Последний воин духа

– Тогда в поход! Идёмте!

Зонты они не взяли – к чему тебе зонт, когда ты в эльфийском плаще? Выйдя на улицу, Джон отметил, что ещё не темно, значит время не так уж много. «Должно быть, доберёмся до леса засветло», – подумал он.

И вот они шли – три фигурки в серых плащах. Шли по безлюдным улицам, мимо закрытых уже лавок и офисов, вдоль невзрачных стен однотипных зданий, тянущихся до самой городской окраины. Снова начал накрапывать мелкий дождик, Джон накинул капюшон. Уолтер протянул ему сигарету, прикурили.

– Мёртвый город… – молвил Уолтер.

– Он уничтожает нас, – продолжила Анна, – мы идём домой, в Лориэн.

– Зов нашего истинного дома никогда не оставляет меня, – Уолтер бросил взгляд на серое небо, – когда-нибудь мы придём домой.

– Но пока наш путь лежит в Лориэн, – Джон решил немного разбавить меланхолию сложившейся ситуации. – Я никогда не был там, но я верю, что он прекрасен!

– Конечно! Мы уже близко, скоро сам всё увидишь! – Уолтер показал рукой на виднеющийся в просвете между домами лес. – Вот он!

Тропинка подвела их к старым большим деревьям, стоявшим как стражи на входе в лесное царство.

– Я тут никогда не был, как-то сложилось, что любил гулять только в парке, – и Джон коснулся рукой влажной коры одного из дерев.

– Этой тропой я пришёл сюда в тот памятный день, – вспоминал Уолтер.

– Я тоже шла этой тропой, но дальше углубилась в чащу и немного заплутала.

– Да, а я просто искал подходящее место для отдыха и бродил пока не нашёл ту поляну. Вообще, странно, как этот лес до сих пор остался в таком почти первозданном виде. Совсем не тронут цивилизацией. Я бы не удивился, если бы тут всё заасфальтировали и построили очередной супермаркет для воинствующих шопперов!

– Не тронут цивилизацией – значит жив и вечно юн! Не за этим ли мы ходим сюда так часто? – отрешённая улыбка слегка тронула прекрасные черты лица Анны.

Джон шёл и дышал полной грудью. Даже после дождя в городе никогда не было такого очищающего лесного аромата как здесь. Сейчас Джон просто отдыхал от всего. Он не думал ни об учёбе, ни о недреманном оке его родителей. Даже померкли на время впечатления от прослушивания музыки вчера вечером, он более не искал своё место в этом мире. Его постоянные мысли, обычно держащие его в напряжении, покинули его. Он просто шёл и радовался – друзьям, лесу, чистому воздуху, шёл и свободно вдыхал истинный, изначальный аромат жизни. Остальные тоже шли молча: Анна любовалась лесом, а Уолтер погрузился в воспоминания об их первой встрече.

Около получаса брели они в тишине сужающимися тропинками, лишь изредка слыша переклички припозднившихся лесных птиц. Деревья и кустарники стояли вокруг сплошной жёлтой стеной, кое-где уже тронутой тленом приближающейся зимы. Наконец, деревья раздвинулись, и Уолтер первым вышел на небольшую, но крайне живописную поляну.

– Вот это место, – сказал он, обводя рукой ковёр из жёлтых листьев. – Располагайтесь.

Анна расстелила на поваленном дереве покрывало, и они уселись на нём. Уолтер достал сигаретку и закурил.

– Вот так я и сидел здесь, тихо играя какой-то барочный мотив, когда неожиданно неземное пение удивительно гармонично вплелось в него, – сказал он.

– Здесь хорошо, – Джон потянулся. – Что-то необычное есть в этом месте. Находит какое-то умиротворение. Думаю, вы неслучайно встретились именно здесь, это место притягивает усталых путников.

– Мне кажется, наша с Уолтером встреча вообще не была случайностью. Как и встреча с тобой. Нет ничего случайного в этом мире, – заметила Анна.

– Да, Джон, – торжественно произнёс Уолтер, – нас ещё ждут великие свершения в области духа! А сейчас, после трудной и долгой дороги полагается подкрепиться! – и он стал доставать из рюкзака припасённые бутерброды марки «лембас».

Пока они перекусывали, незаметно спустилась на землю окутывающая всё темнота. Лес сразу наполнился зловещими тёмными пятнами между деревьев и длинными тенями. Выползла из-за верхушек деревьев почти полная луна, резко выделились на чёрном фоне очертания предметов. Наступила тишина.

– В одной земле, во времена, что были так давно, – затянула тихонько Анна.

– Бродил по долам и лесам я в мерцанье томном звёзд, – подхватил Уолтер тягучим баритоном.

По лесу разлилось ласкающее слух двухголосие. Джон посмотрел на луну на небе, на расплывчатые силуэты деревьев и неожиданно для себя начал негромко подпевать.

– Пленён был дивною красой, но свет тот – не людской, – пропел он вместе с остальными. Потом для него так и осталось загадкой, откуда он знал слова заранее. Этой баллады он ещё не слышал из уст его друзей.

Песнь закончилась, Анна встала и медленно развела руками вокруг.

– Какая прекрасная ночь! Небо совсем расчистилось, ни облачка! – заметила она.

– Да, а как свеж воздух! Аромат хвои просто захватывает моё обоняние целиком. – Уолтер тоже встал с бревна. – Я дышу полной грудью и никак не могу надышаться.

Друзья отправились в обратный путь, напевая ещё одну песнь. Джон тоже подпевал.

– Я восхищён вашими песнями, – сказал он, когда они закончили петь. – Мне никогда не написать такого.

– Если ты сильно возжелаешь этого, Джон, – прозвучал во тьме загадочный голос Анны, – ты сможешь творить то, о чём даже боишься помечтать. Я уверена, нет ничего недостижимого для человека.

