Время истекло

Новак тут же почувствовал, как у него на загривке последние волосы встали дыбом.

Вот к Папе совсем не хотелось. Там покуда считай только автоматы шустрили, но долго ли и людей послать. Ледяные миры, радиация страшная, жизнь в крошечной консервной банке с во-от такими толстыми стенками – это вам не мёд и не сахар. Но красиво будет, да, не то что по камням с геологоразведкой да кларковыми числами носиться.

Челнок прилично тряхануло, как на качелях, вверх и сразу снова вниз.

Новак только посмеялся себе в бороду, краем глаза наблюдая за зелёным лицом пакса из соседней капсулы. Тут тебе не здесь, дальние они на то и дальние, что со значительными участками свободного маневрирования. Только смотри, не сблевани, битый час наблюдать за обблёванным внутренником до самой посадки Новаку ничуть не хотелось.

И главное, странные люди, ну если не твоё это, так оставайся на Матушке, не мешайся у профи под ногами. С тех пор, как запустили «Шлюз-2», то есть года три как, стало на гало-орбите много залётного народу, каких в былые времена на низкую околоземную-то никогда бы не пустили.

Впрочем, тут Новак должен был согласиться, если бы «Лунар текникс» с момента своего основания придерживался старой программы «Артемида», туды её, до сих пор бы все ютились в трёх куполах, завистливо поглядывая на кратер Фон Карман, как ханьцы достраивают одиннадцатую оболочку стационара «Чанъэ». Чтобы их догнать, нужно было волевое решение и туча рабочих рук. А ежели так, то без зеленолицей шелупони не обойдёшься, пусть хоть всю Муну обблюют.

Между тем челнок уже благополучно развернулся брюхом кверху и начал потихоньку подтормаживать, выходя на баллистическую. Теперь поверхность скользила в загодя затемнённом иллюминаторе исключительно в виде контрастного рельефа мелких кратеров, едва высовывающих свои края из тени северного гребня.

Грустный, но неизбежный факт состоял в том, что большинство обжитых людьми мест Муны до сих пор располагалось на поверхности, почти не освещаемой солнечными лучами. Да, холодно, но тут по крайней мере есть вода, а с нею на Муне до сих пор большие проблемы, сколько ни завози. Не то что на Красной, где реголит ниже пары десятков метров почти сплошь пронизан ледяными друзами, не говоря уже про Цереру, которая, считай, целиком из воды и состоит, половником черпай, если всякую дрянь из неё предварительно вынуть да растопить. Муна по сравнению с ней совсем сухая – почище пустыни Гоби на Матушке.

Ханьцы, впрочем, проблемы с водой наловчились решать, забурившись глубоко под поверхность, потому и строят свой мега-телескоп не на южном полюсе, а куда ближе к экватору. Ничего, переживём, нам и в Кабеусе неплохо.

Главное дело своё делать, как говорится, споро да быстро.

Челнок будто послушался команды, заваливаясь кормой навстречу ещё неразличимой отсюда, с высоты пяти километров, посадочной площадке.

Сосед ещё больше позеленел лицом, вцепившись скрюченными пальцами в поручни, но покуда держался. Ну и молодцом, в конце концов, чего стесняться, не блюёт тот, кто не летает.

За иллюминатором промелькнули стоящие торчком облупленные сигары отслуживших своё ещё по за тот год белоснежных мунных «Старшипов» – все шесть штук, никак не соберутся их демонтировать – чтобы тут же исчезнуть за краем посадочного тоннеля. Реголитовая пыль от маршевых на торможении последние годы так достала обслуживающий персонал куполов, что посадочные площадки в итоге заглубили в тридцатиметровые колодцы. Теперь после посадки челнокам горделиво в лучах Сола не красоваться, жаль, величественное было зрелище.

Паром напоследок покачнулся на опорах и тут же, под тяжкие звуки гидравлики, принялся менять положение с вертикального на горизонтальное. Как там сосед? Держится. Новак подмигнул ему ободряюще и принялся отстёгиваться.

