Молодой

– Здесь всё очень красиво, заметил? – прошептали её губы, приоткрывшись в блаженной улыбке, при этом обнажив два ряда красивых, ослепительно – белых зубов.

– Да-а. Ты… Очень красивая – эхом отозвался Рома.

Чуть прикрыв глаза, она продолжала наблюдать за ним сквозь воронёные стрелы ресниц. Затем вдруг, слегка изогнувшись, красиво потянулась вверх всем телом. Расстёгнутая наполовину кофточка при этом высоко задралась, обнажив её прекрасный девичий животик. Ромин взор упёрся в красивый пупочек, украшенный маленькой золотой бабочкой.

«Афродита! Нет, а почему Афродита? Чем для меня, простого смертного, богиня Ника хуже, а?!» – мелькнуло в голове у Ромы. Не отдавая себе отчёта, он притянул её к себе и припал долгим жарким поцелуем к её алым губам.

Одновременно, он до конца расстегнул «молнию» тонкой трикотажной кофточки, и, проникнув ладонью правой руки под футболку, стал нежно ласкать грудь девушки. Удерживая другой рукой Нику за талию, мальчик притягивал её к себе, как магнитом. Роме всегда нравилось, как она целуется.

Раньше всё ограничивалось лишь поцелуями. «На сей раз мы с тобой вознесёмся на Олимп, уподобившись небожителям! Пришло время, хвала богам, вкусить твой сладкий нектар, девочка моя! Да мы уже на Олимпе…» – мурлыкал внутренний голос Ромы. В этот момент она целовалась особенно искусно! Рома перехватил инициативу. Вначале мальчик завладел нижней её губой, более полной и сочной, затем – верхней, не менее сладкой, потом обеими сразу. Она приоткрыла рот, впуская его. Их трепещущие языки переплелись в страстной борьбе. Ника извивалась всем своим упругим телом, тесно прижавшись к Роману, словно прилипнув, и еле слышно постанывала.

Глаза её были закрыты. Рома ждал, вот – вот она их откроет. Руки юноши скользили в этот момент по бёдрам Ники, затем его ладони стали ритмично и сильно – то сжимать, то растягивать ягодицы девушки. Правая ладонь Ромы проникла между её бёдер, плавно скользнула вверх – пальцы нежно коснулись её самого сокровенного.

Она застонала чуть громче, и… распахнула свои бездонные, цвета морской волны, колдовские очи. Ромины зрачки мгновенно расширились и он стал медленно погружаться в изумрудную пучину…

– Я хочу тебя, моя богиня… – хрипло прошептал он.

– И я тебя, мой сладкий рыжий котик… – промурлыкала девочка.

Рома легко подхватил Нику на руки и устремился на противоположную сторону горной вершины, оглянувшись прежде на мгновение и глянув вниз. Удовлетворённо вздохнул, убедившись, что «русо туристо» карабкаются в гору ещё очень далеко внизу.

– Русо туристо. Облико морале! – громко крикнул он, засмеялся, и помчался мощными прыжками, со своей драгоценной ношей на солнечную сторону горной вершины, к небольшому гроту. Ника тоже весело смеялась, уткнувшись чуть вздёрнутым носиком ему в грудь…

Это было время любви. Рома познал взрослую любовь. Теперь в душе он тайно гордился новым достижением. «Я – мужчина! – ликовал его внутренний голос. Но… всё же, по большому счёту, это было время любви особенной. Любви платонической: чистой, светлой, дивной.

Чудесное, золотое время. Когда тонкие дурманящие ароматы цветущих абрикосов, или черёмухи, или сирени, волновали юную душу романтика Ромео и заставляли его сердце биться чаще. Эти чарующие благоухания наполняли чистый и тёплый, какой – то тягучий, вечерний воздух родного Коканда. Когда в сияющем безоблачном небе трогательно, непередаваемо – остро и одновременно как – то жалобно, пищали стрижи, неуловимо – быстро прочерчивающие свои замысловатые траектории под синим куполом неба.

Когда на заре мило ворковали и целовались голуби с голубками, а влюблённые парочки подражали им, тоже на рассвете. Или напротив, когда стемнеет – в укромных местечках, вдали от любопытных глаз. Первые невинные и робкие поцелуи, несмелые и нежные объятия, горячий шёпот извечных слов о любви…

Бои без правил

Не тот велик, кто никогда не падал,

а тот велик – кто падал и вставал!

