Взгляд во вне. 13-й аспект понимания

Вопрос: откуда такая уверенность в свободном наделении смысловыми характеристиками того, что мы не знаем?

Положительное или стабильное ощущение есть нечто, которое все так же объясняется. В этом смысле «объяснение» не дает желаемого ощущения конечности удовлетворения.

Никогда ни один ученый или философ не достигал такого состояния, при котором он мог бы удовлетворить цель всех своих поисков и умозаключений.

Следовательно, заключают многие, процесс недостижим, однако именно его достижение ставится в нечто приоритетное по отношению к оправданию цели своей деятельности. Оправдание своей деятельности носит характер предсказуемого движения по направляющей, которая приводит в «никуда», так как если бы она приводила к «нечто», то в ней не было бы необходимости. Этим, кстати, можно объяснить стабильное жизненное довольство людей религиозных, у которых все акты восприятия сводятся к необходимости, выраженной в Боге.

Как только кажется нечто безнадежным, возникают тысячи других путей, вызывающих чувство альтернативной «правильности» и оправдания движения по одному из них. Движение оправдывается целью, которая в принципе недостижима и ставится уже не как конечный результат, но как своего рода миф, окруженный необходимостью оправдания самого движения или импульса к действию.

Однако вернемся к нашему вопросу, а именно: возможно ли воспринимать иначе «нечто», которое воспринимается?

«Инаковость» является основой того, что мы называем развитием. Мыслить иначе, знать больше и т. п. константы наталкивают на неизбежность постановки рамок восприятия и осмысления знания как нечто, которое за данные рамки постоянно выходит, причем обязательно вперед и с полезным коэффициентом.

«Мы спрашиваем о том, что находится за пределами привычной и упорядоченной повседневности».

    М. Хайдеггер[24 - Ма?ртин Ха?йдеггер (нем. Martin Heidegger [?ma??ti?n ?ha?d???]; 26 сентября 1889, Месскирх, Великое герцогство Баден, Германская империя – 26 мая 1976, Фрайбург-им-Брайсгау, Баден-Вюртемберг, ФРГ) – немецкий философ-идеалист, является одним из крупнейших философов XX века. Электронный ресурс // Wikipedia.org: Материал из Википедии – свободной энциклопедии. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Хайдеггер, _Мартин (дата обращения: 07.05.2020).]

Инструментарием для такого «выхода» является процесс постановки «вопроса» и необходимость в его объяснении. Феномен объяснения чаще всего форменно представлен определением или изложением того, что воспринимается. Проблема в том, что сам факт объяснения не только является необъяснимым с точки зрения постановки вопроса о нем как о «феномене», но и ведет к тому, что называется «контрожидаемостью» в отношении его функционального потенциала и назначения в целом.

Чтобы понять феномен объяснения и понимания, необходимо отказаться от алгоритма понимания и восприятия как таковых. Почему мы так считаем? Нечто высказанное в одобрении или контрпозиции есть нечто, которое подразумевает нечто такое, которое есть «не то, что есть» или «не то, что объясняется», проще говоря, определение не определяет и не порождает акт понимания.[25 - См. аспект «Предположение и подразумеваемое как фактор определимости восприятия и понимания».]Такова сущность реализации определения.

Таким образом, формируя положительное восприятие высказанного как нечто подразумеваемо правильного и истинного, мы удовлетворяемся этим актом или информационной составляющей данного акта. Такая логика восприятия информации, выраженной в виде предложения, не вызывает никаких вопросов, восхищает тот факт, что подразумеваемых в понятии информационных актов настолько много, что они форменно ассоциируются с вопросом о том, как же такая комплексная сложность вообще функционирует? Дело в том, что сам «отказ от» как способ выхода «за» рамки того, где мы ищем акт просветления или понимания, является уже той рамкой, в которой мы и можем действовать (рамочность как система определяет характер возможного потенциала деятельности именно в соответствии со «стандартами» рамочности). Она не предполагает ничего на самом деле, ведь если мы скажем, что рамочность клетки не предполагает выхода, тогда мы разрушаем саму рамочность, так как она реализуется как нечто удерживающее и нечто освобождающее. Бинарность назначения на самом деле рушит рамки восприятия самой «понимаемости» и удивляет нас: как тогда возможна последовательность и стабильность в акте понимания и коммуникации, если на каждый акт «именно такого» восприятия и понимания есть свой контракт?

