Зеркала и лабиринты

Я поднялся на тридцать первый этаж, где и жил Фэйд.

– Всё началось здесь… – проговорил я, когда створы лифтовой кабины сомкнулись за моей спиной.

Здесь тоже царило убранство. Более того, видеонаблюдение обеспечивало обзор едва ли не за всем пространством, камеры были расположены так, что «слепых зон» не оставалось.

– Куда вот мог исчезнуть мужчина старше среднего возраста, достатка выше среднего и не без грешка в виде излишнего веса?

Сапфир не отозвался в свойственной ему едкой манере, хотя этот вопрос был для него, что приглашение к «пиршеству» его сарказма.

Квартира, в которой проживали госпожа Сиро и господин Фэйд была отмечена номером 113, и, если бы не первая сотня, то я бы и сам не удержался от саркастического высказывания по поводу «тяжёлой кармы» вокруг известного всем номера.

Я некоторое время стоял напротив двери своей нанимательницы, мне хотелось позвонить, заставив госпожу Сиро открыть. Однако всё, что я мог сообщить ей на данный момент не представляло для женщины никакой ценности.

Я прошёлся по коридору, мой взгляд то и дело впивался в камеры видеонаблюдения, которые немеркнущим оком сверлили меня с самого момента, как я покинул кабину лифта.

Я двигался вдоль коридора, в стенах которого открывались двери в квартиры других обитателей «Скай-Рокет» комплекса, и по мере моего продвижения, плоские люминесцентные светильники вспыхивали над моей головой, освещая пространство вокруг, создавая на полу причудливую тень.

Делая каждый свой шаг я представлял, как господин Фэйд шёл по этому коридору.

– Если хочешь найти пропавшего мужчину за пятьдесят, думай, как мужчина за пятьдесят! – в моей памяти, словно обнажившиеся во время отлива рифы, возникла эта аналогия, вероятно клише столь часто употребляемое в ситуациях схожих с моей. Тем не менее, даже попытавшись представить себя состоятельным мужчиной за пятьдесят, я оказался совершенно неспособен вообразить – как же он мог думать.

– Жена отправила меня за пастой! Я должен поспешить, дабы не откладывать употребление лазаньи в долгий ящик. В моих интересах ворваться в ближайший магазин, отыскать в его лабиринтах полку с макаронными изделиями, вырвать из безликих рядов картонных упаковок одну единственную, которая годится для этой чёртовой лазаньи и проложить путь к кассе! На пути мне повстречаются чудовища, бренно шатающиеся бездельники, жертвы культа потребления, они все будут оттеснять меня от моей цели, но я должен проложить себе путь! А дальше?

Я сам того не заметил, как путь от порога родной квартиры до заветной пасты и обратно принял совершенно сюрреалистический оборот. Если этот Фэйд такой успешный бизнесмен, то неужели простой поход за пастой загнал его в ловушку?

Франц Кафка вот говорил, что решать проблемы стоит предварительно позволив им поглотить себя без остатка[7 - «Я обычно решаю проблемы, позволяя им поглотить себя», так говорил Франц Кафка, в своих письмах к, пожалуй, единственному другу – Максу Броду, благодаря которому у нас и остались работы столь внезапно ушедшего автора (примечание автора);]. А его «К»[8 - Подразумевается главный герой романа «Замок» Франца Кафки, который имеет своей целью встречу с главой замка, управляющим не только сооружением, но и земельным наделом вокруг. Однако, несмотря на все попытки героя осуществить свою задачу, он всякий раз сталкивается с сюрреалистическим препятствием, не позволяющим ему преуспеть и отдаляющим его от исполнения своей цели. Само повествование, в данном романе, напоминает сон, где события отказываются подчиняться логике, отчего обрекают на безнадёжность даже самые логически-выверенные шаги (примечание автора);], в попытках найти путь к хозяину замка, бесконечно терпит чудовищные в своей бессмысленности столкновения с препятствиями, отдаляющими его от выполнения задачи даже тогда, когда столь часто превозносимая логика готова ликовать.

Я вдруг задумался, сопоставляя логику, верную спутницу любого успешного детектива, с ситуацией, в которой оказался господин Фэйд, да и я сам. Эта моя мысль, подкреплённая пришедшими на ум аналогиями, еще нещаднее подтёрла границы между реальностью и сном…

«Бодрствуя, мы идём сквозь сон – сами лишь призраки ушедших времён»[9 - Ещё одна мысль Кафки, положенная в концепцию романа «Замок» (примечание автора);].

