Грань бездны

Повторный удар оказывается еще страшнее. Я даже успеваю заметить нанесшую его могучую длань, что мелькнула в ненадолго приоткрывшемся проеме люка. Малабонита, демонстрируя чудеса эквилибристики, сумела и на сей раз не слететь со взбесившейся крышки. Которую требовалось срочно запереть и заблокировать, потому что следующий удар может запросто переломить исход этой борьбы не в нашу пользу.

Трудно поверить, но северянину повезло перепрыгнуть через падающую на него конструкцию и, судя по всему, избежать увечий. По крайней мере, тяжких. И теперь он был на нас очень разгневан. При виде того, с каким неистовством краснокожий зверь рвется на свободу, волосы у меня на голове зашевелились, а сбившееся дыхание едва окончательно не перехватило от страха. Непонятно, как мне удалось встать и запрыгнуть на люк, но когда на него обрушился третий удар, мы сдержали и его.

Ухватившись за запорное колесо вдвоем, мы пытаемся его вращать, однако не тут-то было! Несмотря на то что крышка придавлена, ригели замка не попадают в пазы. Странно. Повредить замок голыми руками Сандаварг не мог при всем старании. Тогда в чем же дело?

Все становится ясно, когда я замечаю, как люк медленно, но неумолимо открывается. Проклятый Убби! Вместо того чтобы и дальше отбивать себе кулаки, он взошел на пару ступенек выше, подлез спиной под крышку и, распрямляя ноги, начал ее поднимать. Причем вместе со мной и Малабонитой!

Истинный монстр, честное слово!

– Гуго!!! – в один голос зовем мы разлегшегося на палубе Сенатора. Похоже, он ошибочно подумал, что угроза миновала, и не торопился вставать, решив сначала перевести дух.

Наш крик живо вернул де Бодье в реальность, дав понять, что праздновать победу еще рано. Вмиг позабыв об усталости, механик засуетился, засопел, поднялся на ноги и бросился нам на подмогу.

– Потеснитесь, мадам и мсье! – прокричал он и с разбегу плюхнулся на поспешно освобожденный для него участок люка.

Удержать на горбу возросший вдвое вес Убби уже не сумел. Ноги его подкосились, и все отвоеванное им преимущество моментально сошло на нет. Крышка с лязгом улеглась на место, но северянин все еще стоял на лестнице и не прекращал борьбу.

Ухватившись за другое колесо с внутренней стороны люка, крепыш стал мешать нам его заблокировать. Хотя, конечно, назвать это полноценной борьбой было нельзя. Сандаварг просто-напросто удерживал маховик, а мы не могли провернуть его ни на градус.

Насаженные на одну ось, оба запорных колеса не вращались по отдельности. А их фиксатор имелся лишь изнутри – как раз на случай, чтобы кто-нибудь не запечатал нас в трюме, когда мы прячемся там от опасности. Впрочем, эта проблема решалась уже не грубой силой – или, применительно к нашей ситуации, массой, – а хитростью.

Как гласит одна из поговорок династии Проныр: «Против лома и законов Архимеда нет приема, если у вас нет другого лома и минимальных познаний в теоретической механике». Как раз для этого случая Долорес, пока мы возились с «Блевуном», и подтащила к люку одну из запасных иностальных штанг. Все, что мне нужно было сделать, это лишь протянуть руку, подобрать ломик, вставить его между спиц маховика и подналечь на импровизированный рычаг.

Именно так я и поступил, ухватившись для пущего усилия за самый его конец.

Что-что, а против принципов Архимеда силища Убби оказалась бесполезна. Я сломил его сопротивление буквально за один оборот колеса. И как бы захватчик его ни дергал, остановить вращение запора было уже нельзя. Стоило замочным ригелям войти в пазы, как помощь сидящих на крышке Малабониты и де Бодье стала мне не нужна. Напротив, теперь они лишь мешались под ногами, и я согнал их с люка, дабы не прерывать работу.

Когда же маховик был завернут до упора, я еще дальше затолкал ему в спицы лом, а Гуго надел на него толстую цепь. Другой ее конец Долорес накрепко привязала к мачте, и отныне Сандаварг мог надрываться хоть до посинения – отпереть замок ему было не по зубам. Придуманный нами внешний блокиратор получился громоздким, зато не менее надежным, чем внутренний.

