Оборотень

– Тогда они тоже оборотни?

– Тогда тоже.

– Получается, в полнолуние они сразу втроём в волков должны превращаться. Как же они до сих пор друг друга не поуб… не поранили?

Макогон пил чай, и его неотрывный тяжёлый взгляд наконец заставил Птюню потупиться и начать ёрзать в кресле. Та, чтобы не уронить достоинства, принялась с поддельным интересом изучать рисунок.

– С чего вы взяли, что они все трое превращаются именно в волков?

– А в кого тогда?

– Не знаю. Аристарх уходит в лес, и родителей в ту ночь не видит. А когда возвращается, он уже простой человек и встречает дома таких же простых людей.

– А вот этот Аристарх – чем он любит заниматься? У него есть любимое занятие?

– Обычно он ходит в школу, но в полнолуние, стоит лишь первому лучу луны проглянуть сквозь облака, его одежда разрывается, он начинает выть, из пальцев лезут в огромные когти, он превращается в огромного лютого волка, и вот тогда его любимое занятие – это охота на людей.

– А он пытается как-то бороться с собой, пытается остановить себя, стать снова человеком?

– В эту ночь он ничего не понимает. Он не помнит, что когда-то был человеком, а поэтому не знает, что должен с чем-то бороться. Зачем ему бороться с волком, если он сам и есть волк?

– Как же он ходит в школу, если ему четыреста лет, не поздновато ли?

– Ему на вид только пятнадцать – надо же куда-то ходить…

Внезапно Птюня подняла глаза на Сергея. Уверенный и спокойный человеческий взгляд с лёгкостью выдержал волчий и никуда в сторону больше не отводился.

– Вот ты сказал… ты спросил меня, буду ли я с ним дружить. Я сейчас подумала и отвечу «да». Я ведь дружила бы с человеком, а не с волком. Я бы постаралась помочь ему не превращаться в зверя… Я бы помогла…

– Это не в ваших силах. Волк не различает, друг перед ним или не друг, он просто разрывает горло того, кто находится рядом, человека или зверя, и пожирает его плоть. Как только вы окажетесь рядом с ним во время его очередного приступа, участь ваша предрешена…

Сергей не отводя взгляда и не улыбаясь смотрел прямо в глаза школьного психолога.

– Сергей, а для Аристарха наличие полной луны… или просто луны – это обязательное условие для превращения? Подумай, прежде чем ответить.

– Не знаю. Я его потом спрошу.

– Хорошо. И последний вопрос, Сергей: ты сейчас надо мной издеваешься?

– Да, Гузель Рифкатовна, я над вами сейчас издеваюсь.

– Спасибо, Серёж, сейчас уже большая перемена будет через три минуты. Иди сразу в столовую, а потом на уроки. У вас там физкультура, если не ошибаюсь…

III

В столовой Макогон рассчитывал пообедать в относительном спокойствии и одиночестве хотя бы эти три минуты, пока не прозвенел звонок и стая мерзких упырей не ворвалась в столовую из всех кабинетов и коридоров школы. Однако до конца урока ему еду выдавать отказались, и пришлось ждать. Звонок прогремел, возвещая начало шабаша. Почти сразу со всех сторон раздался дикий вой. Послышался топот бегущей толпы, упыри по одному и стайками стали врываться в столовую. В очереди Макогон всё равно оказался первым. Сперва он рассчитывал занять место подальше у окна, но передумал – тогда бы его путь с подносом пролегал через вход, а это было опасно. В помещение столовой каждую секунду кто-то врывался, врезался в кого-то на полном ходу, столы со скрипом сдвигались, а лбы сшибались с сухим треском. Кто-то уже вовсю дрался. Макогон решил не рисковать одеждой и опустился за ближайший стол, одним взглядом согнав рассевшуюся за ним, копошащуюся и пихающуюся мелочь.

