Ягоды. Сборник сказок

– Странное дело.

– Наоборот. Мало таких нестранных дел в нашем мире. Вы посмотрите на дела, они наполнены бессмысленностью. Люди не за символами охотятся, а за дуростями, – Урод снова засмеялся и подул на меня.

Мы проболтали еще несколько часов. Урод рассказывал, рассказывал, рассказывал о новом и далеком, о Нью-Йорке, богатых людях, опасностях. Он рассказал, как сидел в тюрьме за неправильные перевозки чего-то, о том, как встречался со страшными людьми. Мы с Диджеем боялись прервать его рассказы. Нам открывалась иная жизнь, полная незнакомых эмоций и занятий.

– Ты, наверное, можешь достать любую музыку.

– Конечно. И не только музыку. Могу достать практически все, – он снова рассмеялся и подул на Диджея.

– А почему ты все время дуешь?

– Привычка. Не обращай внимания. В общем, есть дело. Ерунда, в принципе. Сам не успеваю просто. Надо набор посуды деревянной в одном месте забрать. Заплатят хорошо, думаю, что так хорошо, что вы не ожидаете. Просто ложки там всякие, тарелки деревянные, ничего особенного.

– Где забрать?

– Вот, это уже разговор. Туда ехать надо. Отсюда далековато, сутки на поезде, дальше автобусом до деревень. Адрес у меня есть, там бабка с дедом живут, у них хранится посуда. Приедете, заплатите им, да они задаром отдадут. Вам же менять все это надо: и внутри, и снаружи, прикрепляться к общей сложности. Иначе съест вас эта жизнь, посмотрите на себя.

Я посмотрел на Диджея. Он сидел в нерешительности, не знал, что ответить.

– Просто ложки и тарелки купить?

– Да, – Урод убедительно посмотрел. – Денег я дам и на дорогу, и на покупку.

Он сказал, что мы можем подумать пару дней, приготовиться, записал адрес в городе, где он остановился, проводил нас до автобуса. Всю обратную дорогу мы обсуждали его слова.

Мы с Диджеем так и не могли понять, в чем же такая ценность деревянной посуды, что за ней нужно так далеко ехать. С другой стороны, открывалось что-то новое и интересное.

– А мне нравится такая работа. Привезешь ложки, следующий раз какой-нибудь шкаф, картину – это как грузчик, но платят наверняка побольше, – сказал я в итоге.

– Да, ничего работа. Хорошая. Надо нам соглашаться. Соберем вещи, предупредим всех и поедем. Денег скопим, аппаратуру купим, клуб откроем свой.

Когда я пришел и сказал маме и отчиму, что планирую попробовать другую работу, отчим оживленно начал расспрашивать:

– Как это, ложки привозить из далекой деревни? Там что, ложки делают?

– Нет, ложки старинные. Там просто у кого-то остались.

– А кому они нужны?

– В Америке кому-то.

Отчим передернулся от этого ответа. Он серьезно сел напротив меня, посмотрел в глаза и внушительно сказал:

– Америка… Наши ложки им нужны уже. Мало того, что из всего мира кровь сосут, теперь они и наши ложки решили забрать. Хрен им, а не ложки. Не поезжай. Сначала ложки, потом вилки, потом ножи и топоры. Расшатывают нас изнутри, чтобы нам есть нечем стало.

– Нет, они сами там дикие, некоторые даже голыми по улице ходят – друг рассказывал. Ложки им нужны как связь с вечностью, как символ.

– У них что, своих символов там нет? Надо наши забирать?

– Видимо, нет. Друг сказал, что некоторые из них совсем того, готовы голыми в обнимку с ложками ходить. Не жалко их разве?

– Вот мы и страдаем из-за жалости. Всех жалеем, перед всеми кланяемся: нужны ложки – забирайте, нужны дома наши – тоже забирайте. А экономика в жопе.

– Мне обещают много денег заплатить.

Мама и отчим замолчали, уставились на меня.

– За ложки? – переспросила мама.

– Да. Там еще тарелки какие-то.

– Давай я тебе с работы принесу. Ты поспрашивай, сколько там надо, – мама оживилась.

– Нет, такие не пойдут. Нужны деревянные.

– Так я и деревянные попробую достать.

– Я спрошу, но вряд ли. Это какие-то особые ложки. В общем, мы послезавтра с Диджеем поедем. Я на работе отпрошусь, у меня много выходных скопилось. Если дело пойдет, то многое изменится. Буду ездить, предметы разные искать, деньги за это получать.