* * *

«Выход за»[26 - См. например, Д. Барбур. «Мыслить за пределами коробки», материал информационного интернет портала edge.org.] и т. п. вперед, выше, быстрее, прогрессивнее есть нечто, которое идет «за» актом существования вообще. То есть человек как таковой автономен в своей сущности, ему нет необходимости в познании или знании нечто такого, чего он не может воспринять. Младенец воспринимает добро, любовь матери как нечто, ощущаемое им как нечто положительное в акте его восприятия, и воспринимается как нечто отрицательное в своей сути, когда он кричит, когда ему больно или он голоден. При этом, заметим, что младенец делает это и ощущает положительность и отрицательность до того, как он начинает осознавать в сравнительно методологической форме, что есть нечто такое, что называется добром, и есть нечто, являющееся злом. Проблема коренится в наличии проблемы как таковой, где неразрешимость поставлена в ранг нечто такого, что воспринимается как негативность.

Негативность и положительность есть два вектора того, как мы воспринимаем все окружающее. Существуют кластеры реализации позитивности и негативности. Тупик, запутанность и т. п. состояния всегда ассоциируются с нечто негативным, присущим нам от рождения и выраженным в подразумеваемых поисках тех состояний, которые нам известны в рамках нашей парадигмы развития, и, наоборот, простота, гармония и т. п. воспринимается как нечто позитивное. «Обусловленность на осознание» не есть форма выражения акта нашей беспомощности и механической алгоритмичности, нет, оно действует как необходимость восприятия нечто «как нечто» в том свете, что мы называем критичным, или научным мышлением.

С точки зрения иного восприятия мира и вообще акта восприятия нет необходимости в осознании тупика или недостатка знания, то есть сам вопрос о знании есть иной, нежели мы привыкли это воспринимать. Что значит иной? «Инаковость», или нечто иное, развивается за рамками привычного восприятия, но все же в рамках потенциально привычного, то есть нечто «иное» в своем Абсолюте есть нечто непостижимое, есть нечто, которое невозможно.

Интересен факт, что при произношении самого невозможного мы не понимаем невозможность как таковую. Более того, вообще все, что говорим, мы в принципе не понимаем, но лишь предсказуемо воспринимаем и реализуем. Этот вывод заключается в следующем алгоритме: можно ли искать искомое, понимать понимание, знать познанное и т. п. (ведь искомое в своей сути больше всего реализовано в искомом, так же как лучшее и точнейшее описание понимания воспроизводится в понимании). Проще говоря, для того чтобы реализовать какой-либо фактор жизненной активности, например поиск, необходимо, чтобы поиск реализовал себя посредством его понимания «как поиска», где понимание сводится к «инаковости» самого фактора восприятия, возводимого в ранг понимания не за счет такового, а за счет отсутствия иного варианта.

Таков механизм определения и объяснения, которое ведет к акту понимания, точнее, к осознанию понимания как понимания. Следовательно, поиск есть нечто, которое выражено «инаково», но понимается как поиск, который в своей сути понимаем, но не объясним, необъяснимо понимаем.

P.S.

Мы «ищем» и в этом нечто «ищем», «находим» опять же «нечто». Но почему «искать» сопряжено с «поиском» и поиск с «правотой», зачем «правота» и как она выражена? Инвариантность «осмысления» выражается в «раздумье», которое есть «инварианта» нечто, о чем думается, где последнее понимаемо именно как «раздумье», а ничто «иное». Однако понимание «чего», откуда мы берем это «чего» как «выражение», как «ответ», в то время как ответ сам воспринимается на уровне «поиска», «стремления». Мы обозначаем «знанием» нечто «правильное», как будто ассоциативно «знание» есть нечто «полезное».

