Маланья решила позвонить подруге, но вовремя опомнилась.
– Время пять утра! Зачем ее будить так рано? Уж если она на даче, пусть поспит хотя бы еще некоторое время, до того момента, пока я приеду!
И тут Маланья вспомнила, о самой главной причине, по которой она и не могла позвонить! У нее ведь нет мобильника!
–У меня ж его Леха забрал! – расстроилась Маланья, вспомнив об этом. – Эх! Надо было пошарить в другом кармане его куртки! А если Ани все же нет? – промелькнуло сомнение – зачем тогда ехать? – Да, ладно, доеду, тут все равно уже недалеко!
Приняв такое решение, она немного успокоилась, однако второй волной, накатившей на нее после извержения всяческих проклятий, ругательств и негодования, стало плаксивое бессилие, наступающее обычно после стресса, держащего человека в напряжении. На глаза накатили слезы, застилающие дорогу расплывчатой пеленой, а нос надоедливо зашмыгал.
– Ну, здрасте, приехали! – устыдила себя Маланья. Однако невзирая на это, слезы заволокли ей глаза еще больше.
Она свернула на обочину и остановилась. Ей надо было передохнуть, выплакаться для облегчения!
– Эх, сейчас бы в самый раз выпить коньячку, да очутиться в какой-нибудь веселой компании, чтобы сбросить с себя всю эту саднящую душу грязь! – сказала она, и, высморкавшись после очередного плаксивого прилива, схватилась за ключ зажигания, отправившись дальше.
И вдруг ей совсем расхотелось ехать к Ане Кудриной. Маланья вспомнила их последние разговоры по телефону, в которых Аня беспрестанно жаловалась на свое тяжелое беременное положение, на одолевающий ее токсикоз, на отечность ног, на невозможность спать то на боку, то на животе, как она любила.
– И ведь сейчас начнется то же самое! – рассуждала Маланья. – А эти Анькины жалобы, доходящие до занудства, никоим образом не годились в этот момент для настроения Маланьи.
– Нет! – решительно сказала она себе. – К Кудриной я не поеду! Надо вернуться в Москву и отправиться к Нюрке. Слава, конечно же, найдет ее там при желании, но и пусть. Она пошлет его ко всем чертям! А с Нюркой они закатятся в кафешку, выпьют коньячку, поболтают по душам! Благо, что сегодня суббота и ей не надо на работу!
В это время в зеркале заднего вида промелькнула машина, заставив Маланью боязливо вздрогнуть и присмотреться к ней повнимательней.
– Боже мой, это… это же «БМВ»! – испугалась она, и сердце у нее упало.
– Но, как они смогли ее вычислить? Да, нет, этого просто не может быть! Это не их машина! Что за глупости приходят ей в голову?! Хватит уже вздрагивать. Эти Севины олухи не могли даже предположить, в каком направлении она уехала! Уж если им и вздумалось ее искать после исчезновения, то они наверняка отправились бы к ней домой. А может, и вообще никуда не отправились! Ведь весь этот спектакль с ее выигрышем, самая настоящая дурь, только и всего! Сева уже давно на нее поглядывал, желал до слюноотделения, и наконец придумал невесть что на пьяную голову! А протрезвеет – опомнится, еще и извиняться будет! И вообще, во всей этой истории нет никакой доли серьезности, кроме куража пьяных мужиков! Так, что, нечего тут вздрагивать!
«БМВ», между тем, приближалась, а Маланья в этот момент как раз подъезжала к тому месту, где ей следовало свернуть к дачному поселку Ани. Однако она, гонимая тревогой, проскочила поворот, не сбавляя скорости, и понеслась дальше, сама не зная зачем. «БМВ» поддала газу, настигая ее «Пежо», и Маланья, напрягая зрение, даже взглянула на номер, который в этот момент был хорошо виден в зеркале заднего вида. – И зачем? – тут же спросила она у себя. – Можно подумать, что она запомнила хоть один номер из тех двух БМВушек, которые окружили ее у ресторана по распоряжению Севы, и теперь смогла бы определить та это машина или нет! «БМВ», между тем, обогнав ее «Пежо», пронеслась мимо.
