Западный перенос

– Нет. Для начала я нашёл нужных людей, которых мне рекомендовали. А нужных людей найти сейчас не проб-ле-ма! – отчеканивает он.

Просто какая-то сцена из бандитского сериала девяностых. Марина не удивилась бы, если бы в следующую секунду он вынул из-за пазухи пистолет.

– Тебе так охота поработать на стройке? Ты этого ещё не пробовал?

– А тебе совсем не охота попкорна?

– Неа… – Марина зевает в голос и при этом широко расставляет руки в стороны.

– Ну, рассказывай: как у вас прошло утро?

– Мы проснулись хер знает во сколько, вымыли головы…

– Так…

– Спокойно: я не успела. Вымыл Готтлиб и дети. Я-то и так могу перетоптаться… – она мотает головой и запускает руку в волосы, как в рекламе шампуня.

– Особенно на скорости сто двадцать.

– Пару раз доходило до ста сорока. Готтлиб нервничал.

Марк усмехается и тоже запускает руку в свои густые светлые волосы, отдающие рыжиной.

– Я давно говорил, вам надо менять свой драндулет.

– Не хочу я менять драндулет! У меня с ним приятные воспоминания связаны.

– Хо-хо! – смеётся Марк на всю громкость, Марина достаёт сигарету, чиркает зажигалкой и дымит, – Это мне тогда нужно было бы коллекцию собирать всякого старья на колёсах. Пойдём, посмотрим, что они там наловили в твоём душевном драндулете!

Выясняется, что колодки и покрышки (кроме единственной) выдержат ещё не одну сотню километров, так что мужики, ковыряющиеся под Марининой машиной, после наведённой Марком ревизии ощетиниваются и начинают говорить сквозь зубы.

– Коробка передач у вас тоже на ладан дышит. Ещё немного – и… – первый мужик цокает языком и, прищурясь, склоняет голову.

Второй работает молча.

– Ха, конечно, она же ниже пятой вообще никакую передачу не признаёт. Только что не трогается с неё! – подмигивает Марк.

– Вам её нужно хотя бы отрегулировать! – вздыхает мужик так, будто перед ним – больной с газовой гангреной.

– Регулируйте! – машет рукой Марк, – А то она до Астрахани не дотянет.

– До Астрахани? – усмехается первый, – Смело! Я бы и до Тамбова не отважился. Второй молчит, возясь с какими-то инструментами.

– Она – девушка рисковая. Ей и до Байкала не слабо.

– До Байкала и мне было бы не слабо, – мужик вытирает рукавом лоб, – По их дорогам можно хоть босиком.

– Я вам тут не слишком мешаю? – Марина складывает руки на груди и делает несколько шагов.

Если бы у неё были туфли на каблуках или шпильках, на весь ангар раздалось бы «цок-цок-цок». Но на ней – оранжевые кроссовки, которые лишь поскрипывают, когда она наступает на гладкие бетонные полы. Кажется, крикни ей «старт!» – и она пробежит километров сорок и ничуть не устанет. Только поправит чуть растрепавшиеся волосы.

– До Астрахани я почему-то так и не добрался, – Марк достаёт из кармана резинку и собирает волосы в хвостик.

– Левый берег симпатичный, правый – дерьмо! – подаёт, наконец, голос второй. Всё так же сквозь зубы, повернувшись спиной к Марку.

– Главное – рыба есть, – вскидывает голову Марина, – Глебу другого, по-моему, не нужно.

– Ты рыбачка, я рыбак… – бормочет Марк, – А что, разве Астрахань была разделена?

– Не была она разделена, – кряхтит второй, – Просто на левом берегу деревни были, которые после Воссоединения «пристегнули» к городу. У меня тётка там жила. Как стояли бараки – так и стоят.

– Может, мне в Астрахань податься, а не в Новосиб? – Марк широко потягивается, – Там хоть тепло, как на Рейне.

– Терпеть не могу ваш Рейн, – морщится Марина, – одни заводы, и половина не работает.

– Хо-хо! – принимает вызов Марк, – А замков ты там не приметила случайно?

– Попался один какой-то по дороге. С обрубленной башней.

Она снова запускает руку в волосы. Глеб когда-то просто млел от её длинных волос, но затем они начали сечься, ломаться, местами седеть, да и просто надоели. Несмотря на Глебовы протесты, Марина всё же подстриглась, и волосы у неё теперь примерно такой же длины, как в старших классах школы.

День разгорается и разгорается, проникая даже сюда, в темень автомастерской. После ледяного июня, с градом, метелями и ураганом, наступившая жара кажется запоздалым подарком. Вот только Готтлиб ноет и ноет третий день подряд. Его бы в Уренгой отправить. В детстве Марина была там один раз. Отец взял с собой в вахтовый посёлок: двухэтажные разборные здания, соединённые коридорами, машины-вахтовки во дворе. В них забирались на высоту человеческого роста. Колеса огромные, в комьях налипшей грязи. В фургоне – скамейки, как в старых автобусах. Сидишь, прижавшись носом к стеклу, и смотришь на все вокруг с верхотуры. «Гитлер бы сюда всё равно не дошёл», – бормотал отец. – «Увяз бы в болотах, подонок…» За окном было только два цвета: серый и зелёный. Выйдешь – и тебя облепят комары. Отец много лет добывал нефть, после того, как решил забросить семейный бизнес по продаже унитазов. С тех пор он месяц жил дома, следующий – на вахте. Однажды он так и не вернулся, и в Маринину жизнь вошло словосочетание «Другая семья».