Тем временем, толпа прибывала. Нечисть старших возрастов уже не ломилась, а заходила спокойным шагом. Вот явилось вурдалачьё и из его класса. Чупа с Васпом прошли без очереди. Не отрываясь от гаджета перед глазами и ориентируясь в пространстве исключительно посредством эхолокации, заплыла Ставрида, встала в конец очереди и безмолвно повела жабрами. Выставочным конкуром прогарцевали Коваленко и Осипов. Вошла Катя. За ней, не прекращая хрипло переругиваться, Лёлик и Болек. Катя на раздатке положила на поднос тарелки с едой и с подносом в руках встала неподалёку от Макогона – свободных столов уже не было. Катя обвела помещение беспомощным взглядом. Макогон тайком наблюдал за ней. Они встретились взглядами и оба тут же отвели: Катя – из вежливости, не желая ставить человека в неудобное положение, а Макогон до смерти перепугался, что она всё прочитает по его глазам.

Жрать в перед Катей, стоящей с подносом в руках было бы, конечно, верхом сволочизма. Макогон осмотрелся по всему доступному его взгляду периметру – в столовой на неё всем было плевать. Вурдалаки с упоением ругались, дрались за места и громко чавкали. (Она не должна догадаться!) С недовольным видом, прикинувшись раздражённым, что еда сегодня не еда, а помои и вообще нормально ни поесть, полоснув для подстраховки Катю по диагонали лезвийным взглядом, Макогон встал и пошел относить свой незаконченный обед на ленту грязной посуды. Краем глаза он увидел, что Катя приветливо улыбнулась и кивнула ему головой. Сохраняя внешнюю невозмутимость, Макогон спокойным шагом дошёл до дверей столовой, за дверями остановился, перевёл дух, потом подошёл к умывальнику и ополоснул лицо холодной водой.

Она ему улыбнулась. Она его заметила. Она оценила его поступок. Ну, конечно, она догадалась, что он таким способом просто уступил ей место. И она его за это поблагодарила. Умница! Тут произошло невиданное – Макогон стоял и улыбался себе в зеркало. Кто бы увидел, не поверил – Самогон умеет улыбаться. Улыбка, правда, получилась кривой, и человек со стороны навряд ли бы догадался, что Сергею сейчас хорошо, как никому на свете. Захотелось жить! Вдруг захотелось сделать что-то хорошее! Сергей подавил в себе желание немедленно пойти к Гузель Рифкатовне, извиниться и пройти тест как полагается, не придуриваясь. «Обязательно потом зайду, только куплю чай. Надо сделать кому-то приятно. Срочно».

В это время сзади его похлопали по плечу. В отражении зеркала умывалки Сэм с удивлением разглядел выразительное, как строительный шлакоблок, лицо Васпа. Рядом стоял его предводитель и вождила. Последний и заговорил.

– Сэм, короче, дело есть.

– Ну.

– На физру сейчас идёшь?

– Нет.

– Короче, сегодня после уроков зарубаемся с 11-ми классами в баскет на ящик пива, будешь?

– Какой ящик – мы с тобой полгода вместе не играли.

– Не проиграем, не ссы. Они тоже вместе не тренькались. Короче, на физре сейчас отработаем зонную защиту и всё, они потеряются. Они лбы тупые, короче, играть вообще не умеют. Коваленко и Осипов тоже добро дали. Ну, как теперь?

Хоть с Макогоном общаться и не любили, в школе ценили его спортивную сноровку. Особенно в играх с мячом. Недостаток техники Сэм с лихвой компенсировал пониманием игры. Это был цепкий и умный защитник-домосед с классным первым пасом, который никогда бездумно в атаку не лез и не портил игру. Но это же понимание игры подсказывало сейчас Сэму, что зарубаться не сыгравшись со старшаками – затея авантюрная. Тем более, «на корову».

– Не получится отработать. Нохча всё равно заставит с девочками вместе играть.

Учитель физкультуры Резван Арсенович, или Нохча, по какой-то ему одному ведомой причине на уроках всегда делал смешанные команды из обоих полов. Протесты не помогали.