Можно предположить, что вообще все человеческие отношения строятся по принципу надуманной полезности. Отнюдь, так утверждать не приходится, так как для этого нет никаких «предпосылок». Или же да, для этого есть предпосылки? Мы используем «предпосылки» для «оправдания», однако зачем «оправдание», если есть «истина» как нечто, которое есть эллиминат поиска бесконечного знания? «Ложность» и чувственная подоплека его ощущения всегда наталкивает на поиск «отрицания» или «сопряжения», однако «поиск» не сопряжен с «остановкой», так как его сущность в «движении». Это логично, но вместе с этим элемент логики есть лишь форма оправдания хоть какой-то позиции, но только по отношению к самой «позиционности» или «позиционированию себя как».

«Неведение» «настораживает», однако зачем и почему? Что есть «настороженность»? Почему и для чего существует повсеместная путаница чувственного восприятия и «анализа» этого восприятия? Зачем и для чего есть категории «правоты» и «неправоты»? Что выражает сущность и что в самой «сущности» есть «существенного», а также того, что мы называем «положительным»? Как будто мы можем воспринимать нечто несущественное, которое ассоциируется опять непонятно как с негативным оттенком «нечто», которому нет понимания и объяснения. Если нечто «дано», то как можно требовать быть «иным» в смысле «данности», ведь она инвариантно представлена в форме ранговой атрибутивности, полярности, дифференциации, эклектичности, диалектичности и т. п.

Но если даже мы «скажем» нечто, то сказанное не будет восприниматься вами в его функционале, оно сразу же в вашем восприятии отсылает ко «всему», что есть, кроме «сказанного», к подразумеваемому, смысловому, однозначному, неожиданному, шокирующему, обыденному, толкованию, допущению и т. п., но не к «сказанному». Почему? Ведь оно просто осмысленно, понято, однако воспринимается как тривиально настораживающее, так как «тривиальность» содержательно сопряжена с глупостью, отсутствием ценности и т. п.

Узлы алгоритмов понимания, оправдания, объяснения тянутся за пределами нашей возможности к их восприятию в том виде, какие они есть, а процесс их объяснения наталкивается на нечто «иное», на что именно, постараемся рассмотреть позже.

Четвертый аспект: Постановка вопроса о «матричности» и ее влияния на акт восприятия и объяснения

Слово или изображение символичны, если они подразумевают нечто большее, чем их очевидное и непосредственное значение. Они имеют более широкий «бессознательный» аспект, который всякий раз точно не определен или объяснить его нельзя. И надеяться определить или объяснить его нельзя[27 - Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2016. С. – 25–26.]

    К. Г. Югн

Предварительный итог всего вышесказанного должен вызвать негативную или заинтересованную реакцию по отношению к тому, что написано и прочитано. Таковы закономерности форменной реализации усвоения информации в «матричности» ее проявления. Все вышесказанное довольно туманно воспринимается вами в связи с отсутствием ориентира в виде «первоначальной информационной составляющей», которая обычно выражается во введении и далее в цифровой последовательности 1,2,3. и т. п., которого вы не обнаружили и которое должно было играть роль «акта устойчивой концентрации понимания». Однако, как вы уже заметили, последовательность и «алгоритмичность привычного» нас не интересует в связи с его повсеместностью, так же как и мнение стереотипного мышления по отношению к написанному. Если бы мы хотели выразить все, что хотим выразить в отношении того, что мы воспринимаем и так, как воспринимаем в виде его описания, то это выглядело бы как бред сумасшедшего в ваших глазах. Это связано с тем, что «неопределённость» необходима, для того чтобы ее определять и наоборот. Таков алгоритм оправдания поступательного развития в современной науке и философии, от меньшего к большему и т. п. Такова «буферная подушка» понимания, являющаяся лакмусом выявления научного знания, в противном случае, убирая это постоянное «стремление», мы стояли бы на одном месте, зная нечто, не зная, что с ним делать, с одной стороны, с другой, как говорится в притче: мудрость разумного – знание пути своего, глупость же безрассудных – заблуждение (Притч.14,8.). Дело не в количестве информационной составляющей того, что мы называем по ошибке знанием, которое при его достижении теряет свое свойство (свойство знания) за счет потенциально возможных форм его проявления и его бесконечно вариативных состояний. Дело в осознании уже имеющегося и его правильном применении.

«Желание мешает нам пользоваться тем, что мы имеем».[28 - Плутарх. О монархии, демократии и олигархии. ООО «Издательство «Э». Москва 2016. С. – 1–2.]

    Плутарх[29 - Плута?рх, полное имя [Ме?стрий Плута?рх] (др. – греч. ??????????) (ок. 46, Херонея, Беотия – ок. 127, место смерти неизвестно) – древнегреческий писатель и философ, общественный деятель римской эпохи. Электронный ресурс // Wikipedia.org: Материал из Википедии – свободной энциклопедии. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Плутарх (дата обращения: 08.05.2020).]

Осознание знания в акте восприятия того, что «есть», есть мудрость перед теми, кто знает, что знание, используемое в стремлении и реализации интересов личности, есть незнание или, точнее, неведение очевидности его необходимого применения. Ниже мы затронем несколько вопросов относительно факторов «устойчивости», «непонимания», «боязни выражения вне рамок матричности» и др.

Сейчас же давайте разберемся, чего всё-таки вам не хватает, исходя из прочитанного материала. Вам явно не хватает точки опоры в виде того, что мы называем «последовательной идеей», сути, которая бы умещалась в рамки матричного восприятия всего информационного поля, что вас окружает. Дело в том, что прочитанное выше, даже с малой долей воспринятого, все же понятно, однако настолько «неустойчиво» и «валотильно», что к нему невозможно применить характеристики гибкости в плане передачи мысли и логики построения информационной составляющей написанного. Вы говорите, что вы «не понимаете», потому что не можете уловить смысл сказанного, реализуя или активизируя фактор «вопроса» в форме его выражения: «Как»? «Почему»? «Относительно чего»? и т. д. Как посылка к поиску точки опоры, ища ассоциативные связи и корреляты в своей опытной составляющей и пытаясь синхронизировать прочитанное с тем, что вы уже знаете, с нечто знакомым и повторяющимся, вы ищете нечто, которое можно было бы выразить как ответ, а затем и как акт понимания. В таком ключе, относительно прочитанного выше, вам все же понятны тон, тема, форма написания слова и т. п., однако мы говорим о такой категории, как смысл, что в принципе не имеет «смысла» в связи с тем, что мы не в состоянии объяснить фактор вашего восприятия того, что вы воспринимаете и читаете; а именно тот фактор, что объяснение ведет в логической форме построения информации к нечто, которое мы называем пониманием и знанием. Опять же, как выяснится, это не совсем так. И тем не менее, если мы будем рассуждать далее в таком ключе, как «нечто написано», то вы скорее всего негативно отнесетесь к тому, что написано, в связи с отсутствием опоры для акта понимания, так как все это для вас есть нечто абстрактное, которое воспринимается как нечто бесполезное и в конечном итоге отрицательное. Вам необходима опора, «начальность», «исходность», а также фактор «объяснения» и «пояснения» того, о чем пишется на «приемлемом уровне», а также соотнесение этой информации с жизненными аксиологическими установками, при том, что объяснить «понимание» вы не в состоянии.

Парадокс заключается в том, что вы понимаете все, что мы говорим, каждое предложение и букву, но не понимаете их ассоциативные связи.[30 - В связи с этим необходимо различать сам акт понимания и его рационально воспринимаемый поименованный эквивалент.]

Если сказать, чтобы вы воспринимали информацию в привычном акте ее обработки и понимания и что автор не ищет точки опоры для объяснения своей позиции, то скорее всего это также может восприниматься негативно со всеми вытекающими последствиями. Таким образом, вам необходим алгоритм восприятия, закономерность, матричность, привычность, безопасность и т. п. факторы, сопровождающие привычный акт понимания, о которых мы уже упоминали. Мы настойчивы по отношению к поиску рамок, «нащупыванию» стенок опоры, необходимых для того, чтобы «ориентироваться» в информационно-воспринимаемом пространстве. Сам по себе «ориентир» есть не что иное, как самопонимание себя, ощущение себя в чем – то, где есть осознание себя «как себя», как точки опоры для того, чтобы можно было говорить о том, что есть еще что-то, помимо нас.

Направление всегда идет от нас, первоначальной точки восприятия.

