Убийца шута

Снегопад все еще продолжался, и ветер усиливался. Я вдруг ощутил уверенность в том, что те, кого я ищу, все еще в пределах Ивового Леса. Никто бы не отчаялся до такой степени, чтобы попытаться сбежать, когда так метет.

Я потянулся к Неттл:

С твоей матерью по-прежнему все хорошо?

Я оставила ее спящей, Хирс сидит в кресле у камина. Я велела ему запереть дверь на засов за мной и слышала, что он так и сделал. Я с Риддлом и Джастом и нашими гостями. Мы ничего необычного не обнаружили. Никаких следов посланницы.

Мертва? Сбежала? Прячется где-то в Ивовом Лесу? Одно из трех.

Припозднившихся менестрелей было трое. Двое мужчин и женщина. Уэба они, похоже, встревожили. Они по-прежнему среди наших гостей? Я передал ей их мысленные образы.

Я их видела раньше. Но они не показались мне музыкантами и вели себя не как музыканты. Непохоже было, будто они ждут своей очереди выступить на помосте.

Пришли ко мне Джаста, пожалуйста. Мы быстренько обыщем незанятые помещения. И сообщи, если ты или Риддл найдете троих чужаков.

Мы с Джастом разделили Ивовый Лес и стали проверять комнату за комнатой в поисках признаков вторжения в незанятых частях особняка. В хаотичном старом доме это было непростым делом, и я полагался на свой Дар в той же степени, что и на глаза, определяя, на самом ли деле комната пуста. Неттл и Риддл не обнаружили чужаков, и, когда она спросила гостей, видел ли их кто-нибудь, ответы так противоречили друг другу, что оказались бесполезны. Даже наши слуги, которые иногда раздражали меня излишне пристальным вниманием к семейным делам, ничего не смогли сообщить. Эти трое и посланница исчезли, как будто никогда и не навещали нас.

Ближе к рассвету, когда наши гости, насытившись едой и музыкой, отправились по домам или в выделенные им для ночлега комнаты, я прекратил поиски. Риддл и мальчики помогли Ревелу проверить, что все наружные двери надежно заперты на ночь, а потом тихонько прошлись дозором по той части особняка, где разместили гостей. Пока они этим занимались, я решился ускользнуть в свое личное логово в западном крыле. Оттуда я мог попасть в сеть шпионских коридоров, о существовании которой знали только Пейшенс, Молли и я. В мои низменные намерения входило побродить там сегодня ночью, подглядывая за спящими гостями, чтобы понять, не дал ли кто приют чужакам в своих комнатах.

Так я собирался поступить. Но когда я приблизился к дверям в свой кабинет, шерсть у меня на загривке встала дыбом. Еще до того, как прикоснуться к дверной ручке, я знал, что дверь не до конца заперта. Между тем я точно помнил, что запер ее за собой, прежде чем вместе с Ревелом направиться к Риддлу. Кто-то побывал здесь после того, как я ушел.

Прежде чем приоткрыть дверь, я достал нож. В комнате было темно, свечи догорели и огонь погас. Я постоял, изучая помещение с помощью всех чувств. В комнате никого нет, твердил мне Дар, но я вспомнил, как чуть раньше чужаки показались Уэбу почти невидимыми, а ведь он обладал куда более тонким магическим чутьем, чем мое. И потому я стоял, навострив уши, и ждал. Запах – вот что пробудило во мне звериную злость. Кровь. В моем логове.

Я двинулся вперед, выставив перед собой нож. Свободной рукой зажег новую свечу, кочергой разбудил пламя в камине. Замер, оглядывая комнату. Они побывали тут. Они пришли сюда, в мое логово, покрытые все еще влажными пятнами чьей-то крови.

Если бы Чейд не приучил меня посредством тысячи упражнений в точности запоминать комнату такой, какой я ее оставил, их визит мог бы остаться незамеченным. Я учуял кровавый след на углу моего стола и заметил пятнышко побуревшей красноты там, где передвинули мои бумаги. Но даже если не учитывать запах крови и ее брызги – чужаки были здесь, трогали мои бумаги, двигали свиток, который я переводил. Они пытались открыть выдвижной ящик моего стола, но не нашли тайную задвижку. Кто-то взял с каминной полки статуэтку из камня памяти, сделанную для меня Шутом десятилетия назад, а потом поставил обратно так, что теперь к комнате была обращена грань, изображавшая мое лицо. Когда я взял ее, чтобы поправить, моя губа приподнялась от негодования. На изображении Шута неуклюжий палец оставил кровь, размазанную по его щеке. Меня захлестнула безрассудная ярость.