– Конечно! Джон, поверь, нет никаких гениев или талантливых людей. Если ты искренне веришь во что-то, ты всегда найдёшь в себе силы и желание осуществить это. – Уолтер выпустил колечко дыма. – И чем сильнее твоя вера, тем более выразительны твои мысли или произведения.

– Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой, – то, о чём вы говорите. Меня с детства загоняли в угол, не давали думать самостоятельно, навязывали свою волю. Но теперь я чувствую, что со мной происходят какие-то перемены, хотя я ещё не понимаю их суть. Но я уже благодарен, что встретил вас, – и Джон улыбнулся во тьме.

– Mae govannen[21 - Добро пожаловать! (эльфийское)], Арагорн![22 - В легендариуме Толкина северный следопыт и будущий король Воссоединённого Королевства.] – не сговариваясь произнесли Уолтер с Анной.

– Арагорн?.. – пробормотал Джон.

Добравшись до города, друзья попрощались, и Джон побрёл домой по тёмным улицам в одиночестве. Он снова был переполнен впечатлениями и радостью от встречи с друзьями. Он даже не замечал привычного давления города, в голове его звучали песни, которые пели они в лесу, а сердце согревали слова его друзей, так поддержавшие его. «Если ты искренне веришь во что-то, ты всегда найдёшь в себе силы и желание осуществить это». Джон вспоминал эти слова Уолтера, вспоминал загадочный голос Анны во тьме: «Я уверена, нет ничего недостижимого для человека». «А во что же я верю?» – думал он. Он чувствовал, что нечто новое, а может просто давно дремавшее, уже проснулось в его сердце, но нет этому пока ни имени, ни названия. Луна начала клониться к западу. Джон подошёл к дому. Он был счастлив.

– Да где тебя носит, мы тебя уже чуть ли не искать пошли! – отец Джона, Фред, стоял на пороге их дома. Он явно ждал объяснений.

– Я гулял, папа, – ответил Джон и хотел уже проскользнуть мимо него и подняться к себе в комнату. Но не тут-то было.

– Гулял? – Фред чуть не лопнул от злости и удивления такому спокойному тону сына. – Лесли, – позвал он жену, – Лесли, вот он, вернулся, наш блудный, а ну-ка порадуй его потрясающими новостями!

– Джон, – мама встретила сына под стать отцу – весьма неласково. – Джон, сегодня звонили из колледжа. Говорят, ты прогуливаешь уроки вместе с этим, как его… каким-то Уолтером. Я знаю, ты таким никогда не был, ты всегда рос примерным мальчиком. Мы запрещаем тебе связываться со всякими разлагающими добропорядочного гражданина элементами.

– Мы знаем, зачем он с тобой подвизается! Он хочет научить тебя принимать наркотики, а потом будет требовать с тебя деньги на это! – орал вне себя отец.

– Вы прекрасно осведомлены, – ответил невозмутимо Джон и совершенно спокойно прошёл мимо своего отца. – Общайтесь впредь с директором колледжа, или кто там ещё мог звонить, – бросил он, поднимаясь к себе на второй этаж, – у вас выходит крайне плодотворное общение, а меня забудьте. Эх, мне жаль вас, люди… – и закрыл за собой дверь, заперев её с другой стороны.

Фред совершенно опешил, в первый момент он даже не мог вымолвить ни слова. Потом, опомнившись, орал на весь дом, что «убьёт этого проклятого Уолтера», что «разнесёт его дом на куски», что он из них «дурь-то повышибет» и прочее, прочее… Но Джон уже не слушал. Он надел наушники и погрузился совсем в другой мир, в этот момент он предельно ясно осознал, что потерял родителей навсегда, а самые близкие для него люди – Уолтер с Анной.

Неземные звуки снова влились в него и заключили в свои таинственные, манящие объятия. Джон бродил по волшебным, чарующим мирам, где сказка становится былью, невозможное – возможным, и где нет места земным горестям и радостям. Вне времени и пространства степенно плыл он среди незнакомых созвездий, вдоль лазурных берегов и неприступных гор, над зеленеющими полями и дремучими, непроходимыми лесами. Черепная коробка его будто расширилась, стены тюрьмы его разума отступили, он узрел чистый, не сравнимый ни с чем лучик единого Знания. На короткий миг луч этот озарил всё живое во вселенной, всю жизнь земную, и Джону было дано увидеть тлен всего сущего и ничтожность человеческой жизни со всеми людскими проблемами, счастьями, радостями, горестями и прочими не существующими на самом деле вещами. В этот миг он был ослеплён божественной красотой, по сравнению с которой меркнет всё земное.

И первой мыслью Джона, когда музыка закончилась, было осознание того, как же ужасно живут люди, насколько они жалки и смешны в своих суждениях о так называемой культуре, вере, ценностях. В момент озарения к нему пришла картина огромного копошащегося муравейника, где каждый занят своим делом, работая на благо так называемого общества, – но никто не может поднять голову и увидеть солнце – муравьи слишком пренебрежительно малы для этого. «Но я дотянусь, я увижу! Я создам великие произведения, немеркнущие пред концом мира, они поднимут род людей до небес. И тогда все смогут видеть этот Свет…» Джон наполнился вдруг сладостными мечтами об улучшении мира, ему грезилось, как он строит домики для бездомных собак, как он отдаёт свои последние крохи неимущим. По лицу его текли слёзы, ему казалось, что его жертвенность может спасти мир, – и непременно спасёт, если только он этого сильно возжелает. В порыве Джон схватил карандаш и приложив листок к окну, быстро, почти не думая, набросал в темноте:

Задетый За Живое

Я буду жизнь вкушать

Я буду всё от жизни брать