Странник

Среди крестов, стоящих за рядом ряд,

Отмечая место, где мы лежим…»

– Хм-м, а если дальше написать: «а в небе летают ласточки…» – начал я, почёсывая затылок. — Эх, нет, не моё это.

– Неплохо, кстати, запишу на всякий случай.

Я вновь мечтал о том, что окажусь героем истории, может, эпоса или трагедии, но, снова откинув эти мысли, я погрузился в печаль.

– Ты какой-то напряжённый, Бэрн, – закончив писать, обратил на меня внимание Джер.

– Я устал, так тяжело… с этой войной многое поменялось.

– Послушай, так и должно происходить, всё меняется со временем, а некоторые события ускоряют этот процесс или наоборот дают ещё время.

Джер встал из-за стола и, обойдя его, разгрёб бумаги и присел на него.

– Главное для тебя – принять эти изменения, ведь многое будет по-прежнему.

До скорой встречи

«Привет, Алекс.

Надеюсь, у тебя всё хорошо, потому что, насколько знаю, город многие покидают, я и сам хотел бы, чтобы ты уехал куда-нибудь в безопасное место…» – я почувствовал себя неловко, когда записал эти строки. Свернув и выкинув листок с письмом, я оглядел комнату и, остановив взгляд на свечке, задумался.

– Это же мой брат, и мы единственные родственники друг другу, — с этой мыслью я взял ещё один лист и записал вновь те строки.

«… Знаешь, я очень устал. Мне не хватает ни слов, ни сил, чтобы передать мою боль. Все эти смерти и раздоры – я увидел за эти месяца больше, чем за всю свою жизнь, а путешествовал я много…» – я даже улыбнулся на секунду, вспоминая свои приключения.

– Моих странствий хватит на целый сборник историй, — мелькнула занятная мысль.

Стояла ночь, мерцали звёзды, и в окно пробивался тусклый свет луны, так что даже не хотелось нарушать этот умиротворяющий вид. В нашей времянке стоял тихий храп, изредка нарушаемый скрипом кроватей; сегодня даже на фронтовой линии никто не открывал огонь, отчего многие забеспокоились. Это был хороший момент, чтобы в тишине написать письмо. Я поставил несколько свечей на столе, дабы не нарушить сна остальных ребят моего отряда.

«… Мы стоим в дне пути от Теки, но, думаю, ты знаешь об этом. Я хочу сказать, что, несмотря на всю панику, мы не отступили со своих позиций ни разу за все эти недели, и я горжусь, что здесь мы можем дать славный отпор врагу…» – я хотел рассказать всё, но не знал, с чего начать и как уместить на лист всё, что произошло за это время. Мне хотелось вылить все мысли и начать с чистого листа, но я не мог уйти – с одной стороны оставался враг, а с другой – мой дом и близкие мне люди.

– Ложились бы вы, капитан, — раздался голос справа от меня, и вслед за ним послышался скрип кровати.

– Я немного занят, — ответил я, пытаясь сконцентрироваться на письме.

– Письмо пишете? – с любопытством спросил он. Но я ничего не ответил, мне и не хотелось что-либо сейчас обсуждать.

– Извините, капитан, просто тоже скучаю по родным, сам также писал им письмо, — с грустью говорил солдат. – Разрешите отлучиться?

– Только по-быстрому.

Как только закрылась дверь, я вернулся к письму, вернее, к мысли, о чём написать на этом одиноком листке бумаги.

«… Я тебе не рассказывал… – с тяжёлым вдохом я резко остановился, не хотел жаловаться, но болит душа. – … Ларен погиб…» – как мне хотелось бы поставить точку и забыть об этом. – «Его взяли в плен и заставили напасть на нас, я разрываюсь от одной этой мысли, но не могу представить, как ему было больно, ведь он потерял семью…»

Было грустно, но с каждой строкой я чувствовал, как будто камни с плеч падали. Я откинулся на спинку стула и, протерев глаза, сразу услышал, как вернувшийся солдат аккуратно закрывает дверь. Он тихой походкой направился к кровати и, быстро поправив одеяло, свернулся клубком, поджимая ноги.

«… Тут был один парень, его Ирван зовут, сидел со мной, пока я был медицинской части после плена, славный парень. Мы с ним всего пару раз виделись и общались, но всё равно сдружились; к сожалению, его накрыло, и он начал сходить с ума, а я никак не могу ему помочь, даже с ним гулял, чтобы он хоть что-то вспоминал, но всё равно ему лучше не стало.