– С Нохчей мы поговорим. Короче, ты согласен. Короче, постанова такая: ты – разыгрывающий защитник слева, Олег – атакующий защитник. Илья – центр, мы с Васпом – форварды: Васп – под кольцом, я – в оттяжке, помогаю тебе в защите. При перехвате мяч играем через тебя, короче…

Обсуждение плавно переместилось в раздевалку. Там расселись у шкафчиков. Слово взял Илья: он рисовал в тетради схемы и объяснял, как действовать персонально против каждого игрока соперника. Сэм чувствовал душевный подъём: сегодня он виртуозно обвёл вокруг пальца психологичку с её тестом, ему улыбнулась Катя, а теперь его, кажется, включили в высшее спортивное общество. Сегодня никаких лёликов-болеков и прочих полупокеров, сегодня будет заруба, и класс представляют только сильнейшие. День складывался наилучшим образом. И всё-таки надо будет зайти к Рифкатовне после физры и забрать Аристарха – уж больно хорошо получился.

IV

Нохча однако же остался непреклонен и команду мечты раскидал по нескольким. Сэм оказался в одной команде с Васпом, Федосеевой, Латохиной Веткой и… не может быть, не может так везти… и Катей. Да, тренировка перед «матчем века» была напрочь сорвана – потом на площадке придётся импровизировать, но какое это имело сейчас значение? Катя была как всегда проста и очень элегантна. Черные чешки, черные короткие шортики и обтягивающая тонкую фигуру белая майка. Как первоклашка! Всё, это всё, что нужно, чтобы подчеркнуть грацию и женственность: простая короткая одежда и спортивное тело – в этом и заключается красота гармонии… или гармония красоты. Черные слегка вьющиеся волосы подобраны, за ухом неизменная прядь. Какая же она ладная! Сэм в очередной раз про себя отметил, что настоящая, глубинная красота не терпит пестроты красок – все они факультативные, второстепенные; всё что нужно для совершенства – это только два цвета, черный и белый. И симметрия тела. Сэм на разминке забылся, наблюдая за Катей. Он бы изучал этот утончённый минимализм не отрываясь до конца урока, но в голове молотом пробило: НИКТО! НИ О ЧЁМ! НЕ ДОЛЖЕН! ДОГАДАТЬСЯ! И он снова стал бросать лишь короткие взгляды, сосредоточившись на контроле мяча. С другой стороны, сейчас у него появилась уже легальная возможность смотреть прямо на своего партнёра по команде, никто ему на это уже ничего не скажет, никто не заподозрит. Это хорошо. Это очень неплохо! Сэм задумался: как бы повёл он себя по отношению к Кате, если бы ему было уготовано судьбой стать вервольфом на самом деле? Нет, он бы её не тронул ни при каких обстоятельствах – каким бы тяжёлым приступ ни был, какой бы полной ни была луна. Он скорее разорвал бы себе грудь когтями, убежал в лес, бросился бы головой вниз с утёса, разбился бы, и никогда возвращался, остался бы на всю жизнь зверем в чащобе – только не причинять ей боль. Тогда бы она затосковала по нему и тихо плакала по вечерам до конца жизни, вспоминая его и коря себя, что не остановила, не осталась вместе. Впрочем, нет, это плохая придумка, никому от неё хорошо не будет. Не согласен он. У истории должен быть счастливый финал. Он встал бы на её охрану, он лежал бы у порога её спальни все ночи, и ни один вампир, ни один мертвец не посмел бы к ней приблизиться. А даже если бы и нашёлся такой слабоумный, то ему пришлось бы иметь дело с самым злым и свирепым оборотнем на свете…

