Перемирие

– Страшно бывает? Ночью-то.

– Бывает всякое. Хотя ночь-день, не важно. Полуденное солнце пугает почище своры одичавших собак зимней балканской ночью. Особенно если ты почти всегда один.

Виктор поставил опустевшую чашку, медленно выдохнул, потом настороженно посмотрел на Рената, вспомнив, куда тот направлялся.

– Тебе случалось пешком путешествовать и по Сахаре?

– Приходилось. Но я не об этом. Двое моих товарищей сумели погибнуть среди белого дня в каких-то пяти километрах от затопленного Амстердама. Стояло прохладное лето.

Виктор повел плечами, не зная, как ответить. Лилия видела, он не любил таких тем, вообще многие его коллеги предпочитали живописать в мыслях реальность вовсе не такой, какая она есть на самом деле. Для отца смерть, жестокость, человеческая трагедия были лишь отвлечёнными понятиями, уместными в схоластическом споре, но никак не в разговоре за столом.

– Бандиты встречаются и в самом сердце Мегаполиса.

– Неправда. Бандиты там были вовсе ни при чем.

И замолк. Этот парень вовсе не стремился никого переубеждать, и Лилии невольно почувствовался в этом некий налет снобизма. Да что вам тут объяснять, отъетым мамкиным интеллектуалам. Впрочем, кто его знает, может, он на самом деле так и не думал.

– Но ведь этот случай не отвратил тебя от выбранного пути? Ты все так же мотаешься по свету в поисках… объясни, чего-то конкретного?

Ренат улыбнулся. Неожиданно открыто, по-настоящему.

– О, я ищу, ни много, ни мало, свое истинное предназначение.

– И как, продвинулся?

– Не знаю, видимо, когда я это окончательно пойму, искать уже будет нечего. Единственно…

– Время поджимает? – Лилию словно черт дернул встрять. Увидев мгновенно погасшую улыбку, она поспешила прикусить язык.

– Да. Поджимает, – Ренат вновь надел свою непроницаемую маску самозащиты. – Вы даже себе представить не можете, насколько.

Виктор кашлянул, пожевав губами. Что-то ему пришло только что в голову…

– Ты спрашивал, зачем нам в Африку. Впрочем, новости до стопперов доходят по полгода, я знаю. Там опять перемирие, на юг от Тетиса. Десяток миллионов голодающих ждут помощи. И она, конечно, им будет оказана. Меня назначили в комиссию председателем от Евросоюза. Остальные коллеги отправились туда правительственным авиалайнером, а я вот решил не рисковать (стингеры есть и у мусульман), отправиться своим ходом, – он помолчал секунду. – Я ответил на твой вопрос, и хочется его вернуть – а зачем тебе в Африку? Там в общем теперь не экскурсионный парк для случайных сафари.

Ренат в ответ быстро-быстро пошевелил пальцами перед лицом. Жест выглядел насмешкой, но сам стоппер оставался серьезен.

– Хочется чуда? Страшной истории о том, как стопперы тайком пробираются на территории, охваченные смутой и вершат там свой неправедный суд над неверными? Не наигрались в детстве в казаков-разбойников? – Ренат смотрел прямо, в упор разглядывая собеседника, будто под прицелом держал.

– Н-нет, почему же…

– Так вот. Стопперы живут так, как им заблагорассудится. Переходят любую границу, ночуют там, где придется, и никогда не думают о завтрашнем дне. Я сражался в Сахаре. Ни за кого, за самого себя, за собственную жизнь. Мне отчаянно захотелось туда вернуться. И вот я в пути. Ничего особо любопытного, не находите?

Виктор стушевался. Который раз за эти пару часов он успел крупно ошибиться в человеке. Но отступать он еще не был готов.

– Так ты, значит, воевал… – ему удалось достаточно овладеть собой, чтобы изобразить на лице подобающее выражение навроде «а-а, поня-а-атно…» Впрочем, ничего ему понятно не было. Не вязался у него образ потертого, но в общем-то мирного, хоть и странноватого парня с той мясорубкой в Сахаре.

– «Война за воду» длилась ровно три недели, за это время от океана до океана успела воцариться полная анархия. За последующие полгода от голода и жажды только по официальным данным умерло более двадцати миллионов человек. Я оказался там в самый неподходящий момент, но у меня был автомат, вовремя прихваченный с трупа арабского солдата. У меня была всего одна фляга воды и три сухаря. Я смог выйти к побережью Красного моря. Выжил. Правда, это случилось еще до того, как в Сахару пришла Тетис. До великого потопа. И вот теперь хочу посмотреть, что сталось с одним памятным местечком. А заодно заглянуть в глаза тем, кто все это допустил… и кто только сейчас вспомнил об общечеловеческих ценностях.