Так, если «вопросность» относительно устойчивой характеристики «начальности» так сильно и так необходимо сидит в нас, то выход «вовне» возможен лишь при наличии опоры в виде «объяснения», характеризующимся пространственным положением или определением себя в том, где оно находится, а также ассоциируется и понимается нами как «нечто в», а не «вовне». Спасибо «объяснению», что его не надо объяснять, это и невозможно в силу постоянной эклектичности абстрактного тупика и самой функции объяснения.

То состояние или ощущение неудовлетворительности в акте прочитанного или воспринятого наталкивает на мысль о «необходимости», о «причинности», которая могла бы выступать в качестве отправной точки такого акта. Мы осознаем ее необходимость, не зная, как ее выразить в той степени полноты, которая необходимо должна присутствовать при акте, который обычно приписывается «объяснению». Назовем это «точкой опоры».

Пятый аспект: Ментальная точка опоры

Мы применяем понятия, интуитивно полагая, что знаем их, в то время как лишь смутно их улавливаем интуитивными фибрами нашей души

    Автор

Точка опоры есть способность к врожденному восприятию потенциального источника информации, безликого и потенциально неопределенного. Также она выступает как точка опоры понимания нечто уже конкретного. Точка опоры предстает в виде начальной причины для акта понимания с неизбежной необходимостью. Проблема в том, что начальную причину, как в принципе и само понятие «начального», как выяснится далее, мы с трудом достигнем в акте понимания, следовательно, точка опора есть не «начало», но «момент», связанный с «начальностью», от которого мы можем делать какие-либо умозаключения.

Дело в том, для того чтобы разобраться в аспектах акта понимания, необходимо разобраться с тем, что такое непонимание и как оно ведет к акту того, что мы называем «пониманием». Пойдем от обратного, вычислим возможные алгоритмы акта непонимания путем некоторого рода тестов. Итак:

Пример 1

«В некоторое время делать было возможно, но лишь с той точки зрения, каково детальное рассмотрение вопроса относительно такой характеристики, которая бинарна в своей сущности относительно иных социальных феноменов, регулирующих и констатирующих фактор понимания относительно того или иного вида деятельности. Такого рода умозаключения характерны с той, однако сущностной «подразумеваемостью», которая находится вне вектора реализации знания как такового, что характерно для иного, то есть такой вид и род деятельности которого априори быть не может. «Не может» есть сопряженность с характеристиками невозможного, что однако делает акт познания принципиальным компонентом того, о чем говорится и что характеризуется с той лишь поправкой, что все происходящее не есть и «не быть», но воспринимаемо относительно того, о чем лишь говорится. Факторы вербальных характеристик настолько валотильны, что характеристики иного недопустимо размыты в «векторности» того, о чем мы с вами говорим, ведь если характеристики самой характеристики определены, то как определить саму характеристику относительно все тех же ориентиров и факторов, характеризующих характеристику как таковую. Плюралистичность критериев оценки действительности в общем смысле невозможно связать с определённостью пропозиционного характера того, о чем говорится, в том однако смысле, что нечто есть и о нем можно говорить с точки зрения говорения, а не с точки зрения реализации понимания в акте говорения. Акт понимания сопряжён, но не совмещен с тем, что понимается и как понимается, так как эквивалентность того, о чем говорится, должна с необходимостью проходить путь уникальной разности для точки опоры в виде восприятия и понимания. Уникальная характеристика воспринятого, кроется в актуальной единичности воспринятого, то есть воспринять единичное, значит понять уникальное, находящее свое отражение в разности характеристик взаимодействий по сути находящихся в эквивалентом единстве и градации ранговой составляющей данности. Необходимость такого рода умозаключений кроется в нечто, которое никак не может восприниматься удовлетворенно или неудовлетворенно, но не восприниматься не может в силу плюралистической многофакторности деятельности. Факторы важного и форменно актуального формируются в спонтанном импульсе воспринятого как некоего факта, при котором существует возможность и единственная инварианта воспроизводства в форменной характеристике изложения как такового, безотносительно остальных коррелятов и векторов возможного развития ситуации. Потенциальная возможность возникновения и предопределённость выбора строится по принципу невозможности остальных путей выборности, которые вне «не существуют» но существующее не принимается по алгоритму причинной обусловленности ограниченной характеристики вектора существования и восприятия. Выборность не предопределена выборностью, но предопределена характеристиками «предопределенного» акта как со стороны выборности, так и со стороны субъекта или вектора выбора. Как такового бинарного состояния вектора не существует по причине парадоксальной зависимости между антагонистическими эквивалентами окружающего. Это есть нечто «доверительно» воспринимаемое, но не принимаемое нами как таковое по причине бесконечной характеристики эквивалента и оправдания акта существования. Сопряженность высказанного равна акту принятого в рамках информационной составляющей восприятия. Эквивалентность в рамках такого потока информационной составляющей невозможна в рамках матричной формы рассуждения, но возможна в чистом виде безотносительно акта констатации.