Мама с отчимом покивали, сказали, что уже давно пора думать о чем-нибудь перспективном и цельном. Отчим еще рассказал об экономической ситуации, о международном сотрудничестве, индустриальных проблемах, объяснил, почему закрываются фабрики и заводы.

Собираться долго не пришлось. Ехали-то всего на несколько дней. Закинул в сумку небольшую одежду, взял денег на всякий случай, посмотрел на жизнь в квартире, за окном и внутри себя, сказал, что хочу ехать сильно-сильно. Диджей взял с собой несколько запасных батареек для плеера, кассеты с редкими записями, журналы о музыке, чтобы было что полистать в дороге. Мы встретились на автобусной остановке, еще раз взглянули на наш город и поехали.

Жило понимание нового, интересного. Еще несколько дней назад трудно было предположить, что такое будет, что я снова встречу Урода и поеду невесть куда за деревянными ложками. Старая жизнь оставалась со знакомыми местами, разными природами, важностями.

– Если дела пойдут, то и в Нью-Йорк поедем, – сказал я.

– И в Лондон, – добавил Диджей.

– Хочется посмотреть на всех этих сумасшедших на улицах, которые с символами в обнимку ходят. Наверное, их не так уж много. Представляешь, люди живут и мечтают получить ложку, за которой мы едем. Правильно Урод говорил о правильности и важности этого дела. Есть Деды Морозы разных уровней и пониманий. Обычный Дед Мороз – это просто артист, который детские мечты приносит: игрушки, конфеты. А есть Деды Морозы высокие, которые символы достают. Люди сидят обреченные, невзрачные, в своих внутренних печалях, а тут… Дед Мороз с символом в коробке. На тебе, дорогой, ложку деревянную, редкую, о которой ты мечтал.

Урод открыл нам дверь и улыбнулся:

– Ну и правильно. Заходите.

Это была квартира со множеством книг. Казалось, что книги залезают на все стены. Стена заканчивалась, книги заканчивались, а тут за угол и… снова книги. Чего там только не было. И разные языки, и старые обложки, и толстые энциклопедии. Урод накрыл стол, уложил еду, чай, сказал, чтобы мы не стеснялись.

– Расскажу немного. Мы с тобой расстались еще маленькими совсем. Мы тогда с бабушкой в новый город переехали, еще меньше вашего. Пейте, пейте чаек, хороший, сладенький. В том городке была только одна школа, не так, как у вас. Я пошел в эту школу и сразу же вызвал собой недоумение и негодование всех вокруг. Учителя косились, а ученики стали организовывать самые настоящие побои. Ждали меня около школы, валили на землю и били ногами. Кричали: «Урод, урод», – Урод рассмеялся. – Так и шло.

Диджей внимательно слушал, даже не притрагивался к чаю.

– Там жило мышление стаи. Если встречаешь кого-нибудь одного в городе, он пройдет мимо, даже сделает вид, что тебя не видит. Если же они стайкой идут, тут-то и начинаются проблемы. По одному они чувствуют внутри слабость, не хотят проявлять себя. По одному они желают спрятаться, невидимо укрыться. Вот когда их много, тогда и начинается. Все это длилось где-то полгода. Если не каждый день, то уж точно каждую неделю. Я уже вставал по утрам, готовился. Сначала научился не плакать. Вставал с намерением ни разу не заплакать за этот день, что бы ни происходило. Просто лежал, прикрывал голову руками, терпел их удары и оскорбления. И вот, когда научился не плакать, решил, что больше не упаду на землю. Подошли как обычно, толкнули. А я сам набросился на одного, повалил, стал руками ему в лицо бить. Он испугался, закричал, остальные тоже испугались. Я его еще укусил для прочего страха и крикнул, что теперь он таким же, как я, станет, что мой укус заразный. С того момента многое изменилось. Они меня обходили стороной. А старшая шпана решила знакомство и общение со мной завести. Так я попал в другую жизнь и разговоры. Жестко там было, очень жестко всё. Никакое проявление слабости с рук не сходило. Общение за общением, и я познакомился с большими людьми того города. Они растолковали, что моя внешность – это очень хорошо. Объяснили четко и понятно: «Посмотри на людей, они все как один на лицо, а у тебя все перевернуто, это значит, ты можешь делать то, чего они не могут». Иногда приходится проходить через настоящие внутренние сражения, чтобы зажить и засветиться.

Мы с Диджеем ловили и впитывали его слова. Я вспомнил наши старые разговоры.

– А как же ветер? Ты еще дуешь, чтобы он тебе лицо вернул?

– Да. Все эти жесткие дороги, эти жизненные понимания – просто правила жизни, это не меняет тайн, это просто в воздухе болтается.