Конфуций

Характер юноши формировался при сложных жизненных обстоятельствах. Несмотря на отличное прилежание и примерное поведение в школе, Рома в кругу ровесников, да и ребят постарше, отнюдь не считался «ботаником». Он был способен сражаться не только ментально – на поприще науки, искусства, или виртуально – в процессе чтения любимых произведений. Он вполне достойно мог биться и в «реале». И биться жёстко. Причём, как в команде, так и как рейдер. И бывал бит он, конечно. И сам бил, и бил в кровь! Были у него различные травмы: ушибы и растяжения, переломы и вывихи. «Шрамы украшают мужчину» – неустанно повторял он себе, получив очередное рассечение. С каждым проведённым боем всё возрастал уровень мастерства, так как уличный кулачный бой очень сильно отличается от спарринга в секции. Уличный бой лишён ореола благородной романтики. Уличный бой – отвратительное зрелище, вне всяких гуманных правил и ненужной эстетики. Школьные уличные бои (а это внутренние «разборки» по банальным или не совсем, причинам), как правило, проходили на территории летней раздевалки юношей, за интернатом при школе. Это были и поединки, и стенка на стенку (реже). Большинство драк вне школы случалось на почве, так называемой межнациональной розни.

Узбеки с молоком матери впитали такую догму: «все „урусы“ – захватчики, им объявлена священная война – газават». Иногда случались целые побоища, в которых неоднократно доводилось принимать участие Роме. Такие культурно-массовые мероприятия происходили обычно во время «крестовых походов» в соседнюю мусульманскую школу. В отместку за набег «аборигенов» на родную школу, либо, в качестве превентивного удара. Как рейдеру Роме приходилось вступать в бой с превосходящими силами противника значительно чаще, нежели в составе команды, так как путь Ромы от школы к дому пролегал по узбекскому кварталу Старого города. Одноклассники его жили в Новом городе. После уроков они собирались в группу и организованно выдвигались к автовокзалу, с которого разъезжались по домам на автобусах «Икарус» и маршрутках – «рафиках».

Молодые узбеки всегда нападали на молодого русского – одиночку, как шакалы на льва, если их было хотя бы трое. Вдвоём они редко рисковали напасть. Ну, а если их на пути встречалось четверо, пятеро или больше – как говорится, даже и не думай, что «джяга» не состоится! На помощь случайных прохожих рассчитывать не приходилось. Помочь мог только взрослый русский, так как встретить на «махалле» сверстника – русского было практически нереально, все наши жили в Новом Городе… Взрослый узбек в девяноста девяти случаев из ста проходил мимо, криво ухмыляясь. Как бойцы, узбеки были не особо сильны, за редким исключением. Крепким телосложением, кстати, тоже мог похвастать далеко не каждый из них. Может быть, ещё и этим фактом определялась их агрессивность по отношению к рослым «белым», завидовали что ли?.. Они пытались компенсировать свои физические недостатки: могли достать «бабочку» или заточку. А это уже было довольно опасно. Поэтому, в последнее время Рома постоянно носил в ранце с книжками и тетрадками нунчаки. Очень часто его оппоненты были неприятно удивлены и огорчены до кровавых слёз результатом появления в руках Романа этих «волшебных палочек». Немало было сломано этими нунчаками носов, ключиц и предплечий. В неравной схватке основная задача заключалась в том, чтобы выжить. Для этого всегда надо было, как минимум – молниеносно выстегнуть главного «шайтана». Или, хотя бы, просто разбить ему нос. Роман понял это уже давно. А ещё лучше – нокаутировать вожака, затем атаковать и уронить хотя бы ещё одного или двух противников. Йигиты всегда отличались самоуверенностью и дерзостью, так как полагались исключительно на численный перевес. А получив серьёзный отпор, пускались наутёк, подхватив раненых и по-шакальи завывая: «Йе! Хоп, больдэ-больдэ, харош!». Иногда такие встречи были чистой случайностью, иногда – организованной засадой. Приходилось отбиваться… «Хороший народ, гостеприимный, но в семье не без урода, к сожалению…» – с горечью вздыхал Рома. Он, обычно, старался запоминать только позитивные случаи из кокандской хроники. Поэтому, о таких моментах парень не любил вспоминать впоследствии. Были у него друзья и среди узбеков, конечно. Ему нравились красивые девочки – узбечки. К сожалению, или к счастью, такая дружба не поощрялась родителями ни с той, ни с другой стороны.

