Четыре угла одной фигуры

Четыре угла одной фигуры
Роман Александрович Денисов

В рассказе, состоящем из четырёх эпизодов, описывается мистическое влияние прошлого на настоящее. Разнохарактерные герои оказываются в странных ситуациях, выход из которых неизвестен. Четыре истории – четыре случайности.Содержит нецензурную брань.

?

Николай вёл Газ М-1, прозванный в своё время «Эмкой». Чёрная, блестящая лаком, машина передом была похожа на голову хищного насекомого: равнодушные безжалостные глаза – фары, мощный лоб – радиатор, плотоядная нижняя челюсть – бампер. Впрочем, сам Николай, за плавность линий кузова, с его крутокрылыми, будто возбуждёнными элементами, обтекаемыми, гнутыми деталями, больше ассоциировал её с женщиной.

«Эмка» неспеша ехала по ровному городскому шоссе, наматывая редкий сор на новенькую резину. Ранняя осень отражалась в блестящих хромированных колпаках. Машина недавно была отреставрированна и сейчас Николай перегонял её из мастерских к месту назначения – в частный автомузей. Почти половина деталей были подлинные; удалось сохранить четырёхцилиндровое сердце с клеймом 1938 года, всю ходовую часть и лишь отделка салона была полностью заменена на современные, схожие со старыми, материалы.

Водитель был опытен в управлении ретро-машинами, он не раз садился за руль старинных, раритетных авто. Зная его умение и осторожность, а также солидную репутацию, заказчики часто приглашали Николая в качестве шофёра тех марок, которые по сравнению с современными, были крайне капризны, а порой и отчаянно непредсказуемы на дорогах. И то сказать, люди привычные к автоматической коробке передач вообще не смогли бы управлять подобными конструкциями прошлого. Тут навыки профессионала были незаменимы. Его даже несколько раз приглашали на съёмки кино, как раз в качестве водителя ретротехники. Разумеется, фирма могла заказать транспортировку на эвакуаторе, но эффект не тот, да и владельцам зачастую нужна была машина на ходу, а переезд из мастерской в музей возможность проверить её в деле. Плюс такая немаловажная вещь, как реклама.

Да, это была его работа, он её любил и ждал. И хотя, основное занятие Николая заключалось в труде на заштатной станции техобслуживания, он считал настоящим делом вождение техники прошлого. В эти праздничные часы он сливался с ней, с её историей, проникая в неё, как бензин в карбюратор. Одевался он по такому случаю во всё лучшее.

Когда Николай забирал машину из гаража после реставрации, его поприветствовал начальник цеха; похлопывая по железному корпусу, он сказал:

– На ней в своё время Солженицына арестовывали.

И рассмеялся.

Мимо, закусывая смердящим гамбургером, прошёл молодой парень, он занимался полировкой хромированных деталей «Эмки». Навстречу ему брёл старый мастер, жуя домашний бутерброд с сыром; он с презрением относился к готовой пище и вообще к фастфуду, и никогда не упускал случая упрекнуть младшего в пристрастии к оному. Как обычно, старик напевал себе под нос околесицу: «нам Туборг строить и жить помога-а-ет, пуру-пум-пум-пум-пум-пум-пум-пу-пу…», – и следом, – «а вместо се-е-ердца каменный мотор…» Его так и называли – Каменный мотор. Это был бог электрики, и с ней на М-1 он справился превосходно.

Выезд из гаража снимала камера фирмы, чтобы позднее разместить видео на сайте.

– Для истории, – заметил старый мастер.

Молодой ещё не прожевал свою объёмную пищу, поэтому промолчал.

