Пощады не будет

Пощады не будет
Роман Валерьевич Злотников

Грон #5
Местный Владетель по неизвестной причине манкирует своими обязанностями – который год не вмешивается в тотальную войну, охватившую Шесть королевств. И Грону это на руку, как и его заклятому врагу. Черный барон, бывший колонтель Исполнительной стражи Кулака возмездия Великого равноправного всемирного братства, оказался в этом странном средневеково-мушкетерском мире с помощью Белого Шлема, как и Грон, но преследует совсем другие цели и пользуется иными средствами. На первом этапе противостояния Черный барон уже проиграл: Грон не стал его союзником. Впереди – жестокая схватка, создание разведывательных сетей и столкновение двух мощных тактик и стратегий…

Роман Злотников

Пощады не будет

Пролог

– Значит, вы, граф, по-прежнему утверждаете, что не имели никакого отношения к смерти короля?

Грон молча поклонился. Повторять это в сотый раз он не считал нужным. Граф Сакриензен, сидевший во главе стола и на протяжении всего этого спектакля, который назывался очередным допросом, сверливший Грона напряженным взглядом, шевельнул пальцами. На плечо Грона легла рука стражника.

– Идем, – глухо прорычал он.

Подобное обращение можно было считать вежливым. Обычно эти ребята не снисходили до слов, а просто наподдавали арестованному древком алебарды и потом, если арестант не успевал среагировать достаточно быстро, добавляли кованым сапогом. Но Грон числился в благородных, к тому же следствие явно зашло в тупик с доказательствами его вины, так что пока стража с ним особенно руки не распускала.

До комнаты, вот уже неделю являвшейся местом его заключения, Грон добрался через пять минут. Она была в этой же башне, только тремя этажами выше. Похоже, когда-то здесь была оружейная. За это говорила толстенная, окованная железом дверь с прорезанным в ней небольшим окошком и пара небольших окошек под потолком, сейчас забранных толстой решеткой. Ну и само расположение – в башне, этажом ниже стрелковой галереи, а не в подземном каземате. Но решетки и дверь с окошком были единственным, что роднило комнату с тюремной камерой. Впрочем, нет, еще параша. Столь элегантной вещью, как ночной горшок, Грона не одарили, и все свои естественные надобности он отправлял в массивную деревянную бадью, стоявшую в углу у двери. В остальном комната была обставлена вполне соответственно его рангу. У дальней от двери стены стояла кровать, рядом с ней кресло, перед ним небольшой стол и высокий напольный подсвечник на шесть свечей. Надо признаться, по нынешним временам условия содержания были просто царские.

Войдя, Грон расстегнул камзол и, стянув его с плеч, бросил в кресло, после чего вытянулся на кровати, заложив руки за голову. Дознание длилось уже почти месяц. И то, что это было именно дознание, пусть и запутанное, наполненное интригами, клеветой, лжесвидетельством и неприкрытым политическим давлением, а не скорое судилище, просто проштамповавшее уже согласованный сторонами приговор, во многом являлось заслугой принцессы…

– Ваш ангилот, предатель и изменник! – высокопарно произнес наследник герцога Аржени.

Пожалуй, это был миг его наивысшего удовольствия. Но именно миг. Потому что в следующее мгновение раздался ледяной голос принцессы:

– Нет, граф! Я запрещаю вам отдавать свой ангилот этому ничтожеству.

Все замерли.

– Что? – ошарашенно проблеял Эжен.

Но принцесса холодно проигнорировала его овечий взблык. Устремив взгляд на латников, она еще выше вздернула подбородок и, демонстративно игнорируя наследника герцога Аржени, спросила:

– Кто командует этим отрядом?

Латники в замешательстве переглянулись. В тот момент, когда они покидали свои казармы, не вызывало сомнений, что их отрядом командует лейтенант королевских латников лорд Эжен, наследник герцога Аржени, в настоящий момент заправляющего всем королевским советом, но сейчас…

– Ну же? Я жду! – поторопила их принцесса. А затем добавила, подпустив в тон лошадиную дозу презрения: – Или королевские латники уже настолько забыли о верности и чести, что не только терпят в своих рядах труса и предателя, но и позволяют подобным ничтожествам отдавать себе приказы?

Лорд Эжен побагровел так, что казалось, будто еще чуть-чуть, и края шлема, касавшиеся его щек, начнут плавиться. Да как она смеет?!! Но принцесса восседала на коне с таким непоколебимым апломбом, что у него просто не нашлось слов для возражений. О Владетель, все шло совершенно не так, как он себе представлял… Взгляды латников, растерянно перебегающие с принцессы на лорда, а затем на Грона, скрестились на наследнике герцога Аржени и заметно посуровели.

– Я, принцесса. – Высокий латник с роскошными седыми усами наконец решился попытаться хоть как-то разрулить ситуацию, стараниями принцессы принявшую вид тупиковой.

– Прекрасно. – Мельсиль величественно кивнула. – В таком случае, раз в отношении графа Загулема и… – принцесса сделала о-очень многозначительную паузу, – моего жениха королевским советом выдвинуты столь серьезные обвинения, прошу вас принять его ангилот.

Взгляды латников мгновенно переместились с потного и побагровевшего лица лорда Эжена на спокойное и даже этак слегка задумчивое лицо Грона. И он получил возможность полюбоваться чрезвычайно широкой гаммой отразившихся в них человеческих эмоций – от восхищения до зависти и даже сочувствия.

– Кроме того, я прошу вас оградить меня от общества человека, которого я считаю трусом и предателем, пренебрегшим честью и долгом как дворянина, так и королевского латника.

– Да как ты смеешь?! – взвился лорд Эжен. – Ты… мра…

Он задохнулся от возмущения, и принцесса мгновенно воспользовалась возможностью еще больше «развернуть» ситуацию:

– А особенно от всяческих оскорблений с его стороны!

– Ах ты, шлюха!

– Мой лорд! – Латник, вынужденно принявший на себя бразды правления отрядом, тронул коня и выехал чуть вперед, попытавшись встать между наследником герцога Аржени и Мельсиль. – Я попросил бы вас воздержаться от подобных выражений в отношении ее высочества.

Но Эжена уже понесло.

– Прочь с дороги, бестолочь! – заорал он, выхватывая меч из ножен. – Прочь, я сказал, или мой отец отправит тебя на виселицу!

А вот этого говорить не следовало. Королевские латники были элитным полком, спаянным долгой совместной службой и множеством битв, которые они прошли. И несмотря на то что в этом полку считали за честь служить представители знатнейших фамилий королевства, его основу составляли мелкопоместные дворяне, для которых служба зачастую была едва ли не единственным источником существования. Поэтому в полку наличествовала атмосфера высокого воинского братства, тщательно лелеемая каждым латником от рядового бойца до самого командира, которым по традиции являлся сам король. Так что даже такие «временные» латники, как лорд Эжен, вследствие высокого происхождения и вызванных этим всяческих послаблений скорее числившиеся латниками, чем действительно тянущие служебную лямку, должны были ясно представлять себе, к чему приведет угроза отправить на виселицу своего собрата-латника. Однако наследник герцога Аржени очередной раз показал себя высокомерным придурком. Седоусый латник мгновенно помрачнел и негромко приказал:

– К плечу!

Вокруг послышалось змеиное шипение, с каковым тяжелые мечи покидали свои ножны. Лорд Эжен дернулся и затравленно огляделся. Взгляд его всюду натыкался на сурово нахмуренные лица и блеск мечей, строго по-уставному покