Девяностые

– Нет, – мотнул я головой и попросил: – Можно полистать?

Она протянула мне книгу. Я стал перебирать страницы отвыкшими от бумаги пальцами.

– Интересно. Почитайте, Рома. Такая добрая книга!

Я не смог удержаться от ухмылки. Положил книгу на одеяло.

Посидели некоторое время молча.

– А где ты воду берешь? – спросил я.

– Здесь труба лопнувшая. Я лед накалываю ножиком, и во фляжку. У меня большая фляжка, папина. Я ее кладу на ночь возле себя. Лед растаивает, и пить можно, и умываться.

– Умываться? М-да-а…

Лена посмотрела на часы:

– Десятый час. Пора спать.

Она расстелила тряпки, превратив их в подобие постели. Даже подушки обозначились.

– Ложитесь, – пригласила. – Умыться не хотите?

– Нет, нет! – испугался я. – Пока нет…

С трудом стащил с себя приросшую к свитеру кожаную куртку, глянул на нее и не поверил, что это было когда-то курткой. Помню, я носил ее с гордостью, натирал растительным маслом, чтобы блестела… Теперь же – изодранный, ни на что не похожий, грязный ком… Из-под свитера потек запах мертвечины.

– Ложитесь, Рома, – с улыбкой повторила девочка.

Слышать свое имя было приятно и щекотно.

Я прополз к стене, растянулся на мягких одеялах, накрылся курткой. Лена почистила зубы, погасила свечу, легла рядом.

* * *

Мы не спали, лежали молча. Казалось, что в закутке очень тепло. Как дома… Я ловил дыхание моей соседки, наслаждался запахом зубной пасты, который перебивал этот мерзкий, тошнотворный, трупозный дух, исходивший от меня. И самой девочкой пахло очень вкусно… Мне стало обидно, что все это – в самом конце. Дальше только одно… Я проверил, на месте ли нож, и не сдержался – тихонечко заскулил.

– Что, что такое?! – испуганно спросила Лена, повернулась ко мне. – Что с вами, Рома?

– Это… как это… – зашептал я, не находя слов, – это нервы…

От нелепого слова «нервы» стало еще тошнее. Глаза царапались, из них потекли горячие, колючие слезы.

– Не надо, – она гладила мои похожие на проволочки волосы, утешала: – Не надо, Рома. Ведь всё будет хорошо. Завтра утром придумаем что-нибудь. Все-все будет хорошо! Да ведь? Спокойной ночи.

1992

В новых реалиях

На улице темнело, электрический свет не был зажжен. Егоров находился один в своей однокомнатной благоустроенной квартире. Лежал на диване, не спал.

Старался не думать. Устал от мыслей.

А жена и дочки в деревне у ее матери, там легче прокормиться. Завод четвертый месяц стоит. У Егорова бессрочный отпуск без содержания.

Он лежит и старается ни о чем не думать. Устал…

Бах! Телефон. Еще не отключили.

– Алло?

– Добрый вечер, – вежливый голос. – Александра я мог бы услышать?

– Да, это я.

– Сань, ты?! – Голос обрадовался.

– Извините, а с кем имею?..

– Не узнал? Это Макс! Макс Бурцев!

– А-а, Максим! – обрадовался теперь и Егоров. – Здоро?во.

Они не виделись уже года два. Когда-то вместе учились в политехническом институте, затем сталкивались по работе, одно время задружили было, но вот последние два года даже не встречались. Не получалось.

– Рад, очень рад, что вспомнил…

– Да?.. Слушай, Сань, ты сейчас свободен?

– Как ветер, – хмыкнул в ответ Егоров.

– Отлично! Слушай, помнишь, где я живу?

– Ну конечно.

– Давай ко мне! У меня тут маленькое торжество. Мужская компашка… Приходи, посидим.

– Да я как-то… – Егоров не прочь был немного развеяться, выпить, но, действительно, как-то так вдруг…

– Да ну, Санёк, ты чего?! Давай, тут же два шага. Приходи, Санька, жду!

Егоров согласился.

Одевается поприличнее. Хочет побриться, но не бреется, идет так.

У Бурцева двухкомнатная квартира на третьем этаже пятиэтажного дома. Жена. Детей нет.

Теперь квартира обставлена совсем иначе, чем пару лет назад; еще в прихожей Егоров понял, что переходный период пошел Максиму на пользу.