Знак чудовища

Скрип половиц застал курьера врасплох. От неожиданности он дернулся, пролил вино и откинулся, нашаривая рукоять сабли… И замер. В дверях стояла женщина – уже не молодая, но еще сохранившая зрелую женскую красоту. Бледность ее лица, которое ничуть не портили высокие скулы, подчеркивали пышные черные волосы, аккуратно завитые по моде десятилетней давности. Ее большие темные глаза были чуть прикрыты, словно дама из вежливости не решалась смотреть прямо на гостя. Длинное платье, явно сшитое хорошим портным, хоть и вышло из моды, но смотрелось замечательно – подчеркивало все достоинства ее фигуры.

– Фимель, – тихо сказал маг и взглянул на Сигмона. – Моя жена.

Сигмон неловко поднялся, едва не опрокинув стул, и поклонился. Он никак не ожидал встретить тут женщину и был поражен. Он думал, что ни дом, ни его хозяин давно не ощущали женской заботы. Но ему пришлось удивиться еще больше, когда из-за спины Фимель показалась черноволосая девушка лет восемнадцати. На щеках играл румянец, черные волосы ниспадали шелковистым водопадом на плечи, высокую грудь… Девушка смотрелась намного лучше, выглядела живее, да и платье у нее было значительно откровенней.

– Это Лаури, моя дочь, – сказал маг, и Сигмон, онемевший от изумления, снова поклонился.

Лаури очень напоминала мать, казалась ее молодой копией. Те же черты лица, та же линия плеч… Вот только темно-карие, почти черные, глаза, похоже, достались ей от отца.

Девушка обожгла Сигмона таким взглядом, что ему стало не по себе. В глазах Ишки он сразу прочитал интерес, приязнь, а чуть позже – желание. А в этом взгляде не было ничего, кроме холодного интереса. Лаури рассматривала гостя так, словно он забавное животное. И Сигмону это не понравилось. Он бы предпочел, чтобы дочь мага смотрела на него так же, как дочь старосты.

– Лаури, Фимель, – сказал маг. – У меня гость. Поднимитесь наверх.

Мать и дочь послушно развернулись и вышли из комнаты, не сказав ни слова. Сигмон перевел дух, сел на стул, нашарил кубок с вином и сделал большой глоток. Ему вдруг захотелось обратно в деревню, к тем самым «темным» мужикам. На солнышко.

– Ну что ж, господин курьер, – промолвил маг, поднимая свою кружку. – Думаю, вы сказали все, что хотели, и готовы продолжить свой путь.

– Да. Безусловно, – отозвался Сигмон и одним глотком допил вино.

Намек мага он понял сразу и даже обрадовался ему. Сигмону не терпелось побыстрее покинуть это странное место, он был по горло сыт и магом, и его домом. Поэтому, поставив кубок, он сразу встал, отвесил хозяину поклон и вышел в коридор.

Здесь он на секунду замешкался. В воздухе разлился странный аромат, напоминавший запах увядшей сирени. Именно увядшей. Сигмон сразу подумал, что это духи Лаури. Такой запах подошел бы дочери, но не матери. Слишком игривый и фривольный, чтобы его «носила» замужняя женщина. Но его нельзя было назвать приятным. Необычным, интригующим – да. Приятным – нет.

Из дома мага он вышел нарочито медленно, показывая, что ничего не боится, и вразвалочку пошел к диким яблоням. Пройдя мимо деревьев и добравшись до разросшихся кустов, Сигмон воровато оглянулся и пустился бегом к воротам. Бормоча проклятия, он с разбега перемахнул через забор и прижался к Урагану. Оглянувшись, курьер окинул взглядом неухоженный сад, темный провал двери и дал себе слово, что, вернувшись в город, обязательно зайдет в городскую коллегию магов. Что бы там ни говорил Фаомар, непременно зайдет.

