тому порукой моя личная печать и свидетельство Чейда Фаллстара, являет собой последнюю волю будущего короля Верити Видящего. Скажу прямо: я ухожу в странствие, из которого могу не вернуться. Я оставляю мою королеву, Кетриккен из Горного Королевства, в тягости моим будущим наследником. Если, пока меня не будет, мой отец, король Шрюд, умрет, я вверяю защиту своей супруги моему племяннику, Фитцу Чивэлу Видящему. Если станет известно о моей гибели, то я желаю, чтобы Фитц Чивэл Видящий был официально признан защитником моего наследника. Если же и моя королева умрет, а наследник останется жив, то да будет Фитц Чивэл Видящий провозглашен регентом и правит до тех пор, пока наследник не сможет взойти на трон. Если же ни я, ни мой отец, ни моя королева, ни мой наследник не останутся в живых, то пусть Фитц Чивэл Видящий будет признан моим наследником. Я не желаю, чтобы мой младший брат, Регал Видящий, унаследовал мою корону. И настоятельно прошу герцогов признать и поддержать эту мою последнюю волю».

Я помолчал, стараясь восстановить дыхание.

– Ниже – его подпись.