Кабинсьют тут же деловито захлопнул визор, изолируя Новака до выяснения его иммунного статуса. Новак уже и забыл, как тут всё строго. Интересно, а запачкай его сосед свой костюмчик, так сказать, снаружи, что они с ним будут делать? Наверное, так вместе с боксом и повезут, родимого.

На выходе к трапу как всегда толкотня и давка, обороты идут, ничего не меняется. Новак хмыкнул себе под нос, от греха поднял гермоконтейнер повыше над головой – ещё помнут, чего доброго – и принялся, ловко орудуя локтями, пробираться вперёд.

Разбирательств тут на входе и правда предстояло немало. Матушка опять чудила в смысле эпидемиологии, почти все прибывающие были прямиком оттуда, так что администраторы «Лунар текникс» снова спешили перестраховаться.

Только когда Новаку удалось разглядеть при помощи аугментации мерцающие под потолком виртуальные указатели «прибывшие с внешних трасс», дело пошло быстрее. Гаркнув пару раз своё фирменное «па-астаранись», он благополучно оказался на относительно свободном пятачке, где маялись такие же, как он, дылды. Вообще завсегдатая внешних трасс легко узнать со стороны по вытянутой организации тушки с тонким и как бы в целом удлинённым телом и конечностями. Не то, чтобы за пару лет мотаний по Сол-системе туда-сюда так уж были заметны изменения в скелете и мышцах, но опытный глаз своих сразу помечал.

– Здарова.

– Дороу.

Даже внешники чего-то сегодня не разговорчивы, уткнулись в свои виртпанели и по сторонам даже не смотрят. Ну и ладно. К Новаку подбежала собака, станцевала свой обычный приветственный танец. Мило. Гермоконтейнер намертво прирос к её спине и тут же унёсся куда-то в недра таможенного комплекса. Пустой не пустой, а проверить необходимо. Чёртовы бюрократы.

Очередь Новака подошла не сразу, он уже начал изнывать. Каждодневная скука на долгих внешних трассах была привычной проблемой, но вот чтобы ещё и по прилёте так бездарно тратить время…

– Следующий, прошу вас.

Разумеется, за стеклом никого не было, только стоковый призрак механически изображал приветливость. Разговаривать с машиной Новак не стал, просто молча позволил просканировать свой напульсник.

– Лео Новак, 3-16-145-6-2, бессрочный контракт с «Групо Карсо» на внешних трассах без права полётов на Марс, всё верно?

– Угу.

– Я вижу, ваша иммунная карта успешно обновлена на «Шлюзе-2», но мы не рекомендуем вам прямых контактов с посторонними ещё 72 часа. Кроме того, администрация ввела режим чрезвычайного положения до особых указаний. Вы должны следовать любым рекомендациям и запретам, которые вам будут транслированы в личный канал. Вам понятны эти ограничения, Лео Новак, сэр?

Какой я тебе ещё «сэр», возмутился Новак, но вслух лишь холодно отчеканил:

– Да, понятны.

– Счастливого пребывания в кратере Кабеус!

Только этой ерунды ему не хватало. Новак нахмурился, находя взглядом собаку со своим гермоконтейнером и делая ей рукой жест следования. Пофигу, что собака таможенная, ничего, сама потом и вернётся. Что они тут за ерунду ещё придумали с чрезвычайным положением. На его памяти такое бывало лишь однажды, когда прохудившийся челнок предыдущего поколения разнёс при старте заправочную ферму, но было то когда, в первый год контракта Новака, тогда ещё не с «Групо Карсо», а с брегзитами, чтоб им пусто было. На этот раз что случилось?

Впрочем, на вид жизнь вокруг кипела как обычно, разве что больше обычного народ в кабинсьютах шастает. Впрочем, для тех, кто только с Матушки, оно и удобнее, гравитация плотнее к полу прижимает. Этих, кто с непривычки изображает чёртовых кенгуру, за сто метров видать по вихляющей неудобной постановке. Новаку же, как и всем дылдам, тяжесть в ногах только мешала. На внешних трассах до сих пор почти всё время проводили при микрограве, да и в остальном шли малой тягой, так что хочешь не хочешь, а привыкнешь к некоторой лёгкости во всём теле.

