Проза

– Миленький, пожалуйста, пусти, – умоляла она охранника.

Тот посмотрел на ее разорванные чулки, разодранные в кровь колени, размазанную тушь, съехавший набок парик, и, растерявшись на мгновение, хотел уже что-то ответить, но Надя его опередила. Она сунула ему в руку смятую «тысячерублевку» и бегом кинулась по направлению к туалету.

– Девушка, к нам нельзя в таком виде, – крикнул охранник.

Надя скрылась за дверью в туалет. Умывшись, она достала из сумочки пузырек с перекисью водорода и обработала царапины на коленях. Выбросила в ведро парик и рваные чулки. Посмотрев в зеркало, увидела там напуганную девочку и улыбнулась ей. Улыбка получилась натянутой. Сейчас было точно не до веселья. Надя выглянула из туалета и медленно пошла к выходу. Там охранник, разыскивающий Надю, разговаривал с тем юношей, который пустил ее внутрь. Она остановилась, и спряталась за углом.

– Такая черненькая в курточке сиреневой, глаза большие, голубые. Не забегала?

У Нади замерло сердце.

– Нет дружище, – ответил Виктор. Последние двадцать минут никто не заходил.

– Точно?

– Точнее не бывает. Я бы запомнил.

– И куда она могла деться? Ладно, бывай.

Охранник вышел на улицу. Надя облегченно вздохнула, подождала несколько минут и подошла к молодому человеку.

– Спасибо. Я вам очень благодарна.

Виктор с трудом узнал ее, без косметики и парика.

– А где же ваш парик?

– Выбросила.

– У вас красивые волосы. А имя, наверное, еще красивее?

– Обыкновенное – Надя.

– Очень приятно Надежда, меня Виктором зовут. Зачем он за вами гнался?

– Я сбежала, хотел догнать.

– Муж?

– Нет, что вы.

– В общем, забирайте свои деньги. Не возьму я.

Виктор протянул ей тысячу.

– Это вам за спасение, – ответила Вера.

– Я спасатель-альтруист, возьмите.

– Можно я здесь побуду немного? Ну, пока там не уляжется…

– Пожалуйста.

– Это вам за вход тогда.

Надя развернулась и быстро прошла в зал. Виктор покрутил в руках «тысячерублевку» и, пожав плечами, положил обратно в карман.

Ночные дежурства в клубе, для него подходили к концу. Не за горами был выпуск в институте. К тому же, он заблаговременно отправил анкету на работу по будущей профессии, и сегодня утром получил положительный ответ. Оставалось недолго бездельничать по ночам, разглядывая красавиц в откровенных одеждах, и в полусне потом сидеть на парах, впитывая необходимые знания. С танцпола вернулся напарник.

– Как там? – спросил Виктор.

– Спокойно. Присяду, отдохну.

– Давай. А я тогда прогуляюсь, музыку послушаю.

Виктор зашел в зал. От громкости уши закладывало, но он давно привык к этой обстановке. Молодежь резвилась на полную катушку. Пульсирующий свет делал движения несколько заторможенными, будто в замедленной съемке. Ди-джей наверху, прижимая наушники, накручивал пластинку. Бармены в белых рубашках и с черными бабочками разливали напитки. «Немного грустно будет расставаться со всем этим», – подумалось вдруг Виктору. Веселье, постоянно присутствующее тут, всегда поддерживало хорошее настроение. Скоро злачное заведение в его жизни заменит офис и бесчисленное количество бумаг. Посмотрев еще около получаса на непрекращающийся праздник жизни, он вернулся к выходу.

– Тебя девушка спрашивала. Я сказал, что ты на танцполе. Просила передать тебе огромное спасибо, и ушла.

– Понятно.

– Рассказывай, чем так девчонок ублажаешь, что спасибо говорят, да и еще и огромное? – подковырнул напарник.

– В туалет пустил.

Напарник недоуменно посмотрел на коллегу.

– Иди в зал, – шутливо подтолкнул его в спину Виктор.

– Меня-то пустишь, злодей? – засмеялся напарник. Или только по талонам теперь?

Виктор подтолкнул коллегу в зал и вернулся к выходу.

***

Лева вот уже несколько часов смотрел ужасные сны, сопровождаемые страшной болью. При этом он не спал, нет. Он бодрствовал. Но его реальность не имела ничего общего с действительностью. Иногда из дымки выплывали лица прохожих, и снова растворялись в паутине муки. Он бродил в поиске утоления своей адской жажды, и всюду, где успел побывать, слышал отказ.

«Деньги будут, приходи», – неизменно отвечали на его мольбы и унижения. Он вставал на колени, плакал, умолял, угрожал, вертелся волчком по земле. Но его отчаяние, лишь смешило. Осталось последнее место, где ему, он был уверен, дадут взаймы дозу. Но уверенность это вселялась далеко не разумом, а краем обрыва, именуемого безысходность. Лева буквально вполз по ступенькам, с трудом открыл двери, и, приподнявшись, встал у входа. Здесь было много света, слишком много, так что мозг его получил сильный ожог, и Лева тихонько застонал. Галстук, в сиреневых разводах плавно раскачиваясь, приблизился к нему. Над галстуком что-то шуршали губы. Но Лева не понимал. Одна волнующая мысль охранялась теперь его полуразрушенным сознанием, и на нее одну он хотел услышать ответ. Все остальное, – бессмысленность, смерть. Собрав остатки координации, напрягаясь так, что вена набухла на лбу, он несвязно вывалил наружу слова:

– Мооо-жжно, прайтии…

И тут же сконцентрировал все рецепторы на прием. От этого зависело все. Ставкой была его жизнь. Хлестко, будто щелчок плети, коротко, бритвой полоснуло в ответ, и отрезало, оборвало:

– Нет.

Незамысловатое слово из трех букв. Простое, но фатально тяжелое порой. Придавило, перевесило, его, Левину жизнь. Бездна, открывшаяся сразу же за ним, была настолько невероятно пугающей, что он затрясся и посмотрел на охранника, и увидел лицо его. Жестокое лицо самой смерти.

Вышел ли он сам, или его вывели, для Левы это не имело значения. Он смирился и ведомый под руку холодной старухой, искал укромное место для беспробудного сна. Вскоре такое место нашлось. Пристроился между мусорными контейнерами на корточках. Боль, изводящая его все эти часы, была ничто перед мраком надвигающегося конца. Леве было очень страшно, и страх этот свойством своим превосходил всякую боль.