Перемирие

Эпилог

– Ты все-таки притопал. А ведь так близок был в этот раз!

Он узнал этот слегка ехидный голос. Позади него стоял хозяин тех трех цветков с геранью, что жил на втором этаже углового дома. Вот только почему он никак не припомнит, что же связывает этого старика с ненавистным перемирием?

– Тебе снова дано уйти, солдат. Так не медли, воспользуйся дарованным, только помни одно: лучше умри там, поскольку в следующий раз ты все поймешь, как понял я когда-то, и возвращение туда станет невозможно. Нельзя быть в бою и не верить в него.

Он оглянулся и посмотрел на темневшую поблизости фигуру.

– Кто вы?

– Я – один из первых, кто вернулся из боя. Тогда это было гораздо проще, но, поверь, все равно хорошего мало. Не поступай, как я, если почувствуешь зов – беги за помощью к доброй старушке-смерти.

Он молчал некоторое время, размышляя над словами говорившего.

Но так и не смог ничего ответить.

Сверкнула молния, и мир погас, разорванный ею на части.

Не осталось даже этого призрачного света.

Он снова был счастлив.

На могиле же теперь стоял другой год смерти. Немного другой.

Лилия и солнце

Лилия на фоне заходящего солнца – вот символ борьбы всего земного с самим собой.

Ма Шэньбин-третий

Даже трава здесь была какая-то чужая. Жесткая, бурая, неживая. Высохший суглинок кое-как утыкан ржавой щетиной, украшен мятой пачкой из-под «запашка», присыпан серой пылью. Ею же покрыты крепкие, но уже донельзя стоптанные ботинки, своим кособоким тандемом довершающие натюрморт. Сколько всего исхожено, бывали в местах и похуже. Здесь же – пусто и скучно, обычная картина урбанистического нашего настоящего. Вон, чуть поодаль проплешина возле мусорного бака, горело тут что-то недавно, оставив на закопченной земле трухлявые ошметки, проткнутые насквозь перекрученной проволокой. Тут же чахлая рябина посторонилась – прочь от этого чудовища. От ее кривого ствола тянется к обломку бетонного столба плеть пластикового жгута, призванного, кажется, выпрямить несчастное деревце, но только превратившего его в идол бессмысленной битвы больного с непреодолимым.

У самого полотна дороги грудой свалены кем-то два десятка подгнивших деревянных брусьев. Они лежат тут так давно, что успели примерить на себя все извивы и неровности земли. Всё того же извечно бурого цвета – труха оставшихся с прошлой осени листьев набилась в щели между досками. Милое дело полежать на таком топчане.

Небольшой пятачок земли на отшибе, голая стена какого-то склада, забытое всеми место. Только дурной сквозняк неугомонно гоняет какой-то сор по углам, путает клочки измочаленного полиэтилена в сучьях кустов, тянет откуда-то дымком и тлением.

Пыльно, мертво, глухо. Сколько дорог нужно истоптать, чтобы угодить сюда? Чтобы вот так, без мыслей в голове, запрокинувшись в белесое небо. Лежать и ждать. Такова была жизнь в чуждом, но не чужом тебе мире. Только ожидание между пустыми мгновениями. Ожидание чего?

Лилия держала винтолет так легко и уверенно, будто всю жизнь провела в полете. Небрежно облетала высокие деревья, чуть не задевая гущу крон серебристым диском винта. Швыряла послушную машину то в крутую горку, то почти в отвесное падение. Виктор был вовсе не против этих опасных выкрутасов, он любил свою дочь и понимал, что есть вещи, которые обязательно должны с тобой приключиться в молодости. Каждый должен испытать это сладкое чувство стремительного полета, когда одно-единственное движение горячих пальцев способно перевернуть мир. Потом, позже, она сама поймет, что только ради вещей исключительных стоит рисковать жизнью. Почувствует вкус к сосредоточенности, нацеленной на не преходящие ценности. Сейчас же царство Лилии – это свист ветра и километры пути. Не будем ее останавливать, помолчим.

Винтолет юркой палевой каплей заложил лихой вираж и начал быстро снижаться. Закатное солнце царапнуло стрекозиное лобовое стекло своим острым средиземноморским коготком и пропало, оставив путешественников наедине с рокотом двигателя под блеклым покрывалом облаков. Быстрая машина больше не металась по небу, прочно ухватившись за пунктир курсографа. Скоро окончательно стемнеет, и пилот, если он еще в своем уме, должен будет доверить свой путь автоматике.

– Па, можно взять стоппера на борт? Вон там кто-то сигналит с дороги.