Тем временем, первая пятёрка свой микроматч уже проиграла и покинула площадку. Нохча дал свисток, и команда Васпа вышла на паркет. Против них играли победители предыдущей встречи: Илья, Олег и ещё три девочки. Нохча подкинул мяч вверх. Макогон выиграл у Олега вбрасывание, первым же пасом с центра поля нашёл под щитом руки Васпа, и тот чуть ли не сверху вколотил мяч в корзину. Первый пошёл! Теперь защита. Васп пристроился к Олегу, как к родному. Илья играл по флангу Сэма. Ловкими движениями с отскоком от пола между ног он перебрасывал мяч с одной руки на другую, раскачивая Сэма в обе стороны и выводя его из равновесия. Но Сэм чуйкой понимал игры с мячом. Он давно заметил, что Илья предпочитает при обыгрыше одну и ту же уловку: ложный уход вправо и прорыв с левой ноги, переложив мяч под левую же руку. Катя смотрит – надо сыграть так, чтобы ей понравилось; она должна увидеть, что Сэм не менее ловкий и умелый, чем спортсмен Коваленко; отобрать мяч у него – это уже было бы совсем чересчур, но не подпустить его к кольцу можно попробовать; главное – не уступить в скорости. А Илья будет обыгрывать, Сэм это знал, потому что Олег наглухо закрыт Васпом, а девочки без толку бегали, не решаясь сближаться с парнями. Коваленко, жонглируя в полунаклоне, с грацией танцора раскачивал оборону Сэма. Его непринуждённое владение мячом и лёгкость в ногах невольно вызывали уважение. Профи! Илья сделал шаг вправо, Сэма тоже качнуло вправо. Тогда Илья, молниеносно стукнул мячом об пол, перебрасывая его в левую руку, и рванул вперёд, ловя Сэма на противоходе. Но мяч, отскочив от пола, внезапно нашёл не левую руку Ильи, а правую Макогона. Задумка сработала! Коваленко, рыкнув от досады, тут же бросился в отбор, а Сэм с мячом в руках уже искал глазами убегающего в отрыв Васпа…

В один момент все шумы спортзала разом приглушились, и отчётливо прозвучал лишь один знакомый голос:

– Серёжа, мне!

Сэма оглушило. И сейчас же в помещение спортзала через рабицу окна проглянул прорезавший ткань облаков первый лучик весеннего солнца, который ласково обогрел теплом, до краёв наполнив смыслом существование. Сэм стоял как вкопанный, вытаращив глаза, а Катя в пяти метрах тянула к нему руки, как будто хотела обнять, чёрная, тонкая, ловкая, открытая нараспашку – она смотрела на него, и уголки её глаз смеялись, отражая этот луч надежды, тепла и обретенного будущего. Она его назвала Серёжей. Не Самогоном, не Макогоном, не Сергеем, и даже не уважительным «Сэм», а прямо Серёжей, как близкого человека.

В голове рябило, в глазах прошёл звон. Мир перепутался и остановился. Мяч? Ты просишь мяч? И всё? Хорошо. Я дам тебе мяч. Хочешь, я дам тебе не только мяч… Мяч – это очень мало, я могу больше. Для тебя я могу гораздо больше! Хочешь, я тебе его совсем подарю! Хочешь, я его вообще украду! Я его тебе домой принесу! Да при чём здесь вообще этот несчастный мяч – хочешь, я напишу тебя, двумя цветами, чёрным и белым, и ты увидишь себя настоящую! Дюрер так не смог бы выразить тебя настоящую, как это сделаю я! Да если ты скажешь, я из окна выпрыгну, да я под машину прыгну, да я под трамвай прыгну! Да хочешь, я голым разденусь! Да я тебя до кольца на руках вместе с мячом донесу! А хочешь… А хочешь, я у твоей спальни все ночи сторожить буду! Ни один вампир… Никто к тебе не приблизится! Да я даже не знаю, что ещё… Я за тебя всё отдам! Что тебе, мяч? Да господи, да конечно, да никому больше! Катенька, милая, ты хочешь, чтобы я дал тебе этот мяч? Да конечно, да без вопросов…

– Да на!!!

Грудь рвало на части. От невыраженного чувства злое лицо Сэма перекосило жуткой гримасой. Мимоходом увернувшись от Ильи, он вложил в эту передачу всё то невысказанное, что он хотел ей говорить каждую минуту и никогда не решался вслух, весь земной шар, все снега и реки, школу, Чупу, Птюню, Аристарха, свой любимый мольберт, все выброшенные её эскизы, все сохранённые черновики, все мысли о них двоих, все свои надежды и разочарования, и эту последнюю радость. Сэм с размаху одной рукой что было силы запустил баскетбольным мячом Кате в руки…

После, всё виделось и осознавалось через пелену тумана и какого-то полузабвения; голоса доносились издалека и глухо.