Боги Иторы

– Я ничего не говорила, госпожа… простите…

Лиона нахмурилась, но ничего не сказала, лишь перевела свой взор на вершины деревьев, что проплывали мимо.

К небольшому дому, укрытому в тени густой листвы, в котором жила Мелисса, они подъехали, когда голубоватая полуденная Кзарра уже сияла в самом зените. Дом ничуть не изменился с тех ещё пор, когда маленькая Лиона бегала тут между деревьев. Вот вдали виднеются старые, потрескавшиеся её качели, как же хорошо она их помнила.

Бывать здесь часто дочери сенатора Менса не было положено по статусу, да и просто, узнай кто-нибудь в свете, что девушка искренне любит свою мамушку, ей не миновать толков, подобные странности в привычках благородной леди были непростительны. Однако, прибывая сюда в закрытом паланкине и не чаще чем раз в полкруга, Лиона каждый раз уходила в собственных мыслях далеко в прошлое, в те полумистические образы, что несли в себе воспоминания детства.

Остановились. Пока носильщики устраивались в тени и доставали из-за пазухи свои лепёшки, Лиона молча смотрела куда-то в видимое лишь одной ей пространство. Очнулась она, только уловив пристальный взгляд Литарни, однако стоило ей пошевелиться, как невольница тут же опустила глаза, так что и не поймёшь – не оставить ли этот взгляд на шалости собственного воображения.

Лиона чуть кашлянула, и тут же Литарни, как образцовая служанка, выскочила из паланкина, чтобы подать госпоже руку. Лиона потянулась, подставляя лицо лёгкому ветерку, было непередаваемое ощущение, будто ей удалось сладко выспаться. Да, ей здесь были определенно рады, гневливая богиня Истрата здесь словно умерила своё жаркое дыхание, природа была тиха, покойна и ласкова – очень несвойственное для неё качество в душных предместьях Сонтиса.

Внутрь пошли вдвоём, Лиона оставила невольника-слугу смотреть за носильщиками, за ними – глаз да глаз. Да и нечего ему было внутри делать. Сам факт, что Лиона поманила невольницу, совершенно чужое ей существо другой расы с собой, уже был чем-то выходящим за рамки разумно объяснимого. Это могло быть капризом, поиграть в такую игру, поиграть и выбросить… Могло быть также и едва заметным страшным наитием из тех, что вспоминаешь потом всю свою жизнь. Лиона сама в тот момент о подобных вещах не задумывалась, но – что случилось, то случилось.

Кормилица встретила Лиону так, как встречают не гостя, а исключительно человека родного, которого любишь всей душой, но которого так редко видишь.

– Лиона, девочка моя, ты всё хорошеешь! Ксер не видывал такой красавицы, как ты!

Она была как вихрь, как неудержимый ветер, Мелисса, постаревшая простолюдинка, обретала при ней невыразимую ласку, какой не найдёшь во взгляде и сотни знатных дам. Она усадила «свою девочку» в лучшее плетёное кресло под традиционным венком Риоли, засуетилась, извлекла откуда-то с полок бутыль столового вина, на которое, видно, копила с прошлой их встречи, засыпала её вопросами…

Литарни она заметила лишь спустя некоторое время.

– Ты, верно, новая служанка Лионы… погоди, не вздумай кланяться, я некогда была такой же, как и ты.

– Мелисса, прекрати с ней разговаривать, ты же знаешь нормы приличия!

– О, Лиона, девочка моя, я знаю их гораздо лучше, чем ты думаешь, ведь это я учила тебя всему, что нужно знать настоящей леди.

– Да, я помню это, Мелисса, однако оставь мою служанку, и, быть может, у тебя останется больше времени для того, чтобы поговорить со мной!

Лиона уже корила себя за то, что вообще уговорила отца купить эту невольницу. Но Мелисса не стала продолжать этот разговор, со всевозможной поспешностью уступив.

– Да, конечно, я просто удивилась, что в такие времена…

Лионе показалось, или кормилица действительно при этом прошептала про себя «самойи»… впрочем, она поспешила эту мысль выбросить из головы.

– Скажи лучше, моя девочка, как ты добралась?

– Спасибо, Мелисса, путь был необременительный. К тому же, ты знаешь, любая дорога краше, если она ведёт тебя к любимому человеку, сама мне всё время повторяла эту присказку!

Кормилица широко улыбнулась, кивнула, на её лице отразилось то выражение, что должно сопутствовать искренней любви к человеку, который вырос на твоих глазах, и пусть в дальнейшем его воспитанием занялись другие, всё равно ты продолжаешь видеть в нём образ маленькой девочки, что не может без тебя жить.

