Герцогиня и «конюх»

– Синьора Джиолотти,? – приказала Анна Иоанновна.

XIX

Императрица, кудесник и «конюх»

– Ваше величество! – прозвучал знакомый властный голос, и, прежде чем Анна Иоанновна успела опомниться, к ее ногам склонился великий чародей и пылко воскликнул: «Soit bеni ce jour, votre Majestе! Le dernier acte de votre tragedie est fini…»[30 - Да будет благословлен сей день, ваше величество! Последний акт вашей трагедии сыгран… (фр.)]

– Так это – правда? Меня не обманывают? – пролепетала Анна Иоанновна.

– Нет, нет, ваше величество. В то время как мы говорим с вами, сюда уже тайно приближаются те силы, которые должны спасти вас.

– И сейчас все окончится?

– Все, все, государыня. Вчера я уже видел все то, что совершится сегодня, и сегодня вы мне дадите кольцо самодержавной императрицы.

Анна Иоанновна была окончательно потрясена. Джиолотти, великий магистр таинственного ордена, осыпал ее руки страстными поцелуями!..

– Там, ваше величество, ожидает вас тот, кто сыграл большую роль в вашей жизни и который будет играть еще большую. Пусть он войдет. Но…? – Тут Джиолотти близко наклонился к уху Анны Иоанновны и таинственно зашептал: – Но, ваше величество, вчерашнюю ночь с национальным русским инструментом – гуслями – вы должны искупить.

Анна Иоанновна вся побелела.

– Как?! – отшатнулась она.? – Вы это знаете?!

– Это знаю не только я, но и он. Поэтому вы, лишь только он войдет, должны будете поздравить его с будущей герцогской короной Курляндии.

– А разве это случится когда-нибудь? – затрепетала Анна Иоанновна.

– Без сомнения. Я предрекаю вам и ему это важное событие. Или вы мне не верите? – сверкнул глазами Джиолотти.

На пороге стоял Бирон в парадной форме.

– Эрнст! – тихо слетело с губ императрицы.

Бирон был бледен. Его глаза сверкали худо скрытой злобой, голова надменно запрокинулась назад. Он быстро и решительно подошел к Анне Иоанновне и хрипло произнес:

– Я полагал, что русская императрица никогда не может так низко пасть, чтобы забавляться со своими развратными смердами. Я полагал, что к трону, который добыл я вам, вас поведу я. Но, кажется, я ошибся? Прикажете мне позвать князя Ивана Долгорукого? Может быть, и теперь, в эту страшную минуту, когда ваша судьба висит на волоске, у вас явится желание позабавиться игрой на гуслях? – И вдруг Бирон грубо схватил Анну Иоанновну за руку.? – Слушайте, Анна: еще не все произошло, еще вы не освобождены, еще вся сила в наших руках. Понимаете вы это? – А затем он опустился перед смятенной императрицей на колени и пылко воскликнул: – Моя дорогая Анна, за что вы так жестоко надсмеялись надо мной? Ведь я безумно люблю вас. За вас я готов отдать последнюю каплю крови.? – Бирон вскочил.? – Говори, отвечай: ты моя?

И Анна Иоанновна покорно ответила:

– Твоя.

– Ты больше никогда этого не сделаешь? Ты не изменишь твоему Эрнсту?

– Не изменю.

– Так вести тебя туда, в этот страшный зал?

– Веди!..

XX

Да здравствует самодержавная императрица!

Тронный зал дворца имел необычайно торжественный вид. Все «верховники» были уже в сборе. В своих роскошных мундирах, сверкающих алмазными звездами и золотым шитьем, они, образовав особую группу, вели тихий разговор. Здесь – как это возможно только во дворце с его интригами – «враг» дружески-любезно беседовал с «врагом».

На лицах всех собравшихся можно было прочесть острое ожидание чего-то решительного, важного. Сегодняшнее официальное провозглашение Анны Иоанновны императрицей, событие, которое должно было случиться вот сейчас, невольно волновало всех. Психология этой блестящей придворной толпы была различна: в то время как одни ликовали, другие стояли с понурыми, бледными лицами. К числу первых принадлежали те «верховники-конституционалисты», которым удалось в Митаве вырвать подпись Анны Иоанновны на ограничительной грамоте; к числу вторых – все те, которые предчувствовали для себя ужас полновластного владычества отдельной кучки лиц, вроде Голицыных и Долгоруких.

Ни для кого не являлось тайной, что при провозглашении Анна Иоанновна вторично должна будет отречься от всех прочих прерогатив самодержавной царской власти.

Центром всеобщего внимания являлись князья Голицыны, в особенности Дмитрий, и князья Долгорукие – Алексей и Иван. Это были те, кто через час-два должны были явиться настоящими вершителями судеб Российской империи.

Как ни старался князь Алексей Долгорукий владеть собой, его волнение невольно бросалось всем в глаза. Он был бледен, как никогда. Его взоры беспокойно блуждали, отыскивая фигуру Ивана. А тот со своим красивым, развратным лицом стоял с младшим Голицыным. Он что-то рассказывал последнему и, сверкая белыми зубами, довольно громко, без стеснения хохотал.

– Что это с князем Алексеем Долгоруким? Смотрите, как он бледен и расстроен!..? – слышались тихие голоса.

Князь Дмитрий Голицын, беседовавший с Алексеем Долгоруким, тоже не мог не заметить его расстроенного вида и тихо спросил:

– Что с тобой, князь Алексей? Ты взволновался, гляди: у тебя даже руки ходуном ходят.

Какая-то судорога пробежала по лицу всесильного вельможи, и он ответил:

– Я думаю, что и ты, князь Дмитрий, не вполне спокоен.

– Я? И не думаю волноваться!..? – усмехнулся Голицын.? – Через час все будет окончено. Она станет императрицей, но править государством будем мы.

– Слушай, князь Дмитрий,? – начал шепотом Долгорукий.? – Слушай! Тяжелое предчувствие мучает мою душу. Сердце ноет, словно беду слышит.

– Что это ты, князь Алексей, в бабьи приметы веровать стал? Стыдись,? – улыбнулся князь Голицын.

– Ах, князь Дмитрий, ты вот все шутки шутишь, а я зорко ко всему приглядываюсь.

– Ну и что же ты увидел?

– Большую перемену в н е й. Вот уже несколько дней, что она голову подняла, на меня поглядывает насмешливо, как бы с издевкой. Это, помяни мое слово, неспроста.

– Что же тебя, князь, удивляет? Ведь она императрицей себя чувствует.

– Нет, не то это. Чудится мне, что за нее Остерман работает.

– Да разве он – не наш?

– А кто его знает? Кто разгадает эту хитрую немецкую лисицу?…? – продолжал высказывать свое беспокойство Долгорукий.? – А вот сейчас приехали во дворец Бирон и какой-то таинственный синьор Джиолотти. Анна удалила меня и вела с ними какую-то беседу. О чем? Кто их знает! А только одно скажу: не к добру это, князь Дмитрий. Ах, вон, гляди, вон он, этот таинственный иноземец!

Дмитрий Голицын поглядел и побледнел не менее, чем и Алексей Долгорукий.

– Господи! Какой диковинный… какой страшный!..? – прошептал он, хватая руку Долгорукого.

– Я говорил тебе… Этот человек, похожий на антихриста, несет нам несчастье!