Подняв статуэтку, я ощутил прилив хранившихся в ней воспоминаний. Последние слова Шута, обращенные ко мне, запечатлелись в камне и тревожили мою память. «Мне никогда не хватало мудрости», – сказал он. Напоминание о безрассудствах нашей юности или обещание того, что однажды он забудет об осторожности и вернется? Я отгородил свой разум от этого послания. Не сейчас.

И совершил глупость, попытавшись стереть кровь с его лица большим пальцем.

Камень памяти – не простой камень. В старые времена круги Силы отправлялись в дальнюю каменоломню в Горном Королевстве, где высекали из этого камня драконов, наполняя его воспоминаниями, прежде чем слиться со своими творениями, наделив их подобием жизни. Я однажды видел, как это произошло. Верити, мой король, отдал себя каменному дракону, а потом в этом облике взлетел, чтобы нести ужас и войну врагам Шести Герцогств. На острове Аслевджал я обнаружил кубики из блестящего черного материала, которые Элдерлинги использовали для хранения песен и стихов.

Я сам пробудил дремлющих драконов предыдущих поколений, предложив им кровь и призвав к оружию, использовав одновременно Дар и Силу, слитые в единую магию.

Кровь на камне памяти, и мое прикосновение. Сила и Дар, кипящие во мне. Кровавое пятно впиталось в камень…

Шут разинул рот и закричал. Я увидел, как растянулись его губы, увидел его оскаленные зубы и напряженный язык. Это был вопль неослабевающей мучительной боли.

Ни один звук не достиг моих ушей. Это было нечто более глубинное. Меня охватила явившаяся из ниоткуда стойкая, бесконечная, безнадежная и беспощадная агония систематической пытки. Она залила все мое тело и обожгла кожу, как будто я превратился в сосуд, до краев полный черного отчаяния. Это было слишком знакомо, ибо это была не острая боль от физических истязаний, но обескураживающее, охватывающее разум и душу осознание того, что ничто не может предотвратить пытку. Мои собственные воспоминания пробудились вопящим хором. Я снова распростерся на холодном каменном полу темницы принца Регала, мое избитое тело подавляло измученный пыткой разум. Я отделил свое сознание от этого воспоминания, отказался от связи с ним. Резные глаза Шута слепо уставились на меня. На мгновение наши взгляды встретились, и тут все поглотила тьма, и мои глаза обожгло. Мои обессилевшие руки вертели резную статуэтку, я чуть ее не уронил, но вместо этого прижал к себе, падая на колени. Я прижал ее к груди, чувствуя, как далекий-предалекий волк поднял морду и яростно зарычал.

– Прости, прости, прости! – слепо забормотал я, словно причинил боль самому Шуту.

Пот выступил из каждой поры на моем теле, я весь взмок. Все еще прижимая к себе резной камень, повалился на бок. Зрение медленно вернулось ко мне. Я уставился в умирающий огонь, окруженный пугающими образами тускло-красных пыточных приспособлений, накаляющихся в пламени, обоняя кровь, старую и новую, смешанную с едкой вонью ужаса. Я вспомнил, как надо закрывать глаза. Я почувствовал, что волк пришел и встал надо мной, угрожая разорвать на части любого, кто приблизится. Постепенно отголоски боли схлынули. Я судорожно вздохнул.

Кровь обладала силой пробуждать камень памяти, будь то высеченный Элдерлингами дракон или миниатюрное изваяние, вырезанное Шутом. И эта краткая связь позволила мне узнать, что девушка мертва. Я почувствовал ужас, вызванный тем, как ее выслеживали и загоняли в угол, ее воспоминания о прошлых пытках и агонию ее смерти. К тому моменту я узнал в ней молоденькую посланницу, описанную Ревелом, а не обученную солдатскому делу женщину, которую видел с двумя мужчинами. Они преследовали ее, охотились на нее в моем доме и убили. Я не знал, что за послание они уничтожили и почему, но я должен был их отыскать и все выяснить.