Несмотря на передряги подобного рода, Рома успел побывать неоднократным призёром олимпиад (школьной, городской, областной и даже республиканской) по русскому языку и литературе. В общем, у него на тот момент был идеальный паритет. Оптимальное, пожалуй, соотношение: интеллект – физическая подготовка. Людей, с подобным балансом в школе было немного. И уважали Рому, наверно, всё же больше за его честное благородное слово, справедливость, в общем – светлую ауру, нежели за силу. Дело в том, что он всегда мог простыми словами убедительно доказать неправоту оппонента, в случае, если человек действительно был не прав. И чаще всего решал спор, не прибегая к силовым методам.

Пути Господни неисповедимы. Вполне возможно, что Роман был способен сделать блестящую карьеру, избрав путь воина. Наверное, он мог бы прославиться как известный сценарист. Или скульптор. Или журналист. Может быть, по всему миру о нём прогремела бы слава, как о великом живописце или талантливом музыканте или композиторе, кто знает?!

Но судьба распорядилась иначе…

Кувасай – Фергана – Коканд

«Мы – кокандские,

мы прорвёмся…»

любимая поговорка Александра – отца Ромы

– Парень ты умный, крепкий. Поступай в военное училище. Толковый офицер из тебя выйдет! – сказал Роману однажды Азиз Абдуллаевич, преподаватель допризывной подготовки юношей. Было это особенно знойным летним днём, на загородном полигоне. Военрук пользовался большим уважением старшеклассников. Например, в очередной раз он смог договориться с военкоматом насчёт двух автоматов Калашникова АК-47 и «цинка» патронов, чтобы провести с классом учебные стрельбы. Военный комиссар города по просьбе старого друга разрешил проведение стрельб, несмотря на неспокойное время. На тот момент из школьного тира уже были изъяты пистолеты Макарова и малокалиберные винтовки, в связи с недавними событиями в Кувасае, Фергане и Коканде, когда коренные жители, узбеки, подвергли резне несколько тысяч своих единоверцев – турок-месхитинцев (трагедия разыгралась в 1989 году). В эти, и во многие другие населённые пункты Ферганской долины, для усмирения одурманенных банд религиозных фанатиков, немедленно были введены внутренние войска из Москвы, установлен комендантский час… Образовательные учреждения, да и многие другие, временно не функционировали.

Над Кокандом кружили боевые вертолёты, улицы города патрулировались бойцами ВВ МВД, были организованы блокпосты, то и дело раздавались автоматные очереди, звучали одиночные выстрелы. Агрессия узбеков, подстрекаемых муллами-шовинистами и вождями-националистами, теперь была обращена также и против русских. Многотысячные толпы вооруженных молодчиков, обкуренных анашой, собирались под зелёными знамёнами пророка Магомета на площадях и улицах Коканда, выкрикивая в адрес русских солдат-миротворцев ругательства, скандировали лозунги: «Уезжай своя Россия!», «Аллаху акбар!», «Газават гяурам!» – священная война с неверными. Европейское население города находилось в постоянном страхе за жизнь и опасалось нападений на свои жилища не меньше турок. Отец Романа профессионально занимался охотой, поэтому в доме, слава Богу, было оружие.

Каждую ночь, забаррикадировавшись в доме и вооружившись охотничьими ружьями, Роман с отцом охраняли тревожный сон матери, двух младших братьев и новорожденной сестрёнки. Такая обстановка не располагала к размышлениям на тему: «кем быть?». Иной вопрос стоял ребром, и довольно остро: «Быть или не быть? Вернее – жить или не жить?..» Через пару месяцев ситуация несколько стабилизировалась. Бунтовщики были усмирены, порядок установился: комендантский час отменили, дети пошли в школу, родители – на работу. Президент Узбекистана Ислам Каримов клятвенно заверил по телевидению: «Русские могут быть спокойны, их жизни более никто и ничто не угрожает». Этим обещаниям, правда, уже мало кто верил… Тем не менее, порядок был наведен.

Но… это был уже далеко не тот порядок, что прежде. Дальновидные люди в спешном порядке эмигрировали либо в США, либо в Израиль, либо в Краснодарский край или Крым. Этими реалистами были: евреи, цыгане, армяне, греки, представители других народов, в том числе и немногие русские. Реализовав на достаточно выгодных для себя условиях движимое и недвижимое имущество, они поспешили покинуть родную землю и получить статус беженцев, вынужденных переселенцев. Это была первая волна мигрантов. Оптимисты же (в том числе и родители Романа), решили, что будет лучше остаться в родном Коканде. Все они наивно надеялись и свято верили в то, что все люди братья. То есть: страсти улягутся, жизнь снова войдёт в колею, и будут они жить счастливо, по-прежнему. Но все эти люди жестоко ошибались, когда так думали… С каждым новым днём, с каждым месяцем, с каждым годом отношение коренного населения к «гяурам» становилось всё более жёстким, если не сказать – жестоким…

Отъезд

– Иду на вы!

