Последний воин духа

– Ладно, пойдём, пора обратно идти, на тебе жвачку, чтобы не засекли.

Возвращались они к Уолтеру пешком, избегнув скучной поездки на автобусе. И хотя холодные капли дождя всё чаще норовили упасть ребятам то на макушку, то на нос, то за шиворот, они этого совершенно не замечали. Что там какой-то дождь по сравнению с таким увлекательным разговором.

– Видишь ли, любезный друг, мой плащ не промокает, – объяснял дорогой Уолтер. – Дело в том, что он эльфийский[8 - Здесь и далее один из народов в легендариуме Толкина.].

– Ну ты ещё скажи, он невидимым тебя делает.

– Да нет! – они посмеялись. И Уолтер объяснил с неохотой:

– Ну, эльфийский, как тебе сказать… Да, его сшила для меня одна прекрасная эльфийка. Её зовут Лютиэн.

– Ух ты!

– Но ты можешь называть её Анна. Кстати, могу познакомить, если хочешь, она сегодня должна зайти ко мне. Так что, может, соберёмся у меня после занятий?

– Да, интересно! Анна – это твоя девушка? Или просто знакомая?

– Скоро увидишь, – улыбаясь произнёс Уолтер.

Как и накануне, они снова уселись у камина. Уолтер согрел чайку, приготовил бутербродов, и они сели перекусить. Надо сказать, что день был длинным, школьные занятия весьма утомительными, а у них и крошки во рту с утра не было. Нужно было срочно подкрепиться!

– Ну как, а битлов-то послушал? – спросил Уолтер, набивая полный рот. – Ах, чаёк, горячий, хорошо!

– Нет, вчера не слушал. Послушаю ещё, может сегодня. Я как за книгу засел, так и заснул с ней. Скажи, а как ты ко всему этому пришёл? Толкин, музыка такая необычная, несовременная?

– Ну, не буду душой кривить. В этом большая заслуга отца. Музыка Битлз и других достойных команд звучала в нашем доме ещё до моего рождения.

– Да, такое случается, но далеко не всегда люди проникаются, когда родители что-то им навязывают. Вот мои, например…

– Ага. Только не говори, что твои битлов слушают! Хочешь наверно сказать, что ты из чувства противоречия не стал бы следовать примеру родителей?

– Когда я их узнал получше, когда чуть подрос и что-то осмыслил, то, честное слово, появилось большое желание начать делать всё наоборот – вопреки им самим и их заплесневелым предписаниям.

– Да, тебя, видно никогда не понимали. – Уолтер с грустным видом откинулся на спинку кресла.

– Они, видишь ли, всегда считали меня маленьким, глупеньким, хворым, я думаю, они меня всю жизнь собираются таковым считать. И всегда думали, что лучше чем я сам знают, что мне нужно, а что нет. Чем мне интересоваться, а чем и не стоит…

– Да, есть такой фенотип людей. Ничего с ними не поделаешь. Расскажи, чем ты увлекался, что вообще с тобой такое случилось, что я, не зная тебя, сразу же заметил, что с тобой что-то не так?

– Да не так уж интересно это рассказывать… В общем… – и Джон вкратце рассказал Уолтеру свою грустную историю. Тот не перебивал, только подливал им иногда чаю, да посматривал на часы.

– Ну что ж, – сказал он, когда Джон, вздохнув, закончил свой монолог, – ясно, теперь всё ясно. Однако, хватит печали на сегодня. Уже должна подойти Лютиэн!

И он угадал. В прихожей в этот момент раздался звонок. Точнее, не звонок. У Уолтера для этих целей использовался колокольчик. Прямо как в старину! Пока Джон умилялся этому маленькому открытию, Уолтер с Лютиэн поднялись наверх.

– А вот и леди Лютиэн!

Джон ожидал увидеть кого угодно: и мудрую эльфийскую деву, от которой исходит свет, и маленькую, необычно одетую девушку – ну что-то вроде самодельных вязаных шапочек с затейливыми узорами и длинных плащей как у Уолтера, всякие бусы из бисера, – но он не угадал. В комнату вошла самая обычная с виду девушка, без всяких плащей и сверкающих изумрудами волос до пят, но было в ней что-то, что заставляло задержать на ней взгляд чуть дольше, чем следовало бы тому, кто хотел бы остаться в этом незамеченным. Она была среднего роста, обладала длинными черными волосами, черты лица её были мягки и притягательны, хотя их носительница отнюдь не производила впечатление легковесного человека, скорее наоборот – привлекала внимание некоторая серьезность или сосредоточенность. Но самое же большое таинство скрывалось в её глазах – тёмно-синие очи сразу пленяли глубиной и радостью открытия мира.

Джон на секунду встретился с Анной взглядом. Всего на секунду, но этого хватило! Какой-то почти физически ощутимый свет исходил из глаз её, незримая сила, заставляющая смотреть в эти синие очи не отрываясь. Уолтер заметил замешательство Джона и сказал, поворачиваясь к Анне:

– Это Джон, мой новый друг. Мы с ним учимся вместе и уже сдружились. А это, – он учтиво указал Джону на Анну, – Лютиэн, Лесная Дева. В миру Анна.

– Здравствуй, Джон, – улыбнулась Анна, – очень рада. Вообще рада за вас, у Уолтера давно не было никаких друзей.

– У него-то? – Джон от удивления даже показал на Уолтера пальцем, что привело того в совершеннейший восторг. – Он такой общительный человек, такой открытый, я просто не могу в это поверить.

– А ты так ничего и понял до сих пор? – спросил Уолтер, а Анна многозначительно улыбнулась. – Лютиэн? Споём ему нашу последнюю балладу?

