Костер Померанца и Миркиной. Эссе, лекций, стихи

«Непрофессионально». Именно так прозвучал этот приговор. «Любительский спектакль». Услышав это, я подумал: «Нет трепета перед тайной. Нет замолкания ума».

Иногда люди с хорошим вкусом могут не заметить алмаза, потому что они слишком научились отличать янтарь от его подделки. Везде им, специалистам по янтарю, видится либо янтарь, либо пародия на него. Этот упрек я адресую и себе. Фальшивый янтарь мы сразу заметим, а мимо сокровища, которое в тысячи раз дороже всех янтарей на свете, пройдем мимо. Это происходит потому, что мы слишком большое значение придаем своему мнению. Мы просто рабски от него зависим. Развитое эстетическое чувство, эстетическое чутье способно тут же распознать фальшь. Это правда. Однако если выбирать придется между забвением нашего малого эгоистического «я» и эстетическим наслаждением, то человек с хорошим вкусом может предпочесть преображению свой неприкосновенный запас наработанных оценок.

Женя с Викой создали хрупкое, продуваемое, по-своему несовершенное пространство, но это пространство души. И входить туда со своими пристрастиями, все равно что не снимая обуви, приблизиться к неопалимой купине. Ты вступил на священную землю. И твои так называемые оценки – это лишь обувь на твоих ногах. Категории профессионально/непрофессионально здесь, возможно, и вовсе неуместны. Когда к священнику Георгию Чистякову приходили матери, чьи дети были поражены неизлечимым недугом, то он утешал несчастных женщин крайне непрофессионально: он плакал вместе с ними. А потом и умер от той же самой болезни, от которой умирали дети в онкологической клинике…

Мышкин и Балабина потребовали от себя очень многого. Вот и играли они на пределе сил. И, может быть, у них не все получилось. Может быть, им пока еще не хватило собственной судьбы, но задача была поставлена, и задача самой высшей пробы. Нет, не так сказалось. Это нужно обязательно прояснить.

Иногда ты видишь, что мастер, творец, еще не дорос до задачи, которую ставит перед собой, и ты не судишь его строго. Всему свое время. Но хотя задача больше художника, она все-таки еще не поставлена в свою полную силу, и поэтому она не требует от художника внутреннего переворота. А вот Евгений Мышкин и Виктория Балабина поставили перед собой такую потрясающую задачу и с такой определенностью поставили, которая уже сейчас их меняет, меняет на наших глазах, которая есть не что иное, как путь к преображению. Поэтому с них и спрос совершенно другой. Вот и Миркина спрашивает с себя полной окончательной мерой. «Распятие длится, нам надо быть у креста», – говорит она. И она так живет, а не только говорит. И так стараются жить создатели спектакля «История их любви».

Как-то Женя Мышкин сделал признание в кругу коллег и единомышленников: «Самое важное между мною и Викой происходит тогда, когда мы играем “Историю их любви”. И добавил: “В этом спектакле мы больше мы, чем в жизни”»….

Все правильно, нам вовсе не надо захваливать Женю и Вику, мы должны сказать им всю правду, но сделать это нужно так, чтобы не возобладала наша правда, которая часто сводится к моему мнению, к моей оценке, к моим пристрастиям. В оценках, мнениях и предпочтениях ничего худого нет, но когда они становятся слишком нашими, тогда мы проскакиваем на вороных мимо тихих светов нашей души. Если «мое» окажется на первом месте, то тогда жизнь всегда будет обманывать очень уж мои ожидания.

Самое важное для меня, да и, думаю, для многих, состояло не в том, как ребята сыграли, а в том, как они этим живут. А живут полно, а значит, «история любви» будет расти, и в конце концов она перерастет своих творцов.

После спектакля в фойе, когда публика уже расходилась и в гардеробе клацали номерки, я увидел Мышкина и Балабину в широком дверном проеме. Наши взгляды неожиданно встретились. Захотелось подойти и обнять их, но минута эта оказалась для меня столь торжественной и неотмирной, что я застыл на месте. Да ведь и они были окружены внутренней нерушимой тишиной. Не знаю, выразил ли мой взгляд то, что я чувствовал? В конце концов, это неважно. Важно, что ангел пролетел над всеми нами. Женя и Вика опустили глаза, развернулись и ушли. Они сделали все, что могли, хотя мне кажется, они сделали невозможное.