Перчатка оправдывает свою существование лишь при помощи руки, тогда как рука не оправдывает наличие перчатки как элемента фатальной необходимости, но в то же время зависима от акта наличия организма, которому она выступает инвариантной необходимой составляющей, так как без него акт ее наличия оправдан, но лишь в отношении себя самой. В отсутствии иного эквивалента она не составляет существенность, однако коррелирует к логической апатии в смысле существования, но бесполезного, что сопровождается констатацией ее наличия, но не акта объяснения. Последний характеризуется постановкой вопроса об актуальности и необходимости существования за счет сопряжения с нечто иным и взаимодействием относительно того, что можно с этим сделать в рамках существующих закономерностей развития и жизни в целом…».

Итак, непонятно, о чем идет речь в кавычках (Пример 1)? Или понятно, но непоследовательно? Или бессмысленно?[31 - В данном примере нет никакой бессмыслицы, но есть выражение того, о чем думается, хоть и в довольно непривычной и сложной форме для первоначального акта восприятия.]

Ответы на данные вопросы вы определите сами для себя.

Вопрос в том, как мы отличаем «понимаемые» понятия от информационных точек (знаковых точек) или информации в целом? Как вычленяется «понимаемость» из всего разнообразия информационного потока?

Дело в том, что необъяснимость коммуникативного акта и акта восприятия в целом есть заслуга «векторности» акта нашего понимания (и то лишь в связи с тем, что она так себя позиционирует по отношению к акту ее интуитивного понимания нами), а не понимания в смысле понимания. Что мы хотим сказать? Проблема в том, что мысль «векторна». Векторность мысли заключается в предопределенности выбора реализации нечто воспринятого. Дело в том, что само определение нисколько не определено в смысле того, что именно мы под ним понимаем. Что такое вектор мысли? Вектор мысли в традиционной схеме акта понимания также не обходится без определения, то есть без констатации информационной составляющей иного рода по сравнению с исходным «вектором мысли». Вектор мысли есть непредсказуемая направляющая мышления, которую она ищет и реализует в данном поиске как нечто, которое затем воплощается в факт или тезис. Выборность и определенность такого направления необъяснима с точки зрения имеющегося у нас когнитивного арсенала, однако она вырабатывается и реализуется в акте восприятия конкретного акта понимания. Например, произведение М. Ю. Лермонтова «Бородино» в подразумеваемом состоянии реализации его иной форменной составляющей могло реализоваться в «ином» форменно-видовом контексте, однако оно реализовано как: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…». Реализация и алгоритм выбора такой форменной составляющей необъяснимы ни нам, ни самому М. Ю. Лермонтову, так как реализация той или иной позиции есть нечто предопределенно объяснимое на некоем уровне достоверности, в частности в нашем поколении и в настоящее время на уровне научного знания или нечто положительном, оправданном и т. п., но не на уровне объяснения факта «выборности». Сам акт удовлетворенности выбором того или иного направления мысли есть также нечто «иное» по отношению к акту нашего его понимания.

Часто можно наблюдать такой момент, что сказанное в какой-то степени коррелирует ко многим векторам несказанного или сказанного, но в иной форме, нежели это произошло. «Векторность» мысли настолько хаотична и неопределенна, что вызывает удивление, как возможно все, что мы говорим, мыслим в форме восприятия «мысли как мысли» и при этом еще умудряемся понимать друг друга?