Проза

Уже наступал рассвет. Солнце плавно поднималось над горизонтом, освещая полыхавшие склады, онемевшую сторожку и распахнутые настежь ворота продовольственной базы «Продторга».

А тем временем машина уносила гостя прочь из этой ночи.

***

Вечером в ресторане «Багровый век» отдыхали ребята. Те самые, что прошлой ночью навестили базу «Продторга». Веселье шло полным ходом. Но одному из них было не особенно весело. Весь вечер он сидел хмурый, пил часто, закусывал мало.

– Славян, ты че «потух»?

– Пых, я домой, спать.

– Давай, до завтра.

Слава вышел на крыльцо. Достал сигарету и закурил. Проходящие мимо девушки с интересом посмотрели на него. Высокий, статный. Одет со вкусом. На груди золотой крест. Весь его облик был пропитан уверенностью и спокойствием. Слава был авторитетным вором. Ему было двадцать восемь лет. Голову кое-где уже припорошило сединой. Глубокие морщины на лбу, взгляд человека, который прожил жизнь и многое повидал. Он неторопливо докурил и достал из кармана мобильный телефон.

– Алло, Вика? Мне нужно тебя увидеть.

– Приезжай. Ты голодный, приготовить что-нибудь?

– Не надо. Скоро буду.

Он поймал машину. Ехали молча. Негромко работало радио. «А сейчас, уважаемые радиослушатели, наша ежедневная передача «Голос верующего…»

Слава раздраженно выключил радио.

– Слушай, парень, у себя дома командовать будешь, – возмутился водитель и снова включил радио.

«…Заповеди божьи…»

– Слышь, командир, меня отвезешь и включишь свою «говорилку».

Это прозвучало спокойно, но в то же время настолько жестко и уверенно, что водитель решил не спорить. Оставшуюся дорогу проделали в тишине.

– У продуктового остановишь.

Водитель покорно затормозил в указанном месте.

Слава зашел в магазин. Купил бутылку коньяка, вина, апельсинов и коробку конфет.

Поднялся по знакомой лестнице. Давненько он здесь не был. Прислонился к стене, достал из пачки последнюю сигарету. Дым, поднимаясь, зависал над ним. Он смотрел на его серые лоскуты, будто вспоминая о чем-то.

– Ты долго еще? – Вика стояла на лестничной площадке в домашнем халатике и тапочках.

«Странная она. Почувствовала, что я здесь».

– Сейчас, докурю.

– Окурок не бросай на пол.

– А куда его?

– У меня выбросишь.

Вика знала, кем он был. И знала, что приходил Слава только тогда, когда ему было плохо или одиноко.

– Ну как ты, Вика? Что нового?

– Заходил бы почаще и не спрашивал.

– Вика, ну ты же знаешь, дела…

– Знаю я твои дела. Романтик с большой дороги.

– Романтик говоришь? Это ты в точку. Вот только откуда романтика эта, не задумывалась?

– Ну и откуда же?

– Выпьем?

– Мне на работу завтра.

– И мне.

Вика невесело усмехнулась. Слава наполнил бокалы.

– Романтика эта от души нашей русской, большой и глубокой, как страна. Здесь многое утопить и перепутать можно. Всем известна сентиментальная черта русская, в простонародии именуемая жалостью. Наслушается народ песен заливистых о тяжкой доле уркаганской и поневоле жалеет горемычных. А они тем временем, под слезу народную, тащат добро из карманов и домов обжитых. Обиднее всего, по телевизору глянешь – корчат из себя власть имущие всех рангов и мастей благодетелей народных, а за кадром, под аккомпанемент все тех же певцов, слезоточивцев-душираздирателей, уходят составы на Запад. Растаскивают Россию, как крысы, по частям в заграничные норы. Строят свое благополучие на крови людской.

Я бы еще понял слагающих в поддержание воровства песни бывших урок. Это еще куда ни шло. Но когда считающий себя интеллигентным, уважаемый артист поет в их честь гимны, типа: «…А воры законные люди очень милые, ну, все мои знакомые, а многие любимые…» Мало того что он с какой-то особой гордостью признает свое причастие, плюс к этому, что самое опасное, создает ореол загадочной, романтической жизни воров, такой привлекательной для юных, неокрепших умов. И вот те молодые люди, которым завтра страну поднимать, задумываются, а стоит ли надрываться? Может, лучше обмануть, украсть, глядишь, и тебя прославят на костях народных.

– Вот видишь, Славочка, ты же понимаешь. Бросай.

– И что я буду делать?

– Работать.

– Вика, кем? Я с малолеток краду и ничего больше не умею.

– Живут же люди.

– Горбатиться за копейки? Вика, я в авторитете, привык ко всему этому, и другой жизни у меня быть не может.

– Господи, ну что же мне делать? Я устала, Слава. Я хочу семью, детей.

– Нам что, вдвоем плохо? Давай получать от жизни удовольств… – Он остановился на полуслове – в памяти всплыло красное пятно крови, и лицо.

– Слав, ты что, Слав? – Вика теребила его за руку.

– Давай выпьем.