Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы

– Я хочу поговорить с тобой как брат.

– Хорошо, мой любимый брат, – ее взор смягчился, – я слушаю тебя.

– Дорогая Суюм… – рука царственного брата мягко опустилась на ее подрагивающее плечико. – Я нашел для тебя жениха.

Девушка поморщилась, зачем повторяться. Может, эмир находится в нерешительности, может его решение еще не окончательное…

– Юсуф, мой дорогой и любимый брат, – в какой-то необъяснимой надежде выдохнула она, – ты же знаешь, что мое сердце занято, что я люблю другого человека.

– Да-да, я знаю, – эмир презрительно сощурился. – Сей наглец набрался наглости и сегодня утром просил у меня твоей руки.

Девичье сердечко громко-громко екнуло:

– Он просил у тебя моей руки?

Нежные щеки вспыхнули и запылали алой краской. Полгода всего назад на туе победы она познакомилась с молодым красавцем Ахмед-бием. Нет, в тот день она изволила в толпе приближенных к государю заметить новое лицо и обратила на него свое внимание.

Пышные празднества продолжались долго. Ежедневно устраивались скачки, всевозможные состязания и общие охоты…

Во время развлечений Суюм довелось с глазу на глаз встречаться с сильно понравившимся ей джигитом, обменяться с ним несколькими шутливыми фразами, будто бы ничего для нее не значащими.

С каждой новой встречей красивый и статный юноша нравился ей все больше и больше, и она вскоре с удивлением и даже с некоторой легкой досадой почувствовала, что он все прочнее овладевает всеми ее помыслами. И дня одного не проходило, чтобы ей не захотелось с ним встретиться. И в сердце ее думы только о нем, о нем…

Наверное, то же самое творилось и в душе Ахмед-бия. Но вот уже несколько дней, как она заметила, джигит избегает глядеть на нее. И неожиданно для самой себя Суюм была сильно поражена происшедшей с ним разительной переменой. Она сама подошла к нему.

Как и прежде, юноша приветливо улыбнулся ей, но она увидела, как тотчас в его черных и глубоких, как омут, глазах отразилась такая великая скорбь, что девичье сердечко защемило. Суюм сразу поняла, что, должно быть, случилось что-то ужасно неприятное.

Какое-то смутное чувство вдруг вкралось в ее душу, и оно громко говорило о том, что это может касаться их обоих.

– Что с тобой, мой храбрый джигит? – участливо спросила она, когда они оказались вдали от любопытных ушей. – Я заметила или мне оное только показалось, что тебя что-то гнетет?

– Тебе показалось, прекрасная Принцесса, – деланно засмеявшись, Ахмед отвел взгляд в сторону. – Нет у меня на сердце никакого горя.

– Твои глаза, – Суюм, укоряя, покачала головой, – говорят совсем про другое, мой храбрый джигит.

В одной книжке, привезенной из Рума – Константинополя, она прочитала, что глаза – это зеркало человеческой души. Правда, один мулла упорно уверял ее вовсе в обратном, мол, их очи предназначены, чтобы вводить в заблуждение своих врагов. Но она не поверила тогда. У честного, хорошо человека глаза никогда не врут…

– Глаза, – юноша попытался увести разговор в сторону, – как погода, ханум: иногда в нашей душе светит солнце, и тогда они смеются. Но случаются и облачные дни, и тогда они хмурятся.

– Но, – возразила она, не поддавшись на его уловку, – облака не приходят сами. Их приносит с собой ветер. И печаль тоже не приходит сама собой. Скажи, что ее принесло к тебе?

– Ветер… – не сразу ответил Ахмед. – Но он и унес ее…

Широко взмахнув рукой, юноша усмехнулся и поднял на нее глаза, которые улыбались, но за улыбкой скрывались скупые мужские слезы.

– Зачем ты меня обманываешь? – она посмотрела на него с укором. – Если не хочешь сказать мне всю правду, не говори.