Двигаясь по Рязанскому проспекту в правом ряду на скорости 50 км/ч., Николай, держа трёхлучевой руль двумя руками, испытывал всегда новое чувство ответственности; с достоинством и гордостью посматривал он по сторонам, ловя удивлённые взоры. Эти моменты в жизни ценились им очень высоко. Внезапно послышался мощный гудок. Потом другой, длиннее. Он посмотрел в зеркало заднего вида. Тёмно-синий «Ленд Крузер» раздражённо сигналил. Не понимая, чего он хочет, Николай продолжал ехать в своём ряду, машинально чуть увеличив скорость до 55 км/ч. Сзади идущий всё продолжал сигналить. Это было странно; кроме уважения к старости и шофёрского любопытства к перегоняемым авто, со стороны коллег по дороге, Николай никогда ничего не замечал и его всегда пропускали, даже в случаях чужого приоритета, а тут… Неожиданно джип перестроился в левый ряд и поровнявшись с «Эмкой», открыл стекло правой двери. Поток самой грязной ругани хлынул на Николая, через приоткрытую треугольную форточку. В переводе на нормальный язык получалось, что водитель внедорожника недоволен слишком медленной ездой ретро-машины. Николай ничего не ответил на это, только взгляд его стал колючим и жёстким, как игла. Он закрыл форточку. Через секунду джипп обогнал «Эмку» и, рывком перестроившись в правый ряд, резко затормозил. Газ М-1, визжа тормозами, с трудом остановился в миллиметрах от его заднего бампера. Мотор ровно урчал, стрелки приборов застыли. Пока из внедорожника вылезал кряжистый мужчина средних лет и неопределённой национальности, Николай поправил фуражку с синей тульей, подтянул плечевой ремень, потрогал кобуру на поясном ремне – всё на месте. Водитель «Крузера» двигал ртом, очевидно сквернословя. Пнув ногой крыло «Эмки», он уже подошёл к двери, но не подозревая, что она в старых машинах заднепетельная и открывается назад, а не вперёд, он прошёл дальше. Николай с силой распахнул дверь, чуть не сшибя ей мужика, шагнул из кабины и в ту же секунду выхватил табельный ТТ, направив его на противника. Тот явно опешил. Ему было приказанно повернуться лицом к машине и заложить руки за спину. Но он, видно, не поверив в опасность оружия, агрессивно двинулся вперёд. Николай сделал предупредупредительный выстрел, раздробив асфальт перед нарушителем. Тогда человек всё понял. Надев один конец наручников на правую кисть, он втолкнул его на сидение пассажира рядом с собой, пристегнул второй конец к потолочной ручке. Она надёжная, не подведёт. Теперь надо доставить гражданина в районное отделение НКВД. Ближайшее было в Калитниках.

Задержанный что-то всё время кричал во время не слишком долгой дороги, но лейтенант государственной безопасности Николай Жоров не обращал на него никакого внимания. Один только раз ребром ладони ударил его вверх по носу, когда тот совсем разошёлся и стал мешать вождению. Болевой приём подействовал, пассажир утихомирился. Ещё пришлось изъять одну вещь неясного назначения, похожую на зеркало, задерженный достал её из кармана, не успев воспользоваться. Дальше ехали тихо, скоро «воронок» привёз их к нужному месту.

?

– Ну чё там, готово?!

Кричал режиссёр на оператора, который всё мешкал с настройкой камеры.

Съёмки задерживались из-за технических неполадок и режиссёр объявил перерыв. Актёры надели халаты, расселись на офисные стулья, уткнувшись в сотовые телефоны и в стаканчики с кофе, что не мешало им попутно вести беседу. Сам режиссёр – Лёша Гугенот, пошёл ссориться с оператором. Его лысая голова была сбрызнута потом.

– Смотрел вчера бой?

Спросил татуированный актёр своего товарища, сидящего рядом.

– Смотрел, но я болел за МакГрегора, – ответил парень с бритым под станок черепом, вокруг оазиса из волос по центру.

– А я за Хабиба. Десятку на него поставил и выиграл пятнадцать.

Девушки-актрисы говорили немного о другом.

– Слушай, Тань, а у тебя сколько в неделю съёмок выходит?

Брюнетка, с заметно подправленным лицом, спросила блондинку с более естественными чертами. Речь её была с приятным малороссийским акцентом.

– Три в неделю.

– То мало, у меня пять, но я хочу шесть. Я ж ипотеку беру.

– Смотря у кого сниматься, можно и один раз, но денежно, – блондинка Таня посмотрелась в зеркальце, – долго они там тянуть будут? Ненавижу эти накладные ресницы.

– Девчонки, – обратился татуированный парень, – как насчёт сегодня в клуб?

Они были непротив.

– Что это за название «Гугенот Браззерс»? Слово какое-то дебильное. – спросила брюнетка свою коллегу.

– Посмотри в интернете.

– Сейчас.. гугинот… а, правильно – е. Так… пресвитарианство, реформаторство… в общем, херня какая-то. Я так и думала.

– В меня вчера «олень» на МКАДе въехал, в зад, – говорил подбритый актёр, – так я на месте европротокол составил, но «Мазда» по-английски написал, а всё остальное по-русски, как думаешь, не придерутся?

– Не, нормально. Сильно помяли?

Аппаратура была настроена, в прожекторе поменяли перегоревшую лампочку и режиссёр захлопал в ладоши, призывая актёров вернуться на площадку.

– Начинаем со сцены парного доминирования!

Лёша Гугенот уместил свою огромную тушу, обтянутую футболкой с Капитаном Америкой, на именной стул. Актёры скинули халаты.

