Боги Иторы

– Ничего, дойдут ещё до Престола дурные вести. Слухи ходят по городу самые мрачные, третьего дня на повешенье слыхали что было? Всё смутьяны. Помяните моё слово, Сонтису нужна сильная рука, доходы Домов ни в коем случае не должны пострадать, на них же держится вся мощь Царства!

Лиона фыркнула и отвернулась к окну, чуть сдвинув вбок тяжёлую штору. Лучше разглядывать жаркую пыльную улицу, чем выслушивать всю эту чушь.

Уличная жизнь шла своим чередом, как заведено ещё дедами и прадедами. Вот посыльный в выцветшем форменном колпаке пылит куда-то со свёртком под мышкой, туфли с прямыми облупленными носами болтаются, связанные ремешками, на плече, босыми ногами простолюдину и удобнее, и дорогая обувь прослужит на пару лет дольше. Вот громыхает по булыжной мостовой волокуша кузнеца, гружёная большими ржавыми болванками, пару волов погоняют подмастерья, одетые лишь в грубые штаны до щиколоток. Сам кузнец с увесистой дубинкой в руках грозно смотрит по сторонам, следит за прохожими, как бы чего не упёрли. Вот водовоз со своей тележкой надрывается, расхваливая товар. Его потное лицо блестит на солнце, безо всякого новомодного термометра указывая на то, что на такой жаре долго оставаться не стоит. Вот стражники попивают свой эль в тени большого навеса, ленивыми взглядами провожая закрытые паланкины знати и скрипучие телеги зеленщиков. Те и другие нынче спешили в одну сторону, скоро должны были начаться торги на невольничьих помостах.

Вот показались над крышами белые шпили храма богини Истраты, почти приехали. Лиона поплотнее закрыла штору, тут же взяв тему разговора в свои руки. Политика её сейчас не интересовала.

– Вы слышали, на следующей пятирице в Сонтис прибывает сама Илисия Ксорес, будет давать у нас вокалы, быть может, даже останется до наступления праздников – мне все уши в городе прожужжали. Папа, ты должен достать нам всем билеты в ложу Наместника.

– Да, конечно, чего это ты вдруг вспомнила… Ты не находишь, её манера исполнения несколько вульгарна? Так говорят многие…

– Многие! – Лиона фыркнула и от возмущения даже топнула ножкой, так что перегруженный паланкин покачнулся. – Эти «многие» ничего не смыслят в искусстве! Стоит талантливому человеку привнести в своё исполнение чуточку новизны, как все дураки вокруг вопят об «отходе от канонов»!

– Боги, Лиона, как можно так выражаться? – Сандраг переглянулся с сенатором. У обоих на лицах было написано непонимание «их поколения». Лиона, предчувствуя, что разговор начинает клониться к неизменной теме скорого её замужества, поспешила усыпить страдающих от жары «взрослых» шумными восторженностями. Нет, с ними не стоило говорить ни о чём возвышенном, им это было недоступно. Хорошо хоть, что паланкин почти тотчас остановился. Они прибыли.

В распахнувшуюся дверь ворвался смешанный аромат утончённых благовоний и лёгкий, едва заметный дух немытых тел. Постоянный букет лож для покупателей, комфортное место для богатых и знатных людей было устроено в глубокой тени, так, чтобы помост, освещённый прямыми лучами Кзарры, был хорошо виден, но при этом не давал ощущения физической близости с предметом купли-продажи. Ещё один элемент двуличности, которую так не терпела Лиона.

Дальше всё пошло по заведённому порядку. Лощёный распорядитель, видно, из обедневшей знати – хозяин помоста держал его за талант убалтывать гостей на более дорогие покупки – вился вокруг них вьюном, рассыпая комплименты их головным уборам, «неописуемой красе» Лионы и без остановки повторяя, какой «вот увидите, замечательный товар вам сегодня предложат». Потом следовал непременный поднос с прохладительными напитками и вполне приличными ледяными грушами с самих вершин Лазурных гор. Мужчины важно надували щёки, давая хорошую цену за малый гурт темнолицых иронцев. Эти, знала Лиона, были свирепыми противниками в дельте далёкой реки Минн, однако здесь, в Сонтисе, им было слишком холодно. Трудиться будут хорошо, вон какие здоровяки, однако тонкой работы им не поручишь, так, рубить лес да работать на плантациях. Достаточно неприхотливы и не требуют особого догляда. Нет, всё-таки в том, что боги одни народы наделяют силой, а другие разумом, есть своя правда, с фактами не поспоришь, без рабочей силы плантации быстро пришли бы в упадок, а так – невольники больше не принуждены бродить по своим мокрым лесам по пояс в болотной жиже, а живут в просторных хижинах, получают свою лепёшку и немного плодов на пропитание. Что им ещё надо? Иронцы были единственным народом, чья неволя не казалась Лионе чем-то антигуманным. При мысли о тех местах, где все эти невольники провели своё детство, её бросало в дрожь.

Девушка углубилась в свои мысли и не заметила, как перед её глазами были проданы ещё шесть дюжин невольников разных рас и народностей. Торг шёл степенно, подписывались купчие, стоящему поодаль служителю культа Истраты перепадала своя малая доля, всё как водится. Но тут мысли Лионы сбились, краем глаза она заметила нечто, привлекшее её внимание.