– Суюм-джан…

Всем своим нутром она чувствовала, что джигит готов ей открыться, но что-то сдерживает его.

– Не надо, ничего не говори. Я ведь понимаю: кто я такая для тебя, чтобы ты стал поверять меня в свои тайны?

– Суюм-джан…

– Поверь мне, джигит, что я расспрашиваю тебя не из любопытства, а лишь потому, что всей душой желала бы помочь твоему горю.

– Я тебе верю, ханум. Но оное касается нас обоих. Я прослышал про то, что Махмед-бек собирается свататься к тебе…

Из девичьей груди вырвался невольный стон.

В ту минуту Суюм еще подумала, что ходят досужие слухи, не стала придавать им особого значения. Но Ахмед оказался прав. И он даже решился просить ее руки у брата. Значит, он любит ее. И нисколько не сомневается в ее ответном чувстве к себе. Но он не подозревал о той опасности, которая могла его поджидать. За подобную смелость он мог запросто лишиться своей головы…

– И что ты ему ответил? – она снова напустила на себя гордый и независимый вид. – Надеюсь, ты не наказал его за дерзость?

– Мне следовало бы его наказать, – эмир усмехнулся, – примерно, чтобы другим неповадно стало. Бросить его навечно в темницу или приказать отрубить ему голову. Но мне, дорогая Суюм, не хотелось бы причинить тебе боль. Я сказал ему, что твоя рука уже несвободна.

– Ты так и сказал? – выдохнула Суюм. – Не стал его наказывать…

Такого удара она бы не перенесла. Но стать женой ненавистного ей правителя Сувара для нее несчастье, увы, не меньшее, а еще горшее.

– Какие мы стали заботливыми! – горестно воскликнула она. – Отдав меня Махмед-беку, ты не мог мне сделать еще что-то больнее.

– Союз с беком, – глаза у Юсуфа медленно холодели, обретали твердость металла, – нужен для всего нашего государства.

– В тебе снова заговорил эмир, – она огорченно вздохнула. – С таким тобой совсем невозможно говорить. Ты просто перестаешь понимать человеческие слова. Я порой теряюсь в догадках: куда девался мой так любимый мною брат? Куда же подевали его злые джины, подменив на бессердечного эмира? Прости меня за мои слова, повелитель Ильхам…

Юсуф вздрогнул, как от жалящего удара плетью. Сестра в своем отчаянии хлестнула его со всем бессердечием, попала в больное место.

Уже приподнялись вверх руки, чтобы три раза громко хлопнуть в ладони и отдать беспощадный приказ. Но он удержался. Перед ним стояла сестра, которую он любил больше всех на этом свете. И лишь только ей одной он мог простить то, что услышали его уши.

– Ахмед-бий, – потихоньку выпуская свой гнев, произнес он, – тебе не пара. Пойми же оное…

– Он… он, мой брат, – она растерянно моргнула, – приходится Махмед-беку племянником. Его род столь же знатен.

Что-то Суюм совсем перестала понимать брата. Где же связь? Чем уродец Махмед-бек лучше молодого и красивого Ахмеда?

– Его род потерял все свои земли и богатства. С ними никто не считается. И другое дело, Махмед-бек. Ты станешь хозяйкой Сувара. Твои дети станут править этими землями.

– Этого никогда не будет! – выкрикнула она в сердцах, представив себя в одной постели с жестоким и уродливым беком.

– Дорогая Суюм. Ты должна подчиниться, иначе…

– Иначе, – девичьи глаза задрожали, покрылись влажной пленкой, – ты казнишь меня, мой любимый и царственный брат? Я приму, – она опустилась на одно колено, – любое твое наказание. Смерть окажется для меня лучшим избавлением…

Нежная шейка покорно вытянулась, словно юная девушка взошла на предопределенный ей злою судьбою эшафот.

– Иначе, – эмир приподнял сестру, взяв ее подрагивающие ладошки в свои крепкие руки, – страну ждут великие беды. Если ты откажешься.