Действуй, мозг! Квантовая модель разума

Не будет преувеличением сказать, что именно Винер подал идею классификации нашей памяти на кратковременную и долговременную. Подобное разделение впервые появляется в работах психологов и нейрофизиологов только в 1950х гг.

Было бы неправдой изображать Норберта Винера оголтелым сторонником полного и безусловного отождествления живого мозга и компьютера.

Винер не дожил до эпизода сериала «Доктор Кто», где появляются Киберлюди. Но вряд ли был бы от него в восторге.

В «Кибернетике» математик всячески подчёркивал необходимость взвешенного подхода в таком сложном вопросе, как объяснение мозга.

Часто ссылаясь на физиолога и врача-кардиолога Артуро Розенблюта, свободно оперировал медицинскими фактами и отмечал, что «мозг при нормальных условиях не является полным подобием вычислительной машины».

В то же время, по мнению Винера, мозг преимущественно вычисляет. Причём вычисляет именно как компьютер.

Учёный прогнозировал постройку «искусственных машин почти со сколь угодно сложным поведением», которые будут управляться аналогом нашей центральной нервной системы – некой «сверхбыстрой вычислительной машиной».

И выражал по этому поводу опасения, увы, хорошо знакомые современному обывателю: «Ещё задолго до Нагасаки и до того, как общественности стало известно о существовании атомной бомбы, мне пришла мысль, что мы стоим перед лицом другой социальной силы, несущей неслыханные возможности для добра и для зла».

Так что, среди прочего, Норберта Винера можно считать ещё и зачинателем современного мифа о Великом и Могучем ИИ.

Впрочем, в «Кибернетике» и других работах Винера, где он рассматривал проблему устройства мозга, были по-настоящему ценные догадки.

Так, математик Стивен Строгац написал замечательную книгу, в которой подробно рассмотрел идею Винера о том, что ансамбли нейронов в головном мозге можно представить как популяции осцилляторов, управляющих, по крайней мере, некоторыми биологическими ритмами.

В общем, по мнению Строгаца, эта гипотеза подтвердилась, но не в отношении альфа-ритма (как предполагал автор «Кибернетики»), а для гораздо меньшего частотного диапазона.

Таким образом, следуя идеям Винера, удалось прояснить механизм синхронизации мозга и внешней среды.

Резюмируем вычислительную модель разума в интерпретации фон Неймана-Винера (см. табл. 7):

– Мозг человека – природный (автоматический) вычислитель.

– Элементом мозга является нейрон, который работает как переключатель цифрового сигнала.

– Интеллект функционирует на базе бинарной логики, а память – как создание/извлечение записей данных.

– Главное назначение мозга – вычисление с целью поддержания равновесия в системе «мозг-среда». Гомеостатическая регуляция достигается, в том числе, при помощи обратных связей.

Со второй половины XX века у наиболее проработанных научных теорий об устройстве и работе мозга, концепции Сеченова-Павлова и учения Фрейда, появился серьёзное конкурирующее объяснение – кибернетика.

В борьбе за умы людей она была обречена на победу.

Не баг, а фича

Когда программисты или геймеры сталкиваются с некорректной работой компьютерной программы, способны отследить ошибку – вплоть до исходного кода – и устранить её так, чтобы всё снова заработало, как надо, говорят: «Это был баг».

Однако существуют такие ошибки программного кода, которые хоть и не прерывают работу системы, но накладывают на неё некий неповторимый отпечаток, вынуждающий функционировать её с постоянными сбоями.

В таком случае нет какой-то одной, конкретной, причины, и проще удалить программу целиком, чем пытаться что-то исправить. Тогда об ошибке говорят: «Это не баг, а фича».

Несомненно, что создатели кибернетики не были настолько узколобыми и тщеславными специалистами, что верили в исключительную непогрешимость своей концепции.

Но была ли кибернетика и, в частности, вычислительная модель мозга теорией, способной со временем, после устранения всех «багов», превратиться из демоверсии в самое полное и точное объяснение разума? Или в ней изначально содержалась принципиально неустранимая «фича»?

Попытаемся в этом разобраться.

Первым делом исследуем, каким образом в 1960—70х гг., когда кибернетика стала уже достоянием фольклора, люди отвечали на главные вопросы – как менялась наука и повседневная жизнь.

Мы увидим, что вопрос о мироздании и вопрос о природе бытия окончательно перешёл в компетенцию физики. Объяснение микро- и макромира стало мыслиться как общая научная проблема.