Посреди помоста стояла юная девушка, почти девочка, с раскосыми глазами и печальным выражением на умном лице. Ошибки быть не могло, она была чужаком. Глаза и почти вишнёвые губы выдавали в ней принадлежность к легендарной расе самойи. Это малочисленное племя обитало где-то далеко на востоке, его бойцы славились непримиримостью к врагам и свирепым натиском в бою. Они избегали контактов с людьми и жили по своим, странным для человека законам. Невольники из числа самойи появлялись на рынках Царства невероятно редко, но, несмотря на всё это, не ценились, поскольку они как правило в службе были почти бесполезны, быстро чахли, да и слава о них ходила… – даром выброшенные деньги, сказал бы её отец-сенатор.

Лиона внимательнее присмотрелась к существу на помосте. Девушка-невольница смотрелась прелестно, сколько знакомых Лионе первых красавиц Сонтиса пожелали бы так выглядеть! Однако впалость щёк, безволие во взгляде – она, видно, у торговца уже не первую неделю, ещё пару дней не купят – и приказчики тихо пристукнут её на заднем дворе, да и схоронят её тело от греха подальше в общей могиле. Всё одно помрёт… Лионе стало невыносимо стыдно.

– Смотрите, дорогие гости, она ещё и петь умеет! А ну пой!

Девушка сглотнула, дёрнулась от окрика. Открыла рот, закрыла. Потом опять открыла, издала едва различимый звук.

– Отец, купите её.

– Но Лиона, ты же сама видишь…

– Я прошу, папа, но прошу со всей настойчивостью. Я могу рассчитывать на ваше почтительное к этому моему желанию отношение?

Сенатор и Сандраг переглянулись, второй отвёл взгляд. Лиона не отрываясь смотрела на отца, пусть почувствует себя, как эта девушка на помосте. Повисшая тишина давила и заставляла нервничать.

– Любезнейший, сколько…

Исток и устье обречённых
По капле небо источает
И подневольных отмечает
Лишь волшебством перерожденья.
Не всем такими суждено быть,
Мы в мире скорби только гости,
Мелькнём и сгинем на погосте,
Богам готовя подношенье.
Не для того, кто изгнан,
Не для того, кто проклят,
Для избранных, кого не вспомнят,
Но проклянут спустя мгновенье.

Мелодия, словно пронизавшая их искрой наития, угасла также незаметно, как и возникла. Сенатор стукнул кулаком по подлокотнику своего роскошного кресла и прорычал:

– Мы уезжаем. Доставьте её ко мне в паланкин. Купчую подпишем завтра у меня, не хочу это сейчас продолжать.

Лиона тихо напевала себе что-то под нос, то и дело поглядывая на скорчившуюся в углу невольницу. За всю дорогу от неё не удалось добиться ни единого слова. Не слышала б она той песни, так и не знала бы – говорит ли та вообще. Тем не менее, по прибытии невольница-самойи поела горбушку сдобного хлеба с её стола, лицом немного посветлела, уже хорошо. Теперь нужно было решить, что с ней делать, уговорить отца на покупку – одно, но не отдавать же её теперь на невольничий двор в грубые руки надсмотрщиков.

– Вот проблема, хоть бы слова от тебя…

– Госпожа, я могу говорить на вашем языке.

Лиона чуть на месте не подскочила, обернулась.

– Славно. Тогда, пожалуй, оставлю тебя при себе. Прислуживать за столом умеешь?

– Да, я и готовить умею…

– Готовить у нас и так есть кому, а вот лучше скажи, как звать тебя?

Наклон головы, настороженное движение напряжённой спины, о чём думала самойи в этот момент?

– Литарни. На вашем языке это будет Свет Листвы.

– Литарни так Литарни. Мне нравится это имя. Ты же можешь называть меня госпожой или леди. Будем считать тебя моей служанкой, не хочу, чтобы отец гонял тебя за покупками, ты достойна большего.

– Спасибо… госпожа.

И замолчала.

Лиона некоторое время смотрела ей в затылок, потом набрякшая тишина снова вывела её из себя.

– Вот что, пойдём, прогуляемся. Мне в храм нужно, поспеть к службе, заодно поговорим.

Выходили вчетвером – Лиона, прихватившая с собой сочный спелый апельсин, двое слуг из числа домашних с опахалами в руках – было жарковато, чуть позади госпожи семенила Литарни, переодетая в платье служанки, с сумочкой и шалью Лионы в руках. Вокруг дома сенатора Илия Менса были разбиты сады, деревья источали замечательные ароматы, плюс ко всему у Лионы было приподнятое настроение, так что она, приободрившись хорошим началом, поспешила продолжить натиск на молчаливую служанку.

– Литарни, тебе нравится наш сад?

– Да, госпожа, я никогда не видела таких огромных фруктов.

– Ты рада, что сможешь быть моей личной служанкой?

– Да, госпожа, это для меня лучше всего.

– Как ты странно разговариваешь, кто тебя научил говорить на языке Царства?

– Другие невольники, госпожа, я давно в ваших местах.