Раздавшийся из-под крышки рев бессильной злобы слился с нашим победным ликованием, которое мы устроили над люком, запертым ценою героических усилий. С этой минуты власть на «Гольфстриме» опять перешла ко мне. И пускай нас и Кавалькаду разделяло всего полдня пути, это не омрачало нашей радости. Мы обзавелись неопровержимым доказательством того, что не имеем ничего общего с врагами Владычицы Льдов. И теперь готовились сдаться Кавалькаде без боя, ибо на войну с ней героизма у нас уже не хватало…

Как и ожидалось, в запертом трюме разразилась настоящая буря. Казалось, еще немного, и под ее напором стотонный буксир начнет раскачиваться из стороны в сторону. Остервенелый Убби разносил все, что подворачивалось ему в темноте под руку. Наведенный нами там порядок не продержался и суток. Обидно, если вспомнить, каких трудов мне стоило рассортировать прежнюю груду хлама. Новая же, судя по грохоту, должна была стать еще больше – помимо запчастей, северянин, кажется, крушил и полки, на которых они лежали.

А мы в это время культурно отдыхали, устроив в ожидании Кавалькады небольшой пир. Идею провести его подкинула Долорес. Отплясав победный танец на запертом люке, она заметила, что если нам все же не посчастливится угодить в рабство Владычицы Льдов, то было бы неплохо напоследок гульнуть. Не до потери пульса, ведь нам еще предстояли сегодня важные переговоры, а чисто символически.

Предложение Малабониты было встречено с воодушевлением. И впрямь, кто знает, доведется ли нам еще погулять на этом свете. И потому оставшиеся до встречи с доном Балтазаром часы мы решили посвятить вкушению кактусидра. Бочонок с ним, к счастью, был заблаговременно вынесен из трюма вместе с остальными продуктами и самыми необходимыми запчастями.

Пока мы праздновали и произносили тосты за скорейший и благополучный исход этого рейса, Убби продолжал упорно напоминать о себе, проверяя на прочность стены трюма и наши нервы.

– Зря стараешься, северянин! – попытался я образумить буяна, обратившись к нему через проделанную в палубе узкую отдушину. – Самому тебе оттуда ни в жизнь не выбраться. Корпус «Гольфстрима» рассчитан на атаку взрослого змея-колосса, так что угомонись и побереги кулаки!

В ответ Сандаварг прорычал все, что он думает обо мне, моем экипаже и всех наших родственниках, вместе взятых. Досталось даже моему прадедушке, о котором я рассказывал вчера за ужином. Бедный Иван Проныра, создатель «Гольфстрима»! Он, поди, и не подозревал, что спустя шестьдесят лет после его смерти кто-то будет склонять его имя в такой унизительной форме.

– Ну это ты явно хватил через край! – возмутился я, слушая непрекращающиеся под палубой брань и грохот. – Будь мы и впрямь такими негодяями, разве я оставил бы тебе в трюме воду и припасы? Можешь найти их на полке, как раз над ящиком с оружием… если, конечно, ты ее не разгромил. И вот еще что: будь добр, не долби по люку изнутри чем попало. Замок так все равно не взломать, а вот заклинить его можно. И никто его потом не откроет, пока мы не доберемся до ближайшего клепального цеха. Не думаю, что тебе захочется неделю сидеть во мраке, когда уже через пару часов у тебя появится шанс умереть славной смертью… Что-что? Извини, не расслышал?.. Куда-куда нам пойти?.. Туда, где темно и полно дерьма? Нет уж, дудки: спускаться к тебе в трюм мы не хотим. Но выпить за то, чтобы тебя казнили быстро и без мучений, не откажемся. Мсье Сенатор! Разливайте, прошу вас, не ждите приказа…

Потоптавшись у входа в темницу северянина, огорченный его отсутствием Физз не придумал ничего лучше, как присоединиться к нашему столу. Однако я все равно приглядывал за вараном – мало ли что? А вдруг Убби попросит его на языке Чистого Пламени открыть тайком заблокированный люк? У самого-то ящера ума на это не хватит, но проделать такое с подсказки северянина он теоретически сможет. Что ж, вот и проверим скомпрометировавшего себя товарища на благонадежность.