– Ну, вот и чудненько! – обрадовалась Маланья – это не по мою душу! Никому я не нужна, и слава Богу!
Она замедлила скорость, развернулась, и, ободренная изменением своего решения по поводу Ани Кудриной, покатила обратно в Москву.
Маланья не проехала и пяти километров, как увидела мужчину, лежащего ничком на дороге. Причем, лежал он таким образом, что объехать его было невозможно. Надо было непременно сбавить скорость и свернуть на обочину. В этих Звенигородских местах дороги были узкие, и мужчина, лежащий посередине шоссе, да еще поперек, оказался настоящей преградой.
Маланья, вскрикнув от неожиданности, резко притормозила, и, приблизившись к мужчине, с ужасом заметила, что тот шевелится.
– Господи! – воскликнула она, и принялась осторожно его объезжать по обочине.
Как только мужчина оказался сзади, Маланья тут же надавила на газ, в первый момент ничего так не желая, как скрыться. Однако во- второй, одумалась, пристыдив себя.
– Что ж я делаю? Ведь он шевелился! Трусость проклятая! Его наверняка сбила та «БМВушка». Не зря же она обогнала меня на такой скорости! Водитель явно пытался скрыться с места преступления. Конечно! Ведь я только что сама проезжала это место, и дорога при этом, была абсолютно пустой! Господи! А я то? Человека, можно сказать, на моих глазах сбила машина, а я струсила и удрала, не оказав ему помощи!
Развернувшись, она поехала назад. Мужчина лежал все в той же позе, ничком.
Маланья притормозила, не доезжая до него, вышла, и, на всякий случай, оставила открытой дверцу машины.
«Мало ли что»! – подумала она из осторожности, и пошла к мужчине.
Приблизившись, Маланья увидела, что мужчина хорошо одет! На нем была дорогая рубашка. Маланья сходу уловила неповторимый, характерный по стилю, знакомый ей карденский признак, да и брюки его были явно недешевы! Маланья работала в международном центре торговли, и уж чего, чего, а отличительных признаков хорошей одежды она там насмотрелась вдоволь! Лица мужчины она не видела, но его черные волосы были чистые и ухоженные!
Словом, на дороге лежал не какой-нибудь пьяный бомж, а приличный мужчина, хотя, по части приличий судить, таким образом, вовсе не стоило бы!
Маланья нерешительно, с опаской наклонилась к нему. Мужчина тихо стонал.
«Значит, он в сознании»! – определила Маланья.
– Эй! – позвала она незнакомца и несмело прикоснулась рукой к его плечу.
Мужчина пошевелился, пытаясь перевернуться, но у него ничего не получалось.
Маланья окинула его взглядом. Крови нигде не было.
– Эй! – снова позвала она его.
Мужчина со стоном повернул голову на ее зов, и Маланья увидела его лицо. Это был молодой мужчина, примерно тридцати пяти, тридцати восьми лет. Так, по крайней мере, ей показалось. Лицо его искажала гримаса, а голубые глаза, смотрящие на нее с мольбой, были неясными, окутанными какой-то замутненной пеленой.
– Мадам! Помогите мне! – сказал он по – французски. – Пожалуйста! – и снова умолк, прикрыв глаза, словно взял тайм-аут перед следующей фразой.
Маланья удивленно на него взглянула. Она знала французский, испанский и английский языки, и потому прекрасно поняла его просьбу.
– Месье, Вы француз? – спросила она его.
– Да. – Тяжело выдохнул он.
– Что с Вами случилось? А, месье? Вас сбила машина?
– Нет! Меня похитили, чем-то напоили, а потом выкинули из машины в кювет.
– А как Вы оказались на дороге?
– Успел выползти, пока окончательно не поплыла голова.
– Так вы, значит, не ранены?
– Нет, я скорее отравлен, у меня болит желудок. Меня накачали каким-то порошком, разбавленным в водке!
– Кто? Кто накачал?
– Мадам, у меня нет сил говорить. Помогите мне, пожалуйста! Мне невероятно хочется спать!
– Вы сможете подняться?
– Не знаю! Мое тело меня не слушается!
– А с моей помощью?
– Я постараюсь.