Таежное смятение чувств. II. Возвращение

Оглянувшись, молодая женщина расплакалась, безудержно рыдая, неумело отперла защелку и стремглав помчалась к туалету. Перед ее глазами стоял дедов удав, его размеры привели ее в безмолвный трепет. Такого она никогда не видела. Мужний недомерок с этим чудом природы ни в какое сравнение не шел.

Поняв, что чуточку передавил, дедок виновато покряхтел и стал одеваться. Тут и до Дашки дошло, что она до сих пор сидит без ничего и смущает всех своей наготой, схватилась за одежонку, вмиг облачилась и привела себя в порядок.

– Пойду, проветрюсь… – шагнул к проходу дедок.

Прошло минут двадцать, в купе вернулась Алла, по виду вся спокойная, с сухими, но страшно злыми глазами. Она ни за что и никогда не призналась бы в том, что только что муж настолько упал в ее глазах, что она была готова на все. А супруг ее был настолько подавлен, что сидел, упершись взглядом в пол. До него дошло, что тут он сильно проиграл старикану во всем…

Минут через десять притащился в купе и Петрович. Его сильно штормило. Набрался в ресторане до ватерлинии. Дед демонстративно выложил на стол кошелек, выставил бутылку коньяка.

– Вы, ребята, простите старика, перегнул малек! Отвык на Северах от путного общества, одичал. Забудем старое…

Выбравшись на ровный путь, монотонно, успокаивающе и что-то многообещающе стучали колеса на стыках рельсов.

В окне практически неподвижно висело закатное солнце, едва-едва освещающее желтоватым светом безлюдные и заснеженные равнины и холмистые леса-перелески, где рыскали с горящими глазами страшные и вечно голодные волки. Резко потемнело…

– Утро вечера мудренее… – улеглись все по полкам.

Несмотря на усталость и выпитый коньяк, Дашка никак не могла уснуть. Сказывалось пережитое напряжение. Внизу тихо посапывал хвативший лишка Юрок. На соседней полке шумно ворочалась Алла. Петрович громко храпел на полке над нею.

В купе все еще было жарко, Дашке нестерпимо хотелось раздеться догола и вытянуться, но она боялась, что кто-то из попутчиков проснется и увидит все ее непотребство. И все же девушка решилась и сняла с себя все. Стало намного легче.

А Алла внизу все ворочалась и ворочалась, тоже никак не могла уснуть. На время затихнув, она порывисто встала, оглянула полки. Убедившись, что ее попутчики мирно дрыхнут, как сурки, молодая женщина потормошила мужа. Пьяный супруг лишь сильнее засопел, вяло отмахнулся рукой и повернулся на другой бок.

– Эй, проснитесь! – начала она втихаря толкать Петровича.

– А? Кто тут? – заворчал тот спросонья.

Нависнув над дедом, женщина прошептала:

– Это я, Алла! Голова раскалывается. У вас нет таблетки?

– Нету у меня, не держим ничего! – поморщился дедок. – Ты это, коньяка хлебни, враз все снимет, похмелись.

– Не буду я пить! – тряхнула Алла головой. – Утром мне еще хуже станет! Сходите к проводнице, вы же ее знаете!

– Сама иди! – отмахнулся старикан рукой. – Я тебе в глотку не заливал! Сама под конец хлебала, как жеребая кобыла!

– Ну, спасибо… – протянула упавшим голосом молодая женщина. – А я, дура, думала, что вы поможете мне…

– Ладно, краса… – смягчился заслуженный кочегар и нехотя стал спускаться с верхней полки. – Могла бы и уступить свое место старичку, корячусь на верхотуре! – ворчал недовольно дедок, натягивая на себя штаны и выходя.

Не замечая того, Алла горячо дышала в голое Дашкино колено. Будучи уверенной, что попутчица спит, жена Юрка коснулась девичьего бедра и повела рукой выше. Поняв, что Дашка коротает ночку нагой, она быстро отдернула руку.

Глядя на нисколько не закомплексованную попутчицу, она, подумав, сняла с себя спортивные штаны, осталась в трусиках, которые не до конца скрыла короткая футболка. Ее крутые обнаженные белые бедра смотрелись вполне и великолепно.

Купе мягко подсвечивалось плафоном над полкой Аллы, и Дашка все прекрасно видела сквозь свои полураскрытые реснички. С телом Алле явно повезло, а с мужем – не очень.

– Да ты вся у нас горишь! – вернулся старик, протянул таблетку и стакан с водой, пощупал для верности ее лоб, облапил тугое бедро и нагло прошелся пальцами по ягодице. – Жарища у нас в купе, как в кочегарке! – выпрыгнул старикан живо из штанов. – Полегчало тебе, красавица? – прищурил глаз старикашка.

– Спасибо, сразу же полегчало! – прошептала благодарно Алла, отпив из стакана. – Хорошая таблетка!

– Да? – сверкнул глазками дедок. – Значит, авитаминоз тебя, девка, напрочь замучил!

– Почему? – моргнула непонимающе Алла.

– А ты у нас глюконата кальция съела!

От подступившего приступа смеха Дашка чуть было не выпала со своей полки прямо в проход, успела зажать себе рот.

– Вы всегда такой хам, или оно у вас только по пятницам? – разозлилась молодая женщина не на шутку.

Видно, она тоже поняла, что ее игру давно разгадали. Теперь она совершенно не знала, что и как ей сказать.

– Да ты не нервничай, красавица, разыграл тебя один старик, да мы посмеялись вместе! Дай, я тебя обниму! – приобнял дедок по-хозяйски женщину за тонкую талию. – Вижу, хочешь…

– Это уже лишнее! – отвела мужские руки в сторону Алла и присела на полку, а старикан вальяжно развалился рядом.

– Фу, совсем духота одолела! Скоро весь запрею! – стянул дедок ловко с себя черные сатиновые трусы.

Стариково хозяйство бесстыдно и вольготно вывалилось наружу, Алла не удержалась, кинула на него заинтригованный взгляд.

– У вас это было обрезание? – спросила она шепотом.

– Ага! – отпил глоток из бутылки с водой Петрович, с видимым удовольствием крякнул, вытер губы тыльной стороной ладони.

Сдерживая дыхание, жена Юрка поинтересовалась:

– Больно было?

– Нет! – налился гордой бравадой голос старика. – Продезинфицировали спиртом чистым, пощипало немного и все!

– А сколько у вас детей?

– Да ты думаешь, что я знаю? – пожал дедок плечами.

– А самому младшему сколько годков? – не унималась все никак любопытная не в меру женщина.

– Младшенький у меня еще во мне сидит! – зареготал старикан. – Вижу, хочешь ты сама до него дотронуться!

Испуганно вздрогнув, Алла горячо прошептала:

– Я не могу! Да и муж рядом, вдруг он проснется!

– Не проснется! Я его вдрызг напоил! – покосился Петрович на сопящего в две дырки Юрка.

– Все равно я не могу! – вздохнула молодая женщина.

– А ты смоги! – настаивал дедок.