Я перекатился на живот, по-прежнему прижимая резную фигурку к груди. Перед глазами все плыло. Я подтянул колени к груди, приподнялся и сумел встать, держась за стол. Шатаясь, добрался до кресла и сел. Поставил резную фигурку перед собой и пригляделся. Она не изменилась. Неужели я вообразил себе то движение, беззвучный крик Шута и его взгляд? Разделил ли я какой-то давний опыт Шута, или фигурка выразила предсмертные ужас и боль посланницы?

Я поднял было фигурку, чтобы приложить ее ко лбу и снова увидеть простые воспоминания, которые он вложил в нее для меня. Но руки мои задрожали, и я поставил ее на стол. Не сейчас. Если я как-то вложил боль девушки в камень и сохранил там, я не хотел ни убеждаться в этом сейчас, ни снова разделять эту агонию. Меня ждала охота.

Я спрятал руки в рукава и вернул фигурку на ее место на каминной полке. Все еще слегка дрожа, изучил свое логово, выискивая другие признаки пребывания незваных гостей, но ничего не обнаружил.

Кто-то пришел сюда, в мое тайное логово, взломал двери и потревожил кое-что очень личное из моего имущества. Лишь немногие вещи могли пронять меня до глубины души, как эта резная фигурка; драгоценные немногие вещи, связывавшие меня с прошлым, со временем, когда я служил моему королю вместе с двумя самыми близкими друзьями, какие только у меня были. То, что какой-то чужак посмел коснуться ее и осквернил пролитой кровью, привело меня на грань убийственной ярости, а когда я подумал о том, что ее легко могли украсть, перед глазами у меня на мгновение возникла багровая пелена.

Я сердито тряхнул головой, вынуждая себя остыть. Как они нашли это место? Ответ очевиден. Они за следили за Ревелом, когда тот отправился за мной. Но если найти меня было их подлинной целью, почему они не напали в тот момент? И как я умудрился не ощутить их присутствия? Были ли они «перекованными», как сперва заподозрил Уэб, людьми, в которых не осталось ничего человеческого? Я в этом сомневался; в бальном зале они двигались единой группой, настороженно и с признаками самоконтроля, какого я никогда не видел у «перекованных». Возможно, они каким-то образом способны скрывать свой магический «запах», различимый для Одаренных? Если подобная магия и существовала, я о ней не знал. Когда мой волк был жив, мы с трудом научились держать свое общение в секрете. Но едва ли это было то же самое, как полностью скрыть себя от Дара.

Я ненадолго выкинул эту тревогу из головы. Потянулся к Неттл при помощи Силы и быстро передал ей бо?льшую часть того, что узнал. О крови на резной фигурке не упомянул. Это было личное.

Я с матушкой, – ответила она. – Риддл забрал с собой Хирса и Джаста. Он сказал Джасту, что тот должен стеречь дверь Пейшенс, пока они с Хирсом проверяют каждую незанятую комнату в поместье.

Отлично. Как твоя мать?

Все еще спит. Она выглядит как обычно, и я не ощущаю в ней ничего неправильного. Но я очень встревожилась, когда она потеряла сознание. Куда сильней встревожилась, чем мне хотелось бы показать ей. Ее отец умер, когда был всего на два года старше, чем она сейчас.

Он разрушил свое здоровье выпивкой, а еще драками и дурацкими выходками, к которым его подталкивало все то же пьянство, – напомнил я.

Ее мать умерла очень молодой.

Я прижал ладони к глазам и уперся пальцами в лоб. Это слишком пугало. Я не мог о таком думать.

Побудь с ней, пожалуйста. Мне осталось осмотреть всего несколько мест, и потом я приду сменить тебя.

Мне здесь хорошо. Можешь не спешить.

Подозревала ли она, что я задумал? Сомнительно. Только Пейшенс, Молли и я знали о тайном лабиринте в Ивовом Лесу. Хотя смотровые отверстия в этих коридорах не позволяли мне заглянуть в каждую спальню, они давали возможность проверить многие из них и увидеть, не прячется ли где-то больше гостей, чем мы пригласили.

Время приближалось к рассвету, когда я выбрался из лабиринта. Я был облеплен паутиной, продрог до костей и устал. Я ничего не узнал, если не считать того факта, что по меньшей мере две горничные согласились – по случаю, по прихоти или, возможно, ради нескольких монет – провести ночь в чужих постелях. Я видел молодую жену, которая плакала, пряча лицо в ладонях, в то время как ее муж пьяно храпел, водрузив на кровать лишь верхнюю часть тела; а одна пожилая пара курила такой крепкий табак, что у меня закружилась голова в моем секретном коридоре, когда сквозняк потянул туда дым.