Однако часы тикали, а Физз продолжал неотлучно сидеть рядом с нами, хрустеть курадо да вставлять в разговор свои бестолковые потешные реплики. Иными словами, вел себя так, словно между нами не было никакой размолвки. Долорес периодически поднималась на мачту отметить, где находится Кавалькада. С каждым часом пылевое облако становилось все ближе, и к полудню уже не осталось сомнений, что кабальеро движутся по нашим следам и прибудут сюда сразу после обеда.

Но как же медленно тянется время! И это мучительное ожидание губило все удовольствие от нашего пира. Победная эйфория улетучилась, и хоть бочонок с кактусидром помаленьку пустел, никто из нас больше не пьянел. Постепенно все разговоры как-то сами собой стихли, и на «Гольфстриме» воцарилась гнетущая тишина. Даже Убби, и тот притих: либо смирился со своей участью, либо замышлял ответное коварство.

Впрочем, что бы он ни задумал, я ни под каким предлогом не собирался открывать трюм до прибытия дона Балтазара. Да и по прибытии кабальеро я не подойду к люку ближе чем на дюжину шагов. Мы свою задачу выполнили и исчерпали наш лимит риска, пожалуй, на месяц вперед. Так что пусть гвардейцы сами выводят северянина из темницы, а наше общение с ним так или иначе подошло к концу.

– У меня дурное предчувствие, Mio Sol, – молвила Долорес спустя четверть часа после того, как умолкла беседа и был допит кактусидр. – А ты меня знаешь: если я говорю «быть беде», значит, так оно и будет.

– Очень справедливое замечание, мсье шкипер, – подал голос Гуго. От нечего делать он изучал брошенную северянином амуницию, примериваясь то к брату Ярнклоту, то к Ярнскиду. Однако мысли Сенатора были сосредоточены сейчас явно не на наших трофеях: – Если мадам Проныра в чем-то и ошибается, то только в своем предвзятом отношении ко мне. В остальном же интуиция ее редко подводит. Да и мне, сказать по правде, тоже с утра как-то не по себе.

– Прекрасно вас понимаю, – ответил я, хмуро взирая на пыльный юго-запад. – Поди, не каждый день с доном Балтазаром сталкиваемся. Да еще когда он не в духе. Но отступать слишком поздно, так что ничего не поделаешь… Хотя кое-какие меры предосторожности принять не помешает. Уповать на милосердие Владычицы – дело не безнадежное, но не более того. Поэтому давайте-ка поступим так: ты, Моя Радость, возьми простыню почище и вывеси на мачте белый флаг. Пускай гвардейцы видят, что мы не собираемся оказывать сопротивление. А мы с Сенатором пока отгоним «Гольфстрим» на пару километров севернее. Судя по карте, там начинается длинный, пологий спуск. В случае чего он нам поможет. Ну а тебе, дружище Физз, обижайся не обижайся, придется сесть на цепь. И умоляю: помалкивай, ладно? Дон Балтазар, конечно, великодушен, но если ты вдруг обзовешь его дерьмом, боюсь, он не оценит твое изысканное чувство юмора…

Говорят, что если вся Кавалькада выстроится в одну шеренгу, она не размыкая строй запросто окружит Столп. Причем между ним и кольцом оцепления останется еще довольно приличное расстояние. Так оно на самом деле или нет, мы не выяснили. Как оказалось, конная гвардия Владычицы преследовала нас не в полном составе. Кабальеро двигались по предгорьям Хребта группами примерно по полсотни всадников каждая. Расстояние между отрядами сохранялось такое, чтобы пыль от впереди идущих групп не застилала глаза скачущим за ними товарищам. Сколько же всего таких отрядов гналось за нами, мы могли только догадываться. Но их было явно не меньше четырех.

Вывесив белый флаг и установив буксир на склоне носом вниз, мы все же зарядили баллестирады, но при этом демонстративно нацелили их в небо и отошли от орудий. Опускать раньше времени трап тоже не рискнули. Так что если гвардейцы атакуют нас без предупреждения, с ходу им на борт не прорваться.

Приготовившись, мы встали у борта и замерли в ожидании, прислушиваясь к далекому конскому топоту. Поднятая всадниками пыль вздымалась над юго-западным горизонтом грязной, рваной пеленой. Самих кабальеро отделяли от нас скальные гряды, и увидеть авангард Кавалькады мы сможем лишь за минуту-другую до того, как он доберется до «Гольфстрима».