Новак присмотрелся к циферблату бортового времени кратера Кабеус, что мерцал в левом верхнем углу зрения. На самом деле даже быстрее плана с примунением управились. До встречи у него оставалось часа четыре, рекомендации рекомендациями, а ежели засунули его в кабинсьют, так пусть в этом будет хоть какая-то польза.

Добравшись в купол с говорящим название «Хоспиталити», Новак в который раз поморщился от того, каким неказистым его построили. Что поделать, второй по порядку возведения, аддитивные технологии, разработанные для более плотного реголита, здесь дали слабину, вся конструкция так покосилась, что в двадцать девятом едва не рухнула, пришлось срочно её укреплять изнутри монотредной арматурой, в общем, выглядело всё с тех пор, ну как сказать, бетонным бараком. Недаром здесь селили вот таких, как Новак, сезонных понаехалов между рейсами. Мунные резиденты давно облюбовали купол «Эндевор», новенький, с иголочки, аж плюнуть жалко, чтобы чистоту стен не пачкать. Тут же… Новак указал собаке пальцем, куда сгрузить поклажу, после чего отпустил, и уже тогда покинул номер, заварив напульсником люк. Забавно, толпа народу на таможне, а одноместные номера свободные есть. Ну как, «номера», закутки два на два с вибродушем и откидною койкой.

Собственно выбор, как провести оставшееся время, был невелик – в бар или в кабак. Можно, конечно, было поискать по сетям какого-нибудь старого приятеля с внешних трасс, и уже с ним, соответственно – в бар или в кабак, но подобное мероприятие за четыре часа точно не исчерпается, да и трезвость ума всё-таки желательно было до встречи сохранить, потому решение было очевидным. Уже спустя четверть часа травалатор доставил Новака на место.

Место называлось «Свинарник». Ну, то есть формально, в реестрах «Лунар текникс» оно никак не называлось, «пищеблок номер 14», но заправлявший здесь с самого открытия чувак так увлечённо пускал всё на самотёк, что пищеблок быстро превратился в свинарник. Отсюда и название. Наливали тут всё, что горело, а пили всё, что пилось. Еда же была – полное дерьмо. Но еды Новаку сейчас и не требовалось.

– Здарова.

А тут сегодня негусто народу. Бармен (ну или как ещё называть татуированного по брови аутло, тыкавшего за посетителя грязным пальцем в экран раздатчика, голосовое меню тут никогда не работало, в общем, пусть будет бармен) молча поставил перед Новаком неоднократно пользованный бирдекель с затёртым логотипом «Лунар текникс» и выжидательно посмотрел, мол, какое вино мсье предпочитает в эту фазу Муны?

Новак предпочитал два пальца односолодового он рокс.

Бармен сменил изгиб рта на чуть более приветливый, нечасто здесь кто-то пьёт напитки с Матушки, а не традиционное мунное пойло, дымившееся при попадании на органику, и в виде исключения даже налил сам. А хотя да, наверняка же контрабанда, через раздатчик такое не пропустишь.

Новак приподнял стакан на сантиметр в ответном жесте вежливости и только тогда принялся возиться с кабинсьютом, просовывая серебристую трубочку через клапана. В общем, к тому моменту, когда он справился, лёд уже изрядно подтаял, и эффект от долгожданного глотка был не тот.

Чёрт. Вот так мотаешься сотнями гигаметров в один конец, а даже заработанное потом с чувством потратить не удаётся.

Впрочем, нотки груши и что там, чернослива. Не обманул бармен. Натюрэль.

– Что празднуем?

Интонация прозвучала неприятно, потому Новак даже не стал реагировать, хотя обращались явно к нему, напульсник аж завибрировал.

Второй глоток пошёл лучше, мягкое прохладное односолодовое тепло ушло вниз по пищеводу так, как не уходит при проклятом микрограве.

– Я тебя, дылда, спрашиваю. Чо празднуем?

Бармен молча покосился, мол, если что, я его мигом.

Новак только головой покачал. Да мы и сами с чудесами.

– Не заметно? Возвращение.