– Если это укол в мой адрес…

– Какой там… – Ренат даже не попытался выслушать Виктора. – Я даже наперёд знаю, что вы скажете. Я хочу увидеть вас всех. Как коллективный разум. Тех, кто дал команду на детонацию ядерных фугасов. Приятной наружности дядечки, разные по национальности, но одинаково холеные и уверовавшие в свою непогрешимость. Защищенную антиэмиграционными барьерами и выкачанной заранее нефтью.

Выговаривалось это таким обыденным и спокойным тоном, что Виктор поспешил успокоить свой гнев. Ренат совершенно не собирался спорить, он просто констатировал свою точку зрения. На которую, впрочем, вполне имел право.

А еще ему вдруг стало мучительно стыдно. За его коллег по Европарламенту, за свою рефлекторную уже заносчивость. Европейский дух розлива двадцать первого века… сколько раз он спорил на различных заседаниях с никчемным этим человеколюбием – грош ему цена, сколько раз одергивал себя, ловя на словах, имевших своей целью не решение насущного дела, а лишь сотрясение воздуха. Выставить оппонента дураком, поиграть в геополитику, выдать грязно-серое за чисто-белое… где уж тут благородство. Нате, простой, как кирза его ботинок, парень указывает тебе на твои же слабости.

Виктор посмотрел на задумавшуюся Лилию, покачал головой.

– Ренат, ты куришь?

Тот потер подбородок, как бы размышляя, что ответить.

– В принципе нет, но от хорошей сигары не откажусь. В жизни и без того слишком мало приятного, чтобы от него еще и спецом отказываться.

– Еще один негласный принцип стопперской жизни?

– Нет, просто мысль вслух.

– Ну, что ж, пойдем в кабину, там вентиляция лучше. Лилия, ты не будешь против, если мы тебя оставим?

Девушка молча кивнула. Идите. Ей уже хотелось спать, к тому же лишние разговоры суть бесполезная трата времени и нервов.

Притворив за собой дверцу, Виктор чуть усилил мощность кондиционера, потом достал из ящика заветную шкатулку, которую протянул Ренату. На дне ее поредевшим строем лежали темные пахучие цилиндры сигар. Ренат поблагодарил кивком головы, выбирая себе приглянувшуюся. Другую взял Виктор, возвращая шкатулку на место.

Первое тугое кольцо отправилось к потолку, и лишь после этого мужчины снова заговорили.

– Ренат, а в чем ты видишь решение всех проблем нынешнего общества? В Страсбурге видят лишь один правильный путь – строжайшее соблюдение прав человека, претворение в жизнь международных договоров, попытки умиротворения сторон в горячих точках. Может быть, вы знаете какой-нибудь лучше? Американский, который привел их к кризису? Русский, который захлебнулся в национальных обидах, толком не начавшись? Южноамериканский, на который ни у одного современного правительство нет ни денег, ни желания?

– Вы у себя в Страсбурге ставите неправильный вопрос, на неправильные вопросы нет ответа.

– О, – Виктор торжествующе откинулся в кресле, – вы решили удивить меня схоластикой? – он даже не заметил, как в ответ перешел на «вы».

– Нет, вовсе нет. Вы спрашиваете меня, как надо бороться с последствиями процессов, протекающих во всепланетном масштабе. Но против них бесполезно идти, можно лишь устранить их причину. Какой подход тут будет лучшим, неважно. Потому что причины останутся неизменными. И рано или поздно накроют вас волной из человеческой крови. Дело тут не в спеси еврокомиссаров. Дело в принципе.

– Хорошо, а в чем, по-вашему, причины? Кроме, конечно, само?й человеческой природы, ее мы все равно изменить не в силах.

– Взгляните на себя со стороны, Виктор. Вы действительно хотите серьезного, обстоятельного разговора со мной, пожившим, но все-таки недалеким стоппером, каких по Европе мотается под сотню тысяч?

– Да, серьезно, хочу. И я уже час как перестал тешить себя мыслями о том, что вы – тот самый простой стоппер с хайвэя.

– Хм, не знаю уж, чему я должен быть благодарен… хорошо, поговорим серьезно. Человеку, который задумал бы изменить современный нам мир, нужно оказаться весьма необычной личностью. Потому что от него и требоваться будет ой как многое.

– Бывали в истории целые философские школы, которые базировались на спекуляциях вокруг этой темы…

– Ну вот, опять… вы сами разве не считаете, что наш мир вот уже полвека катится черт-те куда?

Виктор внимательно вглядывался в глаза собеседнику, выискивая там следы фанатичного огня. Но его там не было, Ренат оставался привычно грустным и замкнутым. В чем же суть жизненных метаний этого человека?