Нарастающий с каждой минутой топот сотен рапидо повергал в смятение и заставлял ежиться от ощущения собственной ничтожности и беззащитности. Встречаться с доном Балтазаром не любили даже те, у кого отродясь не возникало разногласий с Владычицей. Бургомистры, поселковые старосты и вожаки Стервятников в ужасе хватались за головы, когда им докладывали о появлении в их краях Кавалькады. И неважно, что приютившему гвардейцев городу или поселку полагалась затем значительная «водная» компенсация всех издержек; их по предъявлении специального ордера погашал шкипер первого же пришедшего с Юга танкера. Кавалькаду боялись, потому что кабальеро не считались ни с чьей властью, кроме той, какой они сами подчинялись. Это давало им право вершить суд где угодно и над кем угодно, руководствуясь лишь собственными понятиями о справедливости.

Во времена, когда на обезвоженной Вседержителями Земле из всех водных запасов остались лишь гренландский и антарктический льды, баланс политических сил в Атлантике определился довольно быстро. Всего за несколько лет весь полярный лед перешел под власть крупных вооруженных группировок. Их могущество лишь укрепилось, когда высохли последние реки, стекающие с обоих Великих плато. Холод и исчезновение Чистого Пламени не позволяли северянам и южанам вести полноценное сельское хозяйство, в то время как в теплой экваториальной зоне земля не могла плодоносить из-за тотального дефицита влаги. Однако настоящего взаимовыгодного сотрудничества Центра с Севером и Югом все равно не получилось. Условия в этом альянсе закономерно диктовал тот, кто сидел на ледяных горах и контролировал все подходы к ним.

Именно труднодоступность льда и суровый для жителей тропического пояса климат мешали им в массовом порядке переселиться поближе к воде. Выгоднее всего в этом плане устроились южане. Их защищает гигантский Фолклендский разлом, что протянулся вдоль южной пятидесятой параллели через всю Атлантику от Западного Великого плато до Восточного. Он служит естественной и непреодолимой преградой на пути всех желающих отвоевать себе хотя бы кусочек водоносной Антарктиды у ее нынешних хозяев. Проходы, по которым можно попасть в те холодные земли, охраняют дивизионы боевых бронекатов Владычицы. Они же пропускают и сопровождают все идущие на север и обратно танкеры.

В те годы интересы водяных королей сталкивались лишь на экваторе. Но по мере таяния северной ледовой шапки, что оказалась многократно тоньше, нежели антарктическая, южане планомерно отвоевывали у конкурентов подконтрольные им территории. Чем в итоге все закончилось, ныне известно каждому жителю Атлантики. И теперь она пьет и орошает поля одними лишь талыми водами Антарктиды. Ее тысячелетние ледяные толщи, как заверяли их хозяева, неиссякаемы и тают не так быстро, как богатства канувших в Лету повелителей Арктики. Хотя так оно на самом деле или нет, не ведает никто из простых смертных.

Как не ведаем мы доподлинно и то, принадлежат ли последние льды мира одной лишь Владычице или кто-то еще, столь же ушлый, грызет их с противоположной стороны. Все пути на запад и восток лежат за Фолклендским разломом. Они досягаемы только для перевозчиков, имеющих туда доступ. По доходящим до нас скудным сведениям, на просторах Пацифики и Индианы живут такие же люди, как мы, и дюжина танкеров регулярно наведывается туда через проход Дрейка и по равнине Агульяс. Однако, учитывая, что только по одной Атлантике курсирует более двухсот водовозов, напрашивается вывод: власть нашего водного монополиста распространяется на те земли отнюдь не безгранично. Впрочем, это еще не означает, что там нет своих Владычиц и прислуживающих им Кавалькад…

Второй раз за день Долорес помянула святого Фиделя Гаванского, когда из-за ближайших скал показался первый отряд гвардейцев. Даже в таком малом количестве они могли бы обратить в бегство армию любого местечкового правителя, столкнись кабальеро с ней в чистом поле. Полсотни отборных, хорошо вооруженных вояк на быстрых рапидо окружили «Гольфстрим», словно песчаный оползень – торчащий у него на пути валун. И не успели они осадить коней, как нашим взорам предстал следующий отряд, нарисовавшийся из соседнего ущелья. Он сразу же смешался с авангардом, после чего вокруг буксира стало и вовсе не протолкнуться от запыленных, хмурых всадников в черных шляпах и легких кожаных доспехах. И почти каждый из них вел за собой в поводу второго скакуна, груженного нехитрым солдатским скарбом.

