Бой-КОТ. Дело доверчивого ветеринара

Ричи такая типично людская бесцеремонность не задевала. Ему нравились дела, за которые брался Лыжин, и раскрывать их было довольно занятно.

Впрочем, капитан, надо отдать ему должное, был вполне неплохим, хотя и очень примитивным. Чувство такта у него отсутствовало напрочь, зато он к котам относился как к себе подобным. Даже приподнимал фуражку, здороваясь с Ричи и Масей.

В тот день с утра пораньше он заглянул в гости. Вид у него был расстроенный, а под мышкой он держал своего кота.

Прапор грузно спрыгнул и поплелся прямо на кухню, где улегся на коврик неподалеку от Маси. Но Ричи не возражал – его хозяева пригласили Лыжина пить чай на той самой кухне, значит, предстоял интересный рассказ.

– Прапору плохо! – развел руками Лыжин. – Не ест ничего и мяучит. Не понимаю, я его вроде неплохими кормами кормлю, а вот, видать, живот скрутило.

– А надо нашими кормами кормить. – Тут же вставила слово Масина «двуногая».

– Так я и зашел к вам по пути, чтобы взять корм, так сказать, из первых рук. А дальше – к Вощинскому пойду, пусть пилюли, что ли, пропишет какие-нибудь.

Прапор фыркнул.

– Не хочу я к Вощинскому, опять клизму ставить будет. Я вчера мышь какую-то ущербную поймал. Еще ж думал, что не стоит есть, пес ее задери! Но ведь не удержался!

– С тобой вечно так, – улыбнулась Мася, – не хочешь, но через силу пропихнешь. Как мячик.

Прапор вздохнул и закатил глаза.

– Да прошло у меня все давно. Подобное лечится подобным, а мыши – мышами. Это мой «двуногий» такую мурляндию завел, чтобы тебя выпросить на новое дело. Особой важности!

В одном из соседних домов чуть дальше по улице жил некий «двуногий» Даниил Азаров, один из из самых богатых бизнесменов Подмосковья. Об этом, впрочем, любому коту говорил четырехметровый забор усадьбы, за который попасть даже такому умельцу, как Ричи, было непросто.

Лыжин потирал курносый нос и потрясал кулаками:

– И представляешь, орет на меня: «Где мой павлин?! Развели воровство и криминал! Да я знаком с самим премьер-министром, да мою продукцию весь аппарат закупает!» И прочее, и прочее… Я, конечно, тоже не лыком шит и тоже с премьер-министром знаком, только не бравирую этим, как некоторые… Какие такие павлиновые воры? Послушай, я знаю всех в этом городе, все «смотрящие» ко мне с отчетом ходят, но кому толкают павлинов? Кому вообще нужны павлины? Тебе нужны павлины?

– А вы продаете? – переспросил писатель.

– Не смешно, – обиженно буркнул Лыжин и продолжил: – В общем павлина он назвал Минкульт, и вот этот Минкульт и пропал. Культуры не стало, ишь. И все ему виноваты, я вот тоже, – жаловался Лыжин. – Обещал даже в Управление писать. Возит всяких зверей и всякую редкую ерунду, хранит непонятно как, а я виноват – не уследил. И езжай, говорит, ищи Минкульта. А как его искать? Он, может, на юг улетел, или куда еще они улетают. Или его же зверинец павлина сожрал. У него чего только не водилось. Вот поеду осматривать место преступления, которого, может, и не было вовсе. Еще Прапора захватил, у него что-то живот разболелся, не могу я его в таком состоянии оставлять. Кстати, хотел спросить – вашему не надо погулять? Я его тоже с собой возьму, а то чего он взаперти сидит. Развеется. Заодно и моему веселее будет. Вон они как сдружились, – показал он на приятелей.

– А представляешь, какая у них там кухня? – мечтательно облизнулся Прапор. – Мясное все. Сладкое. Острое…

– У тебя ж с животом проблемы, – вставил Ричи, дослушивая Лыжина.

– Ну, я вроде на поправку пошел, – обиженно покачал лобастой головой толстяк.

– Похоже, меня с тобой зовут посмотреть, что произошло у этого Азарова. Павлина у него украли? – спросил Ричи.

– Угу, – подтвердил Прапор. – И кому нужны павлины вообще?..

Получив согласие взять в компанию Ричи, Лыжин радостно допил чай, схрумкал последнее печенье из вазочки и засобирался наконец осматривать объект, то есть дом Азарова.

– Осмотр должен быть детальным и тщательным, но пока что смотреть – непонятно. На то, что павлина нет? Это и так понятно, что нет его. Понавезет дорогой ерунды откуда-то, сложит в подвал – и рад. А зачем оно ему надо? В самом деле, музей бы открыл, пусть люди смотрят… Ну, ничего, я скоро буду иметь рандеву с министром сельского хозяйства и все расскажу, все!

Лыжин удалился в коридор. Прапор грузно поднялся с коврика, и Ричи последовал за ним.

– Вот умницы, все ж понимают, – умилился полицейский. – Ну что, котики, поехали со мной.

– Большой тебе котиной удачи, милый, – шепнула Мася, лизнув котектива в нос.

Лыжин открыл заднюю дверь своей машины, древней, но еще бодрой грязно-зеленой «Ауди», и картинно изогнулся в полупоклоне:

– Прошу!

Прапор, как будто это было само собой разумеющимся, запрыгнул на заднее сиденье. Ричи фыркнул и тоже полез в эту чересчур пахучую большую консервную банку.

