– Кто эти люди? – громко поинтересовалась я, передавая фотографии «Фредерике».
– Смеяться будешь, не знаю, – хмуро произнес дядя Джек. – Рурк говорил, они в федеральном розыске, но сведений нам не предоставили. Сопляка этого сверху поставили, приказы раздавать мастак, а по делу сказать… ладно, гуляйте.
Второй детектив, тучный и суетливый, укоризненно цыкнул, но дядя Джек только отмахнулся от него. Когда еще выдастся шанс поворчать на начальство? «Фредерика» невозмутимо вернула снимки и пожала хрупкими плечиками. Никто сходства не заметил, да и не пытался заметить, ведь на пляже находились две девушки.
– Я только неделю назад взял новую машину, как обидно.
– При чем тут твоя машина?
– А ты думаешь, они просто так к озеру приехали? – вопросом на вопрос ответил замаскированный Франциско.
– Мне не нравится врать полиции.
– Я тебя не просил.
– Не заговаривайся, ты девушка, – огрызнулась я. – «Не просила». Если дело в машине, то они скоро ее увидят, спросят моих друзей, и те скажут!
– Да, скверно получается. Посиди здесь.
Я осталась в одиночестве. Солнце медленно подкатывалось к горизонту, делаясь похожим на сочный апельсин, однако по-прежнему было очень тепло. В голове снова образовалась каша: федеральный розыск, одержимые, отец, Нари – так близко и так непонятно, концы с концами не соединяются, все не договаривают…
Ноги были в песке. Я по колено зашла в воду. Отдыхающих на пляже становилось все меньше. Очень далеко, едва ли не на середине озера, маячила черная точка – голова пловца. Очень хорошего пловца, как я надеялась, иначе ему было бы сложно вернуться к берегу. Моих сокурсников и Рене не было видно: оказывается, мы отошли довольно далеко от них.
Безветренная погода не оставила шанса волнам. На поверхности озера не было даже мелкой ряби, однако мне вдруг почудилось, что вода отливает от моих ног. Я посмотрела вниз – в том месте, где я стояла, и впрямь образовалась голая песочная яма, словно кто-то вырезал из озера кусок и переложил его. Вода передо мной поднялась, образуя узкий прозрачный столб, похожий на застывший в воздухе аквариум без стеклянных стен, и из него вдруг прорезалась человеческая фигура. Женская фигура без лица, застывшая в изумленной позе: отклонившаяся назад и чуть приподнявшая руки. Я отшатнулась, и фигура отшатнулась тоже, после чего тугим потоком обрушилась в озеро, обдав меня брызгами и подняв высокие волны.
– Вуд?!
Еще не обернувшись, я уже знала, кого увижу, но не была уверена, в каком облике, поэтому просто выкрикнула фамилию. Он посмеивался, стоя на берегу и привычно спрятав руки в карманы. Теперь одежда была ему по размеру.
– Ты почему в своем… виде? Вдруг дядя Джек вернется?
– Я не сделал бы твою водяную копию, если бы оставался девчонкой. Одна услуга за раз, помнишь? Он не вернется, им до конца пляжа еще час топать.
– Кто-то мог заметить!
– Да, – безразлично пожал плечами он. – Много раз замечали. Даже в интернет выкладывали. ФБР все подчищает. А люди спустя время сами находят «рациональное» объяснение тому, что они видели. Солнечный удар, оптический обман или чей-то дурацкий розыгрыш – вариантов много.
– Я только высохла…
– Если ты еще не поняла, Манту может управлять стихиями.
Франциско протянул мне руку. Поколебавшись, я с опаской положила на нее свою. И тотчас по телу побежала вода: с майки, с волос, с купальника, – она стекалась к запястью, будто капли были живыми, и Франциско стройным маршем вел прямо в свою ладонь.
– Стой. Не надо, – я вдруг заметила кровь.
Маленькую струйку крови, выкатившуюся из-под его рукава.
– Это царапина. Они заживают очень быстро.
– Мне не нужно, – я убрала руку и покачала головой. – Не из-за такой ерунды. Ты отогнал машину?
– Да. Твои, кажется, начинают беспокоиться, что тебя долго нет.
– Слушай, это все… – я набрала в грудь побольше воздуха. – Поразительно; ты появляешься и переворачиваешь мир с ног на голову, но я не могу так. Ты знаешь, кто мой отец. Если ты в розыске…
– Я не преступник, – резко произнес Франциско. – И я уже давно исправил и искупил все, что когда-либо совершал.
– Люди на фотографиях, которые показывал дядя Джек, – кто они?
– Мои товарищи. Мы по очереди охраняем камень.
– Вас ищут только из-за него?
– Нет. Еще потому, что мы симбионты, не стоящие на учете.
– На учете? В какой-нибудь психиатрической клинике?
– Андреа, мы не больны. У нас все в порядке с головой, и руководству ФБР это прекрасно известно. Нас ставят на учет при их исследовательском учреждении, где обязуют не использовать демонические способности на людях, а также в одиночестве для достижения успехов в карьере, для причинения вреда, для совершения обмана и незаконных действий, для чего-то там еще, в общем, запрещают их использовать в принципе. Исключение: дома, без свидетелей, по какой-нибудь бытовой мелочевке. Запрещается также и говорить об этих способностях. Любое нарушение карается тюрьмой, специально предназначенной для симбионтов и располагающейся на острове Сан-Клементе.
– Зачем же ты…
– А ты стала бы пользоваться лишь одной рукой, когда у тебя есть вторая? По этим правилам невозможно жить, но правительство так боится нас, что лишь ужесточает и ужесточает их. Еще они боятся, что нас станет больше. Для того агенты ФБР и разыскивают камень, чтобы не допустить резкого увеличения числа симбионтов.
– Но ведь и ты не хочешь, чтобы вас стало больше? – неуверенно спросила я. – Тогда, в парке, ты не дал мне до него дотронуться.
– Да. Я тоже не хочу.
– Почему же ты просто не отдашь его? Чтобы его спрятали и…
– Потому что люди его не сохранят. Его отберут у них те, кто жаждет этого увеличения.
– О ком ты?
Смеркалось, и вода в озере чернела на глазах. Я расслышала далекие голоса: друзья искали меня по пляжу.
– О других симбионтах. Не столь миролюбивых, как я.
Голоса становились все ближе. Я лихорадочно оглянулась и снова посмотрела на Франциско.
– Ты ведь сейчас честен со мной?
– Я не соврал тебе ни разу с момента нашего знакомства.
– Ладно, тогда… давай увидимся еще раз. Если ты можешь. И хочешь, конечно, – с сомнением добавила я.
С чего бы ему хотеть со мной встретиться? Из-за того случая, когда я заступилась за него? Неужели только поэтому?
Теперь я отчетливо слышала Рене: ее испуганный, чуть охрипший голос.