Сколько всего отрядов предстало пред наши очи, мы не выяснили. Едва я высмотрел среди кабальеро дона Риего-и-Ордаса, как моментально забросил все подсчеты и стал следить только за ним. Он прибыл со второй группой, и если бы не пыль, облепившая и кабальеро и лошадей с ног до головы, я заметил бы его гораздо раньше. А так мы обнаружили его лишь тогда, когда его ординарцы начали кричать, приказывая всадникам расступиться и дать дорогу своему команданте.

Мельтешащая серая масса, какой являлась сейчас запыленная Кавалькада, раздалась в стороны, образовав живой коридор. На одном его конце восседал на коне дон Балтазар, другой конец выходил прямиком к «Гольфстриму». Было шумно, поскольку гвардейцы все еще подтягивались к бронекату. Но с каждой минутой топот, крики и конское ржание понемногу стихали. Возле команданте махом собралось полдесятка офицеров, и после короткого совещания один из них выдвинулся в нашу сторону.

Я отметил, что сеньор Риего-и-Ордас и впрямь так отважен, как о нем толкуют. Будь сейчас в руках Малабониты ее дальнобойный лук, она могла бы без труда попасть из него в посланника Владычицы. Но тот, похоже, не опасался с нашей стороны подобного злодейства и не прятался за спинами кабальеро, когда враг размахивал перед ним белым флагом.

Первым делом я вкратце объяснил парламентеру, как нас угораздило во все это ввязаться и почему мы рассчитываем на милосердие его сеньора. После чего попросил передать ему наши глубочайшие извинения и заверение, что отныне я и мой экипаж находимся всецело в его распоряжении.

Посыльный молча выслушал наши оправдания, затем так же молча развернул коня и поскакал обратно. Я утер со лба пот и облегченно выдохнул. Нас не расстреляли из пистолетов и дали высказаться. Добрый знак, и лично меня такое начало переговоров вполне устраивало.

Пока я открещивался от злодеяний Убби и рассыпался в извинениях, дон Балтазар стряхнул со шляпы пыль, обмел щеткой доспехи и умылся из горлышка подставленной ординарцем фляги. И когда вернувшийся парламентер приступил к докладу, команданте слушал его, вытирая платком лицо, шею и руки. Потом он взялся молча сверлить нас своим суровым взором и через полминуты отправил к нам офицера с новым распоряжением.

– Опустите трап! – приказал тот, осаживая коня у колеса бронеката. – И готовьтесь принять на борт полномочного посланника королевы Юга, первого кавалера ордена Закона и Порядка, дона Балтазара Риего-и-Ордаса!

– Почтем за великую честь! – раскланялся я и поспешил к управляющей трапом лебедке.

Первыми на «Гольфстрим» поднялись не команданте с офицерами, а десять спешившихся гвардейцев. Все – с обнаженными шпагами и взведенными пистолетами в руках. Мы выстроились перед трапом для встречи высокого гостя, но нам было велено отступить и встать у борта, подальше от орудий и лицом к солнцу, дабы оно слепило нам глаза.

Кабальеро шустро обежали палубу, заглянули в рубку и моторный отсек, где был посажен на цепь Физз, осмотрели запертый вход в тюрьму Сандаварга, а также сунули носы во все подозрительные ящики и ниши, не поленившись залезть даже на марсовую площадку. Баллестирады были сразу же разряжены, а братья Ярнклот и Ярнскид убраны в контейнер с запчастями. Вряд ли, конечно, инспектора всерьез опасались, что я или Гуго бросимся на дона Балтазара с пудовым кистенем. Но мнительные кабальеро все равно решили оградить нас от такого искушения.

Да, недолго довелось мне снова похозяйничать на «Гольфстриме». И хоть взошедший на него важный гость пока не проронил ни слова, он вел себя так, словно это мы были здесь гостями, причем незваными. Командующий инспекторами капрал наказал нам, чтобы при встрече с доном Риего-и-Ордасом мы стояли смирно и помалкивали, пока он сам к нам не обратится. А когда обратится – не юлили и отвечали только по существу. Что, в общем-то, я намеревался делать и без подсказки. Обманывать кавалера ордена Закона и Порядка у меня и в мыслях не было.