– Серёг, свяжи его. Да ёб, чё ж вы такие жопорукие! Ну-ка, помоги, – обратился режиссёр к помошнику. – Теперь кляп. Где секатор?.. Кто, нах, взял секатор?! Нашли? Бери его, Тань, только ещё раз говорю: осторожней. Анжела садись левее, ещё левее, так не видно, да нормально. Антон, готов? Гоу!

По роли, блондинка Таня, сидя на подбритом приятеле, должна была изображать сцену опасного доминирования, зажав эрегированный мужской орган между режущих кромок секатора, а точнее садовых ножниц. Полотна специально затупили, чтобы не поранить кожу. В этом положении надо было поигрывать с главным достоинством партнёра. Рядом, со связанными руками, лежал спиной вверх татуированный мужчина, на нём сидела уже брюнетка с плёткой. Всё дело происходило на широченной, специально сколоченной кровати. Фильм назывался: «Опасные девки».

Татьяне пора было приступать к процессу, но тут, совсем некстати, память, желающая быть другом, явила ей картину субботника в школе. Это был седьмой класс, она это точно помнила, потому что носила тогда две белые нелепые косички. Класс работал, а скорее веселился на тёплом майском гульбище. Собирали граблями окурки и листья в школьном дворе, парни, как всегда, отлынивали. Они уже достали где-то мяч и принялись играть в «Козла». Их классная руководительница лишила ребят возможности определить, кто же «козёл», вернув уклонистов к общему занятию. Но всё равно настроение сильно не испортилось, ведь сидеть на алгебре ещё скучнее. Таня сначала занималась, как и все, сбором мусора, потом ей поручили обрезать сухие ветки на деревьях. Секатором. Это был очень хороший немецкий секатор, его принёс из дома трудовик, под личную ответственность учительницы. Она с силой, иначе же не отрежешь, сомкнула лезвия. А резать оказалось совсем легко. Из, казалось, сухой ветки, обильно брызнула жидкость.

?

Комиссию ждали к двум часам. Бригадир Фирсов с восьми утра бегал по лесам как угорелый, приводя в порядок путь, по которому должны были пройти чиновники из Фонда Капитального Ремонта.

– Здесь почему навалено?! – орал он. – Уберите! Мешки принесите и по лебёдке спустите вниз! Вы что, вчера отливы не поставили?! Бля-я-я!! Комиссия из-за этого не примет весь объём! Быстро ставьте, ещё есть время до обеда!

Вот уже как месяц Фирсов работал в авральном режиме, без выходных, с восьми до восьми. Начальство фирмы-генподрядчика неустанно напоминало ему, что если они не успеют в установленный срок сдать ремонт дома, то им не заплатят. Это значило, что все многочисленные рабочие, трудящиеся последнее время без зарплаты, в счёт будущей обещанной премии, ничего не получат. Фирсов передавал посулы директора ребятам и они ему верили. Он не мог их подвести. Если так произойдёт, всю ответственность они возложат на него. Такое уже случалось. На одном объекте финдиректор не расплатился с рабочими и они перенесли свою злость на шею бригадира, он тогда еле башмаки унёс. И теперь, Фирсов не столько боялся физического воздействия, сколько стыда. Как он мог смотреть в глаза людям, которым обещал премию, и которым должен был сказать: «Мужики, такое дело, денег нет, и, скорее всего, не будет!» Срам.

Дом был старинный, начала 20-го века, но почему-то не считался объектом культурного наследия. Однако, требования к работам на нём были как к памятнику архитектуры, и ремонт по сути заменялся реставрацией. С этим Фирсов в своей многолетней практике не сталкивался, он был отличным строителем, но не реставратором. И, конечно, как частенько бывало, пришлось, из-за воровства и глупости чиновников, да и самого подрядчика, уйти в мороз, дотянуть до «белых мух», – как говаривал сам бригадир. Качество при таких обстоятельствах летело к чёрту. Хотя, перед приёмкой всё сверкало и заказчик оставался доволен; ну а весной, понятно, начинались сюрпризы.

На четвёртом ярусе, где располагались небольшие балконы, Фирсов обнаружил, что какие-то идиоты отбили декоративные элементы – модульоны. Ещё вчера днём всё было в порядке, решили не демонтировать декоративную часть, а лишь забетонировать трещины и сколы на ней, сделать косметический ремонт. Из открытой форточки ближнего окна вкусно запахло жареным. Да-а… Это была катастрофа. За несколько часов такое не восстановить. Сначала надо будет лепить модель, потом формовать и уже после отливать в материале и ставить. Уйма времени… Звонок расстроил мысли бригадира.

– Комиссия будет раньше, – звонил гендиректор его стройфирмы, – убери там всё, чтобы по лесам прошлись, как по ковру, будет телевидение, ты меня понял? Алло, Василич?