Кн. Святослав

Итак, наступил тысяча девятьсот девяносто третий год. Роман, сидя за письменным столом, сосредоточенно листал «Справочник абитуриента». Юноше весной исполнилось семнадцать лет. Школьная жизнь позади, впереди – взрослая. Отшумел выпускной вечер, позади незабываемый белый танец с Наташей. Близился к концу месяц май. На смену недавней эйфории пришла трезвая, тревожная, суровая реальность. Роман теперь страстно желал, во что бы то ни стало, поступить в институт. Предстояло сделать серьёзный выбор: где проходить обучение? В какой стране? В каком городе? В каком ВУЗе? Какую специальность выбрать? От всей этой массы вопросов голова шла кругом! Как то так вышло, что одним из главных вопросов жизни: «Кем быть?» Рома всерьёз озадачился слишком поздно. Ну, была, конечно, раньше у него идея поступить в военное училище – парень обладал незаурядными умственными способностями, к тому же был отлично развит физически, владел некоторыми восточными единоборствами, прекрасно стрелял из разных видов стрелкового оружия. К тому же, на протяжении последних четырех школьных лет Роман был командиром юнармейского отряда, в состав которого входили его одноклассники. Но становиться курсантом высшего военного училища Рома по некоторым, ему одному понятным и известным причинам, не пожелал, отдав предпочтение гражданскому ВУЗу. В этом справочнике он остановил свой выбор на специальности «Автоматика и телемеханика» в Ленинградском Технологическом Институте.

В голове Романа роились невесёлые мысли: « В Таш не поеду. Этот мир рушится на глазах. Говорят, родина человека – то место, где он родился и вырос. Наверно, это правда, это справедливо. Но… Здесь, на малой родине, жизни уже не будет от бандерлогов. Той прежней, счастливой жизни. Как ни крути. А как ведь всё хорошо начиналось, как же хорошо всё было… Ну да, пока Союз был. Короче. Надо ехать на родину по духу и по крови, на родину далёких предков, на истинную Родину, в Россию – матушку! В Москву боярскую не хочу, сразу она почему – то не по – нраву мне пришлась в прошлый раз, когда в Гагры ездили. Проездом, правда, мы в столице были, всего не видели. Но и того, что видели – хватило мне. Попытаюсь поступить в Питер. Очень интеллигентный город, он мне больше по – душе! Там и отцова сестра родная живет, тётя Таня – на крайняк поможет, если что. У неё перекантуюсь на первых порах, а там видно будет. Да и семья, надеюсь, подтянется за мной скоро! Как там князь Святослав предупреждал неприятеля о своём выступлении в поход на него? А.. Иду на вы! Вот так и я говорю сейчас».

Отправлять «студента» в дальнюю дорогу одного родители не рискнули.

Отец Романа – энергичный жилистый мужчина, проверял, все ли на месте документы, билеты на поезд. Он обернулся к Роману и спросил:

– Рома, ты готов? Собрал уже всё необходимое в дорогу? Скоро Керя подъедет, отвезёт нас на вокзал. Через сорок минут выдвигаемся.

– Да, пап, я почти готов. Дай мне ещё пять минут.

Мать Романа, миловидная женщина лет тридцати пяти, хлопотала у плиты. Из кухни уже доносились дразнящие ароматы пищи. Мама закончила приготовление блюда, называемое, в переводе с узбекского языка «Обед лентяя». Она заглянула в комнату, где Роман с отцом завершали последние приготовления к отъезду, и с мягкой грустной улыбкой произнесла:

– Мужики, обедать идёте? Роман вскинул голову, ободряюще улыбнулся ей в ответ:

– Да, мам, сейчас идём! Зови пока Виталика и Серёжу. А! Вот и они, легки на помине. На ловца, как говорится, и зверь бежит.

В комнату, громко смеясь, вихрем ворвались два белокурых подростка, младшие братья Романа, одному из которых на вид было лет четырнадцать, другому – восемь. Они живо обступили старшего брата, подключающего в этот момент магнитофон к сети. Младший, Серёжа, громким звонким голосом поинтересовался:

– А что это вы тут делаете? И заливисто засмеялся.

– Тише вы оба! Иринку разбудите! – шикнул отец, потом, уже мягче, добавил:

– Ступайте за мной, на кухню, ребятишки. Пора подкрепить силы вкусным маминым обедом. Нам скоро выезжать. Ром, ждём тебя, заканчивай и приходи скорее.

Он подмигнул жене, обнял её и все они удалились на кухню.