Из размышлений меня вывел звук, с которым не особо громоздкая дверь открылась, развернувшись на идеально смазанных петлях. В коридор вышла женщина, одетая в домашний халат поверх какой-то пижамы. На вид ей было лет шестьдесят пять, а скромность её габаритов заставляла задуматься о том, не мумия ли покинув саркофаг облачилась в одежды свойственные сегодняшнему дню. Покоящееся на тонкой шее голова была украшена заметно поредевшими, седыми волосами, которые топорщились во все стороны, а на меня женщина смотрела парой совершенно бесцветных глаз.

Под пристальным взглядом новоявленной незнакомки я почувствовал себя неуютно, и, дабы разрядить обстановку, я поспешил представиться. Женщина выслушала меня, не проронив ни слова. Она продолжала смотреть на меня, как бы проверяя – насколько моя природа соответствовала тому, что я сам о себе говорил.

– Вы можете что-нибудь еще, помимо поиска пропавших людей? – спросила женщина, и я не мог не заметить, как странно прозвучал её голос, словно бы в нём не было никакой конкретной ноты, и, если бы мне пришлось охарактеризовать его, я бы не справился с этой задачей.

Пожав плечами, едва ли, не декларируя собственную беспомощность, я ответил:

– Во многом это зависит от природы вашей проблемы, госпожа… – я специально протянул последний слог, призывая собеседницу назвать своё имя.

– Тёрн, – ответила женщина, ни сдвинувшись с места, ни переставая смотреть на меня, – меня зовут Розетта Тёрн, я живу здесь.

С этими словами, женщина небрежно кивнула в сторону двери, из которой она появилась.

– Очень приятно! – я слегка подался вперёд, имитируя некий зачаток поклона – слегка гипертрофированную форму вежливости. – Госпожа Тёрн. Я здесь по крайне важному делу! Мог бы я задать вам пару вопросов?

Не изменившись в лице, и выждав столь подходящую всему её виду паузу, госпожа Тёрн ответила утвердительно. Я же, не теряя ни минуты, перешёл в наступление.

– Знаете ли вы семейную пару, живущую в квартире 113 на вашем этаже?

Вновь женщина даже не повернулась в направление квартиры.

– Я думаю у бедняжки нет будущего с этим увальнем, – ответила госпожа Тёрн, смутив меня своей прямолинейностью.

– Хотите сказать, что вы не в восторге от господина Фэйда? – уточнил я, понимая, что ответ на мой первый вопрос был положительным.

– Он ей не пара, – ответила женщина, она сознательно не позволяла своим словам звучать громче, чем то было необходимо. – Молодость и старость – две стороны одной монеты, встречаться им не стоит.

Я откашлялся, маскируя таким образом неловкость момента.

– В дни моей молодости, господин сыщик, говорили, что лишь те возрастные мужчины кладут глаз на юных дам, что гонятся за недостижимой более молодостью.

Я оценил слова госпожи Тёрн, затем спросил:

– Вы считаете, что господин Фэйд женился на госпоже Сиро из-за её возраста?

Впервые за наш разговор, женщина позволила себе улыбнуться. Уголки её губ устремились вверх, заставляя «пергамент» её лица покрыться густой сетью глубоких морщин.

– У старины Фэйда есть всё, господин детектив. Разве что утраченные годы, которых ему не вернуть… В погоне за утраченным временем, Фэйд живёт не своей жизнью!

Это заявление показалось мне весьма личным, и чтобы подобное заявлять, как я полагаю, следовало находиться в довольно близких отношениях с пропавшим.

– Госпожа Тёрн, – вновь обратился к женщине я, – вы хотите сказать, что господин Фэйд вовсе не счастлив в своём браке?

– Когда он был ещё мальчишкой, – отвечала женщина, – в его снах витал аромат весны, но со временем всё изменилось.