– Лил, ты меня пугаешь, – притворно ужаснулся Виктор. – Тебе уже родной отец плох в компанию, чужих подавай?

– Ой, ну от тебя серьезного слова не дождешься. Может, человек куда спешит. Или вообще заблудился.

И правда, на сканере слева по курсу призывно замерцал значок вызова, кто-то на земле включил «сигналку» – неизменная часть амуниции стоппера. Что ж, подбросим, чего уж…

Гудение винта сменило тональность, заводя аппарат на посадку. Шасси чуть дрогнули, принимая на себя вес машины, полетел-побежал в стороны мелкий сор, закачались деревья.

Стоппер подбежал, пригнувшись, прижался всем телом к теплому корпусу возле левого крыла-обтекателя, Лилия видела сквозь обзорный иллюминатор, как тугие струи искромсанного воздуха отчаянно треплют его шевелюру. Почему они все такие одинаковые?

Люк отъехал в сторону, впуская в надежно изолированный от внешнего шума салон рычание ротора.

– Эй! Забегай, нельзя тут долго ждать!

Бесформенная фигура в полевом комбинезоне послушно протиснулась в не слишком широкий проход, и снова стало тихо. Не успела пластина люка отрезать кабину от внешнего мира, как мягкая тяжесть уже потащила Лилию куда-то вниз, унося с собой призраки деревьев за окном, снова распахивая перед ней быстро темнеющую линзу неба.

– Ну, привет, тот свет. Что стоишь, проходи. Вот, тут у нас кухня за стенкой. Небось, есть хочешь? Скоро ужинать будем.

– Спасибо.

– И не думай много, бросай свой мешок, будем знакомиться.

Лилия провела рукой по сенсору на стене, делая ярче свет. Ну-с, посмотрим, кто к нам пожаловал.

Случайный попутчик был не так уж молод, как показалось вначале, лет, может быть, под сорок. Худощавый, одетый в обычную для стопперов мешковатую защитного цвета брезентовую хламиду, слегка немытый и небритый, столбом стоящий перед ней парень чем-то неуловимым в своем облике создавал ощущение уюта, как будто они были знакомы сто лет. Вот и славно.

– Давай-давай, проходи, не стой.

Виктор обернулся навстречу вернувшейся в кабину дочери.

– Пап, это, как это, забыла спросить, хи-хи, как тебя зовут? – жизнерадостности хоть убавляй. И чего это она. Понравился он ей, что ли?

– Приветствую, молод… хм, впрочем… н-да. Проходи, в общем, располагайся, – Виктор махнул в сторону свободного третьего кресла. Стоппер пожал плечами, словно и вправду собирался до того простоять вот так, посреди не слишком просторной кабины весь полет. Сделал всего один широкий шаг и замер в почти не почувствовавшем его вес кресле. Ни улыбки, ни тени неловкости или наоборот, симпатии по отношению к незнакомым людям. Его глаза медленно скользили по панелям приборов, пока не встретили взгляд Виктора.

– Меня зовут Ренатом… ребята зовут. Хотя, можете звать меня как угодно.

– Что ты, что ты, пусть Ренат, хорошее имя. Лилия, – Виктор ткнул большим пальцем в сторону второго кресла, – моя дочь. Ну, и я, твой милостивый слуга, Виктор.

Ренат чуть кивнул, затем, словно очнувшись, улыбнулся Лилии.

– Что ж, познакомились, и хорошо. Мы сейчас собрались ужинать, присоединишься?

– Да, конечно.

– Сиди-сиди, мы сами.

Впрочем, Ренат не думал вскакивать, изображать активное участие в происходящем, как это непременно поступили бы его товарищи-стопперы. Он все так же, скупыми движениями, оглядывался, разве что лицо его стало чуть приветливей. Экие все… сдержанные стали.

Виктор хмыкнул, еще раз пробежавшись глазами по приборам. Автоводитель устойчиво держал курс, с солидным запасом обходя все возможные препятствия. Впрочем, до сих пор не выдалось ни единого случая усомниться в его надежности.

– Что ж. Хорошо. Микроволновка ждет.

Ренат поднялся из кресла последним, как бы из учтивости пропуская хозяев вперед. «Как бы» – потому, что на загорелом лице ни единой эмоции при этом так и не проявилось. Лилия покосилась на него, стараясь не показать свои сомнения. Стопперы славились легким характером и непередаваемым мастерством травить байки, за что их и ценили дальнобойщики и туристы. Этот же разговорчивостью пока не впечатлял. Ну и ладно.