– Кажется, я понимаю, почему у тебя живот болит, – покосился он на Прапора, громко чихая. – У меня от такой вонищи тоже бы разболелся.

«Ауди» с грохотом завелась и неспешно выкатилась на узкую асфальтовую дорожку.

Ричи с интересом поглядывал за окно, Прапор же явно был не в состоянии следить за чем-либо.

– Что, бедненький, плохо тебе? Сейчас приедем, – обернулся к нему Лыжин.

– Ненавижу тачки, – пробормотал кот, уткнувшись носом в угол.

А котектив тем временем начал перебирать в памяти все, что знал об Азарове, благо о нем и его состоянии в их подмосковном городке ходило неисчислимое количество слухов и историй.

После учебы в институте на филологическом факультете восточного направления со специализацией по фарси и службы в армии в нескольких «горячих точках», он вернулся в Россию девяностых. С головой ушел в бизнес и после нескольких лет неблагодарной розничной торговли купил у товарища практически за бесценок разоренную птицефабрику, что и принесло неожиданный успех.

Практически мгновенно от кустарного хозяйства на 100 голов птицы и трех лотков на московских базарах он вырос до состояния всероссийского магната: птицефабрики по всей стране, дилерская сеть, фирменные магазины в крупных городах, своя кормовая база…

Но после того как годовая прибыль достигла восьмизначных чисел, г-н Азаров резко потерял интерес к бизнесу и отдал его под контроль управляющей компании. После короткого периода филантропии, когда за его счет были восстановлены два детских садика и музыкальная школа, он вспомнил свои подростковые увлечения и с головой нырнул в путешествия по странам Азии и Ближнего Востока и коллекционирование разнообразных антикварных безделушек. Очевидно, г-н Азаров был чрезвычайно суеверен, поскольку в объектах коллекционирования он отдавал предпочтение тем, что имели явно орнитологические мотивы.

Поместье Азарова до сих пор оставалось для многих обитателей поселка терра инкогнита. Огромная территория охранялась так, будто там жили сразу все президенты всех возможных стран. Там, где заканчивался глухой высокий забор, обнаруживалась колючая проволока, суровые охранники и собаки! Ладно еще, овчарки немецкие были бы – с ними можно найти общий язык. Но ведь по двору бегали без привязи московские сторожевые, у которых при виде любого живого организма срабатывал единственный рефлекс: разорвать на части. Поэтому о соседе удавалось узнавать в основном из разговоров «двуногих».

Последнее его приобретение, его любимый «артефакт» – павлин, привезенный из Ирана, сразу приковал внимание всех соседей. Красивая птица гордо расхаживала по лужайке перед домом бизнесмена и кричала дурным голосом, как резаный кот.

Дома располагались по одну сторону дороги. Напротив было поле, плавно уходившее вниз, к речке. Дорога шла немного в гору, и с поворота открывался вид на центр деревушки с церковью, поля и изгибы речки. Машина натужно пыхтела, взбираясь наверх. Прапор, казалось, пытался проскрести пол насквозь и провалиться куда-нибудь ниже, где тихо, не трясет и не воняет бензином. Ричи, увидев, что товарищу совсем плохо, вспрыгнул на сиденье рядом с водительским и недвусмысленно мяукнул. Лыжин, конечно же, не понял. Ричи повторил звук и мотнул головой назад.

– Прапор, тебе там совсем поплохело? Бедолажка. Эх, сейчас. – Проехав поворот, капитан притормозил у обочины и открыл двери. Прапор вылез из машины и уселся в траву, всем своим видом показывая, что дальше ехать никуда не хочет. И вообще шевелиться – тоже.

Ричи вздохнул и огляделся.

– О, смотри, котик, вон художник стоит! – Лыжин указал на человека с мольбертом, спрятавшегося в тени под разлапистым дубом. – Пошли посмотрим? День добрый, – издалека помахал он и задал гениальный вопрос: – Рисуем?

– Пишем, – буркнул художник.

В летнюю жару он был обмотан шарфом, на макушке торчали очки в толстой оправе, которые он изредка опускал на нос и глядел сквозь них на просторы. Ричи подошел поближе и вежливо потерся об обильно заляпанную красками штанину. Пахло от «двуногого» едко, но приятно.

Художник быстро и довольно смело водил широкими мазками по однослойному тоновому подмалевку. На удивление, это у него выходило довольно ловко, с каждым ловким движением руки на холсте обретала форму милейшая русская пастораль. Вдоль вьющегося ручейка раскинулись просторы сочно-зеленого пастбища, кулисами выступали березовая роща и холм, на котором приютилась игрушечного масштаба деревня. Вдалеке парнишка в трусах и красной майке пас скот. Утренним горизонтом поднималась легкая знойная дымка. Березки, белые коровы и обрывистые очертания тучек были выписаны светло-сиреневым и светло-желтым – отличительная черта профессионального обучения художника, как подметил Ричи. Но одна деталь удивила кота: в композиционном центре, там, где в натуре располагалась небольшая проплешина в траве, на холсте художник оставил пустое место, судя по всему, именно там, на первом плане должен был располагаться основной объект.

«Какой чудак, – подумал кот, – пишет работу с конца. Может, он еще не придумал, что разместить в центре?»

Он проследовал к месту, которое художник оставил на холсте пустым, и, усевшись на кротовьей куче, принялся вылизывать себя. Кто как не котектив заслужил быть в центре внимания? Тот заметил тщеславную выходку Ричарда и, бросив на него беглый зоркий взгляд, снисходительно улыбнулся.