Я задумался на какое-то время, хотя слова женщины принесли больше загадок, чем ответов. Я вынул из кармана своего плаща блокнот и наспех записал основные тезисы состоявшегося разговора, а когда грифель моего карандаша очертил контур последнего слова, я поднял глаза и обнаружил, что непостижимым образом я очутился в совершенно незнакомом мне пространстве. На полу, покрытом кафельной плиткой с затейливым узором, я стоял не один, госпожа Тёрн была рядом. В следующий миг я различил отдельные предметы мебели, которыми могла быть обставлена квартира, если бы дело было этак лет пятьдесят назад. Книжный шкаф с характерной резьбой, стулья с чрезмерно-широкими спинками, обшитые изящной драпировкой, на которую тоже был нанесён свой узор. Еще чуть вдали, в воздухе, словно замёрзнув в пространстве, висел письменный стол, такие когда-то еще называли «кабинет». Все эти предметы находились в пределах моей видимости, но, в то же самое время, как-то далеко, они неподвижно висели в воздухе, будто бы приколоченные к нему невидимыми гвоздями.

– Госпожа Тёрн, – я обратился к женщине, стоявшей неподалёку, – известно ли вам где мы находимся?

Женщина, неспешно отреагировав на мой вопрос, осмотрелась, и без всякого удивления сообщила:

– Мы в моей квартире, господин сыщик. Здесь немного не убрано, но не позволяйте этому обстоятельству смутить вас, – произнеся это, женщина не совершила больше не единого жеста, а предметы в окружающем нас пространстве, внезапно пришли в движение, все как один, они ринулись на нас, с невероятной скоростью. Я лишь успел представить, что будет в тот самый момент, когда мы столкнёмся с ними, но уже в следующий миг все предметы заняли вполне предсказуемое место в пространстве самой обыкновенной квартиры. Мы стояли в гостиной, размеры которой не производили особого впечатления, особенно после увиденной пустоты, которая еще секунду назад заполняла всё вокруг.

Я не стал расспрашивать госпожу Тёрн, что же именно только что произошло, поскольку понимал, что ответ может вызвать куда больше вопросов, а это было уже лишним, ведь мои поиски господина Фэйда не сильно продвинулись.

Обратив внимание на госпожу Тёрн, я тут же заметил, что женщина с неподдельным интересом смотрит на один единственный предмет в гостиной, которая, по её же собственным словам, должна быть ей хорошо знакома. Это высокие красиво оформленные механические часы. Механизм помещён в деревянную раму, снабжённую резонатором для громкого отыгрыша механической мелодии в назначенные часы работы будильника. Циферблат из красного дерева с золочённой поверхностью снабжён фигурными греческими цифрами от одного до двенадцати. Стрелки, минутная и часовая, тоже декоративные застыли в положении без двух минут двенадцать, при этом не представлялось никакой возможности понять, о котором времени суток идёт речь. В конструкции деревянной рамы предусмотрен альков со стеклянной дверцей, за которой можно разглядеть цепи с металлическими грузами, которые исполнены в форме еловых шишек.

– Госпожа Тёрн, – я подал голос, дабы затянувшаяся пауза была наконец прервана, – с вами всё в порядке?

Женщина даже не посмотрела на меня, зато удосужилась ответить:

– Тот, кто вопреки истинному току времени норовит перевести стрелки назад – обманет лишь самого себя.

Я услышал каждое из сказанных ею слов, однако смысл сказанного продолжал ускользать от моего понимания, и я, скорее всего, продолжил бы биться о непроницаемую «раковину» этой метафоры, если бы не увидел, как с обратной стороны стеклянной дверцы часов, там, где покоились цепи и грузы, не появился человек…. Сперва я отказался верить своим глазам, столь неожиданным было появление человека в целом и этого конкретного человека в частности, но уже в следующее мгновение, господин Фэйд осторожно отодвинул стеклянную дверцу, и воровато озираясь по сторонам, ступил на старый ковёр гостиной госпожи Тёрн. Мужчина выглядел вполне здоровым, он был одет в точности так, как его жена описывала, на момент отправки супруга за пастой.

– Господин Фэйд! – крикнул я, порываясь сорваться с места, но то, как прозвучал мой собственный голос, заставило меня застыть на месте. Так неподвижно я стоял и наблюдал за господином Фэйдом. Он, продолжая опасливо озираться, дотянулся до циферблата старинных часов, которые находились на две головы выше самого мужчины, и уцепившись указательным пальцем правой руки за длинную, минутную стрелку – принялся вращать оную в противоположном часовому ходу направлении.