– С удовольствием, Берен.

Уолтер взял в руки акустическую гитару, уселся напротив Анны, и они начали. Нежные звуки перебора переплетались с чистым, высоким голосом девушки. Джону моментально представились флейта и клавесин, вплетающиеся в музыкальное полотно. Если бы он слышал группу Steeleye Span, то наверняка провёл бы параллели с их музыкой и голосом Мэдди Прайор. Но Джону ещё не довелось познакомиться с этой замечательной командой, поэтому он тихо и восторженно внимал дивным звукам, уводящим в совершенно другой мир. В балладе воспевалась история любви Берена и Лютиэн[9 - Берен и Лютиэн – герои легендариума Толкина, история их любви и подвигов описана в книге «Сильмариллион».], рассказывалось о двух последних воинах Света, восставших против неизбежного Конца Мира и порабощения людей их же собственным разумом… Джон заворожённо слушал. Величественные картины представали перед взором его. Стены древних замков из потрескавшегося камня, бесчисленные армии орков и людей, которые простирались до горизонта и уходили за него. И Берен с Лютиэн в кольце врагов, сразившие целые горы этих тварей, бесстрашные, непобедимые, вершащие последний бой этого Мира… К реальности Джона вернул незнакомый голос:

– Всем добрый вечер! Какая замечательная компания собралась тут сегодня! – это вошёл отец Уолтера.

– Привет, пап, – сказал как раз закончивший играть Уолтер. – Это Джон, мой одноклассник и новый друг. Мы тут его, так сказать, сообща приобщаем к прекрасному! Джон, – Уолтер повернулся к нему и, показывая на отца, представил его. – А это мой замечательный отец, мистер Чарльз МакКензи!

– Ну, – немного смутился отец Уолтера, – я думаю, можно и просто Чарльз. Дядя Чарльз, если хотите. Анна меня так давно уже называет.

И мистер МакКензи и Джон обменялись крепким рукопожатием.

– Пап, побудь немного с нами, ты так много интересного можешь рассказать! – попросил Уолтер.

– Ну уж, много, – застеснялся Чарльз, – что-нибудь о музыке?

– Расскажи нам о той замечательной эпохе, когда люди ещё верили, что мир изменится, когда трава была зеленее. – Попросил Уолтер.

– Если ты имеешь в виду 60-е годы, сынок, – медленно произнёс Чарльз, – то ты прав, времечко было действительно золотое, а мир – юн, словно капли утренней росы под восходящим солнцем в горах. О битлах рассказывать не буду, об этом и так написано много книг. Но вот что творилось в мире, в умах людей… Это было время просветления и новых надежд! Помню как мы, находясь примерно в вашем возрасте, ходили в лондонские клубы – Marquee, UFO. Там проводились просто невообразимые хепенинги. Концерты, на которых была самая разнообразная публика, все одевались во что хотели, носили цветастую хипповую одежду, обвешивались самодельными фенечками, сплетёнными из бисера. Люди читали в этих клубах свои стихи, играли какую-то музыку. Причём, в одном конце зала могла играть одна группа, в другом – совершенно другая. И всё это под невообразимые световые шоу, пионерами которых были Pink Floyd. Царила атмосфера любви и товарищества, любой мог подойти к любому и сказать что-то или просто обняться, прочитать свои сочинения, поговорить о философии. И никто ни на кого не смотрел как на ненормального. Можно было всё, всё разрешалось и всё находило понимание. Молодёжное движение было этаким стихийным протестом против истеблишмента, коммерции, потребительского подхода к жизни. Мы верили, что мир изменится, и что вот оно – начало чего-то грандиозного. – Чарльз рассказывал с горящими глазами, голос его был вдохновенен, но вот он сделал паузу, и взор его погас. – Это было давно. Теперь, когда с тех пор прошло уже тридцать лет, при взгляде на современный мир и общество, просто не верится, что такое вообще могло происходить… – Он снова поднял голову, взор его прояснился. – Однако вы меня радуете. Я никогда ничего не рассказывал Уолтеру, не навязывал ему этой музыки, что звучала тогда в сердцах многих людей. Он как-то сам заинтересовался всем этим, нашёл мои старые пластинки, книги, и вот он уже знакомит со всем этим других. Стало быть, тлеющие огоньки надежды, возможно, снова вспыхнут в полную силу!

Джон не уловил смысла последней вдохновенной фразы отца Уолтера – дяди Чарльза, но почему-то она отпечаталась в его памяти. Он запомнил эти слова на всю жизнь.

– Ну, меня ждут дела, – сказал дядя Чарльз вставая. – Ещё увидимся!

Уолтер отложил гитару и, усевшись глубоко в кресле, обвёл задумчивым взглядом компанию.

– У отца была вдохновенная юность, полная надежд и веры в будущие свершения, – сказал он, когда тот вышел. – А мы сидим тут, потерявшись где-то среди мрачного безвременья девяностых годов…

– Уолтер! Так не похоже на тебя – предаваться унынию, – произнесла Анна как можно веселее. – Давай расскажем Джону историю нашего с тобой знакомства! Думаю, это тоже в некотором роде впечатлит его.

– Да уж, он наверняка хотел спросить нас об этом, – оживился Уолтер. – На основе этой истории мы с Лютиэн сложили балладу.

– Но нынче мы не станем её исполнять, мы просто расскажем, – подмигнула ребятам Анна.

– Да нет, мне очень понравилось, честно. – Джон подумал, что его подозревают в том, что ему не пришлась по душе исполненная песнь.

– На самом деле история нашей встречи слегка напоминает встречу настоящих Лютиэн и Берена.

– Настоящих? – удивился Джон.