Для Евгения этот год особый. «Драматическая соната» сыграна в Москве и приурочена к столетию Григория Померанца. Выходит в свет книга Мышкина «Фонарщик», которую я на стадии ее подготовки прочитал два раза. В книгу вошли стихи, пьесы и эссе. Автор книги обладает редким даром ставить под вопрос себя, а не Силу, которая вызвала его из небытия. Он тот, кто следит за костром. Вот цитата из мышкинского эссе: «Костер – искусство, переставшее быть забавой и обретшее свой смысл. Костер никого не принуждает, не доказывает, не красуется, он просто пылает во всю мощь. И услышать его зов – дело тех, кто имеет уши».

Накануне моей поездки в Калининград я спросил Зинаиду Александровну, что мне передать ребятам? Всем тем, кто ее любит, знает, помнит. И она ответила: «Скажи им, что мы должны соединиться вместе на глубине. И быть устремленными в эту глубину. Это та глубина, о которой писал Женя Мышкин, когда говорил о костре. Я греюсь у этого костра, я благодарю за этот костер. Я прошу поддерживать этот костер, ведь ничего важнее этого нет. И это нужно делать во чтобы то ни стало. И чем гуще тьма, тем больше мы должны принести сухих дров».

Бог всегда одаривает нас силой, Своей силой. Чем темнее ночь, тем больше нам дается сил. И нам нужно просто принять этот дар, а не ужасаться мраку.

    Апрель 2018

Дар полносердечия[37 - Статья опубликована в «Новой газете» № 108, 24.09.2018.]

21 сентября 2018 года после продолжительной болезни ушла из жизни духовный поэт Зинаида Александровна Миркина. Непревзойденный переводчик, яркий публицист, выдающийся лектор, блистательный эссеист, крупный религиозный мыслитель – она оставила неизгладимый след в душах своих почитателей и последователей. Миркина и ее покойный супруг, российский философ Григорий Соломонович Померанц, стоят особняком в отечественной культуре, но находятся в ее лоне. Я бы сравнил их с маяком, на который культура, любая культура, должна ориентироваться, чтобы держаться своих небесных корней.

Творчество начинается с ограничения, находит продолжение в свободе и не имеет завершения в служении. Поэзия Миркиной и есть служение в чистом виде. Источник, питающий такую поэзию, неисчерпаем. Чему же служит поэт, отринувший самовыражение и вставший на путь самоотвержения, самоиссякания? Он служит тому, что превышает его разумение, но никогда не разминётся с тайной его сердца. Зинаида Миркина погружает читателя в эту тайну, общую для всех; тайну, которая связывает нас друг с другом.

Мы все понесли невосполнимую утрату. Но остались книги, лекции, фильмы, посвященные чете мудрецов, жив их семинар. Померанц и Миркина как духовный феномен представляют собою единое целое, и при этом они удивительным образом дополняют друг друга. Их мысль трезва, их откровения крылаты.

Начиная с девяностых годов Миркина выпустила семнадцать поэтических сборников, каждый из которых тут же становился событием. Сейчас к изданию готовится новый, завершающий сборник. Символично его название: «Открытая дверь». Зинаида Александровна и была открытой дверью. Она обладала небывалым даром полносердечия. Я уверен, что без таких «стержней», как Миркина и Померанц, ни одна культура не устоит, она просто рассыпется, распадется на куски. Такие люди торят дорогу в небо. Внешне они остаются людьми светскими, внутри – глубоко религиозны. Но их религиозность никого не подавляет, потому что она светла и тиха.

Зинаида Александровна покинула нас на 93-м году, Померанц прожил на два года больше. Одно из их наставлений звучало так: «В России надо жить долго».

Вечная память Зинаиде Александровне. Своими стихами она открыла в нас такую внутреннюю тишину, в которой вызревают жизнестойкие зерна добра и света.

    Сентябрь 2018

Небо внутри

Предисловие к книге З. Миркиной «Открытая дверь»

В чем состоит уникальность поэтического творчества Зинаиды Миркиной? В нем отсутствует эволюция. В стихах шестидесятых годов уже открыто то месторождение смыслов, уже услышана та внутренняя музыка, которой Миркина будет верна всю свою жизнь.

В девятнадцать лет на даче она увидела ель, унизанную каплями дождя. Луч пробил тучу, и ель засияла тысячами солнц. И произошла встреча с самою Собой. Душа сбылась. Все стихи Миркиной – это светящиеся капли на той легендарной ели. Глаз может выхватить крупные капли – ошеломляющие, порою не заметить мелкие, какие-то из них посчитать очень похожими, но в каждой капле, в каждом стихе заключена вся отныне неделимая душа.