Никаких следов странных менестрелей или тела посланницы.

Я вернулся в свою комнату и позволил Неттл отправиться в свою. Той ночью я не спал и даже не прилег, но сидел в кресле у камина, наблюдал за Молли и размышлял. Неужели незваные гости достаточно безумны, чтобы сбежать в метель, забрав с собой труп посланницы? По меньшей мере один оставался в Ивовом Лесу достаточно долго, чтобы проследить за Ревелом и войти в мое логово. Почему? Для чего? У меня ничего не забрали, не причинили вреда никому из моих домашних. Я был полон решимости докопаться до самой сути.

Но на протяжении следующих дней все шло так, словно бродячие менестрели и посланница нам приснились. Молли пришла в себя и веселилась, танцевала и смеялась с нашими гостями остаток Зимнего праздника, не выказывая признаков болезни или слабости. Я чувствовал себя грязным из-за того, что скрыл от нее кровавую тайну, и даже хуже – принудил ее сыновей к молчанию, но Неттл и Риддл со мной согласились. Ей сейчас лишние тревоги были не нужны.

Снегопад продолжился еще день и ночь и скрыл следы любого, кто мог прийти или уйти. Когда с пола вытерли кровь, не осталось и намека на наших чужестранных посетителей. Риддл, Неттл и я решили, что осмотрительные расспросы могут предоставить нам больше сведений, чем если мы примемся трубить о своем беспокойстве; Ревел, к моему удивлению, никому не проболтался. Кое-кто из гостей заметил, что какие-то незнакомцы покинули пиршество, не разделив ни с кем веселье, но больше мы ничего не узнали. Уэб мало что мог сказать сверх того, что уже поведал мне. Он счел странным, что женщина не сообщила ему имя «друга», которого разыскивала. И это было все.

Неттл, Риддл и я обсудили, надо ли рассказывать Чейду о происшествии. Я этого не хотел, но в конце концов они меня убедили. В первый тихий вечер после Зимнего праздника, когда наши гости разъехались и Ивовый Лес сделался относительно тих, я отправился в свой кабинет. Неттл сопровождала меня, Риддл был с ней. Мы сели, она соединила свои мысли с моими, и вместе мы с помощью Силы передали нашу историю Чейду. Неттл молчаливо присутствовала, пока я представлял свой детальный отчет. Я подумал, что она могла бы предложить больше деталей, но почувствовал от нее лишь тихое подтверждение своего рассказа. Чейд задал мало вопросов, но я ощутил, что он запомнил каждую деталь. Я знал, что он соберет любые возможные сведения с помощью своей широкой шпионской сети и поделится ими со мной. И все же он меня удивил, сказав:

Советую тебе набраться терпения. Кто-то направил посланницу, и он может снова обратиться к тебе, когда она не вернется. Пусть Риддл отправится в Ивняки и побродит вечер-другой по тавернам. Если будут какие-то разговоры, он услышит. А я осторожно расспрошу кое-кого. Помимо этого, думаю, ты сделал все, что мог. Не считая того, разумеется, что я, как и раньше, советую тебе подумать над тем, чтобы нанять нескольких домашних охранников. Таких, которые одинаково ловко могут подавать чай и резать глотки.

Едва ли это необходимо, – твердо сказал я и ощутил его далекий вздох.

Как знаешь, – подытожил он и отъединил свой разум от наших.

Я сделал, как он предложил. Риддл отправился по тавернам, но ничего не услышал. Никто не прислал сообщения, спрашивая, что случилось с посланницей. На протяжении некоторого времени я держал ухо востро, бдительно ожидая чего-то хоть самую малость необычного. Но по мере того как текли дни и месяцы, происшествие все больше отступало в дальние тайники памяти. Предположение Риддла о том, что все участники этой истории врали о своих мотивах и что мы сделались мимолетными свидетелями улаживания какого-то старого долга, казалось все более похожим на правду.

Спустя годы мне предстояло изумиться своей глупости. Как я мог не понять? На протяжении многих лет я ждал и надеялся на послание от Шута. И когда послание наконец-то прибыло, я его не получил.