Дальнейший разговор мог и не нести в себе никакого содержания – тот контакт двух близких людей, что возникает в более тонких мирах, нежели наш, грубый, физический, однажды воспылав, способен освещать лица многие дни. Литарни не слушала слова чужого языка, но внимательными своими глазами она следила за деталями. Ладонь в другой ладони, влага радостных глаз, черты прошлого, мелькающие в мыслях, радость нового узнавания… всё – так же, как у них, только чуточку проще, чуточку свободнее от установок, чуточку… иначе.

День промелькнул незаметно, великосветская леди радовалась общению с простой женщиной, заменившей ей мать, стареющая кормилица не могла найти себе места под взглядом девушки, которая была любимейшей из её детей. Литарни удалось спрятаться, стать незаметной для этих двух людей, несмотря на все привнесённые категории, наблюдать картину, достойную и куда более понимающего зрителя.

Обратно отправились уже под вечер, Лиона заметно утомилась, её неисчерпаемая энергия, растраченная за день, оставила после себя усталость на лице и в голосе. Прощалась с Мелиссой она уже на грани апатии, немного прохладное получилось прощание. А кормилица махала им вслед платком уже почти в слезах. Они так редко могли видеться.

Литарни, молча смотревшая в пол и ни разу даже не вздохнувшая, пока паланкин не свернул на большую дорогу, вдруг дрогнула всем телом, подняла голову и спросила:

– Госпожа, вы доставили этой женщине столько радости…

Лиона оторвалась от медленно движущегося пейзажа, с недоумением посмотрела на служанку.

– Что?

– Она так смотрит на вас, что кажется, будто она для вас готова на всё.

Недоумение сошло с лица Лионы.

– Да… Да. В самом деле… Тебя это удивляет?

Литарни продолжала, не отрываясь, смотреть Лионе в глаза.

– Я видела вашу семью, я видела ваших гостей. Остальное. Почему же с этой женщиной всё не так, что есть между вами такого, чего нет у других?

Дочь сенатора Царства хотела было поддаться естественному порыву и отхлестать зарвавшуюся невольницу по щекам, да как она смеет задавать ей, своей госпоже, какие-то вопросы! Но что-то в выражении этого лица её остановило.

– Знаешь… помню тот давний день, я была маленькая, когда меня увезли из дома мамушки Мелиссы. Он был солнечный, прохладный, пропахший свежей весенней листвой, ароматами цветов, наполненный жужжанием пчёл. Замечательный день, который я вспоминаю, как самый тягостный, жуткий и ненастный в моей жизни. Меня увезли из моего личного царства, где я была королевой, окружили чужими мне людьми в хаосе пустых комнат. Пустым мой новый дом казался потому, что там не было Мелиссы.

Сказав так, Лиона снова замолчала, уже не сдерживая раздражения по поводу того, что простая служанка заставила её сказать вслух то, что ей так долго удавалось скрывать. Девушка приказала намазать ей пару булочек маслом, поскольку успела изрядно проголодаться, сама же, сжав губы, вновь уставилась наружу.

Путешествие продолжилось в общем напряжении. Лиона нервно постукивала каблучком по полу паланкина, Литарни молчала, выражая всевозможную покорность. Или изображая. Её раскосые глаза то и дело сверкали белками исподлобья, вновь исчезая под чёлкой.

– Сто-ой!

Лиона выглянула из окна, высматривая что-то впереди.

– Эй, почтенный человек, что происходит?

– Дак я ж не знаю, милостивая господарыня, женщина что-то кричит, исступляется…

Лиона фыркнула в ответ на грубую речь, повернулась и внимательно посмотрела на служанку.

– Пошли!

Они вышли из паланкина, Лиона внимательно оглянулась на носильщиков и их надсмотрщика-слугу, что топтались поодаль, фыркнула возмущённо каким-то своим мыслям, махнула невольнице следовать за ней.

Шагах в сорока впереди уже собиралась небольшая толпа зевак. Подойдя к ним, Лиона прикрикнула на одного-другого, а когда те расступились, с надменно закинутой головой проследовала в самую середину. Там стояли двое караульных, и какая-то женщина из разночинцев им о чём-то причитала. Те внимали.

– Что случилось?

Трое повернулись и удивлённо уставились на невесть откуда появившуюся высокородную.

– Э-э, моя леди, эта женщина сама не знает, что хочет сказать… – старший караульный недоумённо похлопал глазами да потащил с головы колпак. Его примеру последовала и часть наиболее сообразительных из числа случайных зрителей.

– Говори.

– О, госпожа, эти дурни не хотят мне верить, а ведь я говорю правду, всю правду! Сидела я на веранде, где попрохладнее, вы же знаете, как…