Безусловно, стиль Миркиной шлифовался. Ее муж и единомышленник российский философ Григорий Померанц был первым слушателем ее стихотворений и поэм, и слушателем весьма взыскательным. Не всё принималось, многое и по нескольку раз переписывалось, но взятому курсу поэт уже не изменял.

Словарь Зинаиды Александровны аскетичен, метафоры не броски. Слова, как указатели на то, что стоит за ними, и не должны пленять воображение, но они способны преобразить душу. У Миркиной огромная читательская аудитория, и это само по себе чудо, потому что Зинаида Александровна никогда не надеялась на то, что ее стихи услышат, что они окажутся востребованы. Стихи-псалмы, стихи-молитвы вовсе не стоят особняком от столбовой дороги русской поэзии, они оригинальнейшим образом углубляют ее русло. Миркина поэт религиозный, но заносчивое доктринерство и показное благочестие напрочь отсутствуют в ее текстах. Ее поэзия – это разговор не о Боге, а с Богом, отсюда ровное, глубокое дыхание стиха. Памятны такие миркинские строки: «К чему ни звала бы эпоха / Зов вечности в сердце не стих – / Важнее глубокого вдоха / Не знаю я дел никаких». И как часто в современной поэзии вдох подменяется вздохом. Пишущий вздыхает по себе, о том, что безвозвратно потеряно. Ничего худого в подобном сетовании нет, но когда оно превращается в кредо, становится как-то неловко.

Даже в последних стихах Зинаиды Александровны, а она писала их, когда была уже тяжело больна, нет ностальгии по прошлому, нет пеней и жалоб. Она до последнего дня оставалась живой, именно жила, продолжая открывать в себе небо.

Подражать Миркиной невозможно, но можно причаститься ее творчеству, можно разделить с Зинаидой Александровной воспетую ею безграничность нашего сердца. А больше всего она хотела бы, чтобы мы полюбили то, что так любила она, – самое главное в нас, то, что не эволюционирует, не меняется, вечное в нас, незыблемое, бессмертное, то, чему нет ни начала, ни конца.

    Декабрь 2018

Этапы духовного пути, или По ту сторону слов

«Слово – только намек на истину, лежащую по ту сторону слов…»[38 - Померанц Г.С., Миркина З.А. Великие религии мира. М.: Издательский дом Международного университета в Москве, 2006. С. 148.]. Мысль эта для Померанца и Миркиной заветная. Она проходит красной нитью через их совместную книгу «Великие религии мира». Наши мудрецы предлагают представителям всех вероисповеданий встретиться в сердце Бога. А это такое место, где нет ничего, кроме любви.

Слово евангелист Иоанн уподобляет Богу. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1). Но тогда что же такое слова? Те слова, что лишь намекают на истину. Я бы сравнил их со строительными лесами. После того как постройка возведена и фасад оштукатурен, каменщики разбирают леса. Конечно, не нужно понимать сказанное буквально. Никому не придет в голову менять порядок слов в молитве. Но слова, когда они перестают рождаться в сердце, начинают умирать и, как сказал поэт, «дурно пахнуть».

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что слово это – Бог.

Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова[39 - Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1988. С. 312.].

    Н. Гумилев
«Слово было Бог». И вот Бога, как некую скалу, мы окружаем своим пониманием. Мы оплетаем Его паутиной прогибающихся мостков, разборных стоек и шатких перил, забыв, что это скала, а не дело наших рук. Если бы скала, оплетенная строительными лесами слов, исчезла, хотя, конечно, это невозможно, то остались бы только многоэтажные и хрупкие конструкции нашего ума.

Философ Чжуан-цзы хотел поговорить с человеком, который бы забыл все слова. Умение забывать – род духовной практики. Если ты не научился забывать о себе в любви, ты превратишься в чудовище. Страшна не смерть, а то, какой ты себе ее представляешь, делая всевозможные предположения. Иногда не делать предположений – это значит молиться, молиться без слов. Бог все устроит. Он знает, что нам надо. Он знает нашу выгоду и видит далеко вперед. А предположения питаются рыбьим кормом нашего крайне ограниченного опыта.

У норвежского поэта Ханса Бёрли, которого Зинаида Александровна открыла для себя в последний год жизни, есть такие строки:

Нам не прочесть письмена елей.