Мне кажется, будто я в этом мире остаюсь одиноким, и все, кого я знал, уходят. Будь проклята эта война…» – это было хорошее предложение.

«… Хотел ещё сказать, она в видениях приходила ко мне…» – я снова в голове прокрутил все видения. – «… Я скучаю по ней, её объятиям. С тех пор, как она погибла, у меня не было никого…» – я скучал по своей девушке, хоть и прошло много времени, но именно в путешествиях я старался забыть всё.

Сделав глоток воды, я решил рассказать что-то хорошее, ибо боялся, что и Алекс впадёт в тоску.

«… Ладно, наверно, ты уже подумал, что мне здесь совсем плохо? Я тут виделся с мистером Симоном, отдал ему меч, о котором он так мечтал – он плясал минут пять, но зато повеселил меня…» – слегка улыбнувшись, я продолжил: — «… У меня есть знакомый, врач. Пишет стихи, недавно был у него, и он просил меня о помощи, я, конечно, попробовал что-то придумать, но, кажется, это было глупо.

Алекс, я скучаю, хочу вернуться домой и начать всё заново. Думаю, пойти в министерство либо в монетный двор, наверно, им пригодится человек, умеющий отличить фальшивку. Доделаем твой сад и построим новую лестницу, а я отремонтирую свой дом, может, остепенюсь и заживу спокойной жизнью. Только не смейся, когда прочтёшь…» — я сам был готов посмеяться, но всё-таки это было моим твёрдым решением.

«… До скорой встречи». — Я свернул письмо и, запечатав его, вышел к почтовому пункту. Меня встретили холодный ветер и едва доносившееся уханье совы с ещё оставшихся лесных угодий.

Дойдя до почтового пункта, я встретил Алана, он тоже отсылал письмо родным. Его волосы были растрёпаны, и, судя по покрасневшим глазам, он не спал уже давно.

– Алан, ты как?

– В порядке, – без единой эмоции ответил он.

Я хотел спросить что-то ещё, но не знал, что, к тому же вид Алана был настолько удручённым, что мне не хотелось его беспокоить. Потерев лицо рукой с остатками чернил и вложив конверт в ящик, Алан тихо побрёл в сторону своей землянки. Закинув своё письмо в ящик, я также тихим шагом направился к моему отряду.

Уже потихоньку светало, и первые ранние пташки, как будто призывая проснуться и насладиться прохладой этого утра, щебетали в небе над нашими траншеями. Я отошёл от окопов и дорожек к ещё оставшейся на поле свежей траве, которая была покрыта утренней росой. Среди травинок с характерным кваканьем одиноко скакала лягушка, каждым прыжком разбрызгивая капли росы по всему полю.

Это тихое начинающееся утро было как из детства в деревне, где на огромных просторах никого не было, и казалось, что это всё твоё, и ты, раскинув руки, мог пробежаться по всему полю, ловя утренний ветер. Чуть поодаль на полях цвели маки, окрашивая огромные просторы прямо до горизонта в алые оттенки с вкраплениями чёрного цвета. Над полем, выписывая невероятные трюки, рассекали воздух ласточки, периодически устраивая гонки между собой. Это было завораживающее зрелище, особенно учитывая, что здесь беспрерывно на протяжении нескольких недель не смолкали орудия.

Отойдя на значительное расстояние, я приблизился к лесу – безмолвному свидетелю истории. Он встретил знакомым шелестом листьев и гулом крон деревьев из самой своей глубины. Меня манила его тишина, его величие и его кажущаяся простота, но лес никогда не был и не будет простым полем, усеянным деревьями. Лес – это дом для многих живых существ и даже для людей, он дарует жизнь и богатства всем страждущим. Глубоко вздохнув, я ещё раз насладился видом полей, упирающихся прямо в лес.

– Что же мы натворили? — с тихой грустью спросил я самого себя, глядя в сторону траншей.

Там всё было изрыто окопами и времянками и окружено колючей проволокой. С каждой стороны друг в друга целились огромными орудиями и винтовками в ожидании атаки противника.

Вдали кто-то лёгким бегом двигался ко мне, осматриваясь по сторонам.

– Капитан!

Обернувшись полностью в сторону траншей и поправив мундир, я направился навстречу солдату.

– Капитан! Вас вызывают в штаб!

– Сейчас вызывают?

– Так, точно сэр, сказали ещё, что нам надо собраться, — с небольшим удивлением продолжал он.

– Переводят, наверно.

– Но, капитан, мы же хорошо здесь стоим и все атаки отражаем! — с явным возмущением начал ругаться солдат.