Урагана даже не пришлось пришпоривать. Конь с места рванул в галоп, стремясь, как и хозяин, как можно быстрее убраться прочь от странного дома.

* * *

Полуденное солнце заливало дворы яркими лучами, припекало, но уже не жгло. Все же осень не за горами. Сигмон был этому только рад, – проезжая по опустевшей улице он нежился в солнечном свете, подставлял горячим лучам лицо в надежде, что они изгонят из тела и души неприятный холодок, оставшийся после посещения дома колдуна.

От свежего воздуха и тепла он разомлел и потому не торопился. Но все же, когда впереди показались знакомые ворота, Сигмон подхлестнул жеребца, надеясь, что староста не ушел на поля и дожидается гостя. Поттон действительно его ждал, хоть и не сидел без дела – поправлял покосившийся забор.

Завидев курьера, староста вышел к воротам. Сигмон бросил ему поводья, спешился и, не говоря ни слова, пошел прямо к колодцу, примостившемуся недалеко от дома. Набрав холодной как лед воды, он вволю напился, а потом окунул голову в ведро. Староста тем временем увел разгоряченного Урагана в сарай, служивший конюшней. Вернувшись, он встал за спиной гостя, наблюдая, как тот плещет себе в лицо водой.

– Ну, как?

Сигмон снова окунул голову в ведро. От визита к магу в душе остался неприятный осадок, как от неудачного свидания. Сигмону чудилось, что он пропитался сыростью и затхлостью, царившими в старом доме. Ощущение было на редкость неприятным, и курьер хотел избавиться от него. Холодная вода, увы, мало помогала.

– Поговорили, – бросил он старосте, утирая рукавом мокрое лицо.

– Прошу к столу. Перекусим, господин военный. За едой и расскажете, что да как.

Сигмон не стал отказываться, дорога его утомила, а завтрак, казавшийся таким обильным, таинственным образом полностью растворился в желудке.

Угощение, как и в прошлый раз, было простым, но сытным. К колбасе, овощам и каше добавился домашний рассыпчатый сыр и отменная похлебка из бобов, щедро заправленная обжаренным салом. Ишки и ее матери дома не было: Поттон сказал, что они ушли на поля и вернутся только к вечеру. «К счастью, – подумал курьер, – они успели приготовить обед».

За едой он рассказал старосте о встрече с магом. Поттон слушал внимательно, не перебивал. Курьер не стал дословно пересказывать разговор, лишь в общих чертах поведал, о чем шла речь. Описывая мага, он понял, что уже не верит в его невиновность. Фаомар оказался подозрительным и на редкость неприятным типом. И если еще утром Сигмон был уверен в том, что маг-отшельник не имеет отношения к таинственным событиям в деревне, то сейчас он бы за это не поручился.

Поттон остался доволен его рассказом. Особенно его обрадовало обещание курьера зайти в городскую коллегию магов Вента и доложить о подозрительном отшельнике. Староста разом подобрел, поблагодарил Сигмона за заботу, вышел из-за стола и исчез в сенях. Курьер, удивленный поведением хозяина, пожал плечами и принялся за колбасу. Староста вернулся быстро, и тут же стала ясна причина его отлучки, – в руках он нес большую бутыль с мутной жидкостью, извлеченную, видимо, из тайника. Сигмон вздохнул. С деревенским самогоном он уже встречался, знал, что это такое, и представлял себе последствия. Впрочем, тут же решил, что один стаканчик не повредит – исключительно для того, чтобы смыть мерзкий привкус затхлости во рту.

Они со старостой опрокинули по стаканчику – за успешное завершение дела. Закусив колбасой и поговорив о трудной доле служивого человека, выпили по второму. Третий тоже не заставил себя долго ждать.

Когда бутыль опустела, Сигмону стало все равно – какие маги, где живут и чем занимаются. Хотелось только одного – спать. Сытный обед, усталость и деревенский самогон заставили Сигмона уронить голову на скрещенные руки. Поттон покачал головой, уложил курьера на лавку и сунул ему под голову подушку, набитую лучшим утиным пухом. После чего допил стопку гостя, которую тот так и не одолел, и отправился чинить забор.

Проснулся Сигмон вечером, когда крестьяне стали возвращаться с полей. Пастухи гнали домой скотину, и деревня наполнилась мычанием и блеяньем. Солнышко покатилось в лес, в воздухе повисла прохлада, и деревня разом ожила.

Разминая затекшую спину, Сигмон с ужасом подумал о том, что ему придется провести вечер и часть ночи в седле. К счастью, голова не болела – самогон оказался отменным, да и хорошая закуска тоже помогла. Единственным последствием «угощения» стал приступ необоримой лени. Сигмон сидел на лавке, смотрел на стол и думал, что ему совершенно не хочется уезжать из деревни. По крайней мере, сегодня. Конечно, надо торопиться в Пасам, но ведь у него оставался в запасе целый день. В конце концов, днем раньше, днем позже – какая разница? Никто не оценит его усердия, не стоит себя обманывать. Лишь бы уложиться в отпущенный срок.

Уговорить самого себя Сигмон не успел – дверь распахнулась, и в комнату вошли староста, его жена и дочь. Сразу стало шумно. Увидев, что гость проснулся, хозяева засуетились: Ишка и Мариша стали собирать на стол, староста начал уговаривать гостя остаться ночевать. Сигмон вяло сопротивлялся, отговариваясь, что ему пора в дорогу, что его ждут в Пасаме и что он на службе. Староста, чуя слабину, не отставал – напирал на то, что негоже ночью слоняться по пустынным дорогам, что долг хозяина велит ему не отпускать гостя, и все прочее в том же духе.

Дело решил быстрый взгляд Ишки, брошенный на Сигмона. Заглянув в ее голубые глаза, курьер понял, что сегодня уже никуда не поедет. Он будет вновь ночевать на сеновале, и пусть тот Пасам горит огнем.

Курьер, с деланым вздохом, поддался уговорам Поттона и объявил, что остается. Тут, как по заказу, подоспел ужин, и за стол на этот раз сели все вместе. За едой Сигмон вновь пересказал историю встречи с магом и был вознагражден восхищенным взглядом синих глаз. Приободрившись, он припомнил пару историй из кадетской жизни, и разговор продолжился. Староста принес еще одну бутыль самогона, и ужин удался на славу.

На этот раз Сигмон выпил немного – всего одну стопочку и то больше для вида. Он надеялся, что ночью ему спать не придется, и потому особенно не налегал ни на еду, ни на выпивку. Когда солнце нырнуло в лес, он объявил, что отправляется спать, потому как завтра рано вставать, и встретил полное понимание. Поднявшись, он пошел к дверям и по дороге подмигнул Ишке. Та улыбнулась в ответ, и Сигмон понял, что остался не зря.

Удобно устроившись в мягком сене, он откинулся на спину и стал ждать. Сигмон понимал, что придется немного посидеть в одиночестве – староста и его жена должны были уснуть. Но он был к этому готов. Рассматривая щели в потолке, курьер снова порадовался, что выбрал такую прекрасную жизнь: путешествия, приключения и служба в армии с возможностью сделать карьеру. И первое самостоятельное задание выдалось на редкость удачным. Будет о чем рассказать друзьям, будет чем похвастать. Сигмон представил, какое лицо будет у Трегара, записного бабника, когда он опишет ему Ишку. И как скривится Перро, когда услышит, что его друг ходил в дом сумасшедшего мага. Перро ведь и обычных магов, городских, до смерти боится. Ведь и не поверят, пожалуй.

На деревню опустилась ночь, и Сигмон ла Тойя, курьер на испытании, незаметно задремал, убаюканный размеренным сопением лошадей и пряным запахом сена.

* * *

Разбудил его громкий звук. Подхватившись, он рывком сел и прислушался, пытаясь понять, что это – обрывок сна или реальность. Напряженно вслушиваясь в ночь, Сигмон ругал себя за беспечность. Как он мог уснуть! Оставалось надеяться, что Ишка еще не приходила. Она ведь могла обидеться на незадачливого кавалера и уйти.

Ночь выдалась тихая. Сигмон слышал, как настырно звенят комары, как тяжело сопят лошади – его Ураган и пожилая доходяга старосты. Где-то далеко квохтали разбуженные куры, и тихо, больше для порядка, переругивались две собаки. В остальном все было как всегда. Похоже, кому-то приснился страшный сон, только и всего. Расслабившись, Сигмон повалился в сено, и тут же тишину взорвал крик ужаса.

Курьер подпрыгнул, вскочил на ноги и стал лихорадочно шарить по сену, разыскивая сапоги. Крик повторился, и он разобрал, что кричит женщина – страшно, надрывно, ужасаясь тому, что увидела.

Хлопнула дверь дома, и Сигмон услышал, как Поттон бранится в полный голос. Дверь распахнулась, и в сарай влетел староста – в белой домотканой рубашке до колен, с факелом в руках. Он вскинул руку, освещая сарай, и бросил на курьера полный безумия взгляд. И тут же, ничего не сказав, бросился прочь.

– Поттон! – крикнул Сигмон, пытаясь натянуть сапоги. – Поттон!

Снова закричали – где-то недалеко, за домами, – и тут же забранились хором, на несколько голосов. Собаки подняли лай, и деревенская ночь разом наполнилась шумом и гамом.

Сигмон, бросив сапоги, выскочил из сарая и увидел, как за овином пляшет свет факела. Он бросился следом, заметив краем глаза, что на порог дома вышла Мариша – жена старосты. Курьер пробежал мимо, свернул за овин и увидел, как староста, размахивая факелом, бежит по огородам к соседнему дому. Сигмон, не раздумывая, бросился за ним.

Поттон бежал быстро, и длинноногий курьер едва поспевал за ним. У покосившегося плетня, разделявшего огороды, Сигмон все-таки догнал старосту. Тот замешкался, перебираясь через плетень, запутался в своей рубахе и чуть не упал. Сигмон успел подхватить его и помог перелезть через захрустевшие прутья. Староста, не обратив внимания на помощь, вырвался из рук курьера и побежал по тропинке, ведущей в лес. Туда, откуда доносились голоса крестьян. Сигмон бросился следом, тяжело шлепая босыми ногами по мокрой от росы земле.

Сразу за огородами начинался лес. Тропинка вела в самую чащу, но староста не остановился, побежал еще быстрей, и белое пятно его рубахи заметалось между черными стволами. Сигмон, бежавший следом, потерял тропинку и бросился напрямик, следом за Поттоном. Прикрыв голову руками, курьер с разбега проломился сквозь кусты и выскочил на большую поляну.

В центре стояли деревенские – человек десять, не меньше. Они ожесточенно ругались, кричали друг на друга, размахивали руками. В пляшущем свете факелов разлапистые деревья казались ожившими чудовищами.

Староста бросился к толпе, чуть не сшиб крайнего, и люди расступились, пропуская его в круг. Запыхавшийся Сигмон перешел на шаг, и в этот момент Поттон закричал. Тяжело, с надрывом и отчаяньем, как смертельно раненный зверь. Курьера бросило в жар. Он прыгнул вперед, оттолкнул человека с факелом и прорвался внутрь круга.

Там, на траве, лежала девушка. Староста склонился над ней, обнял за плечи, закрывая от Сигмона лицо, зашелся криком. Курьер, еще не веря, бросился вперед, упал на колени, оттер плечом старосту…

Это была Ишка. Она лежала на спине, раскинув руки, и ее распущенные волосы стелились по траве как светлое покрывало. Дрожащими пальцами Сигмон коснулся ее щеки и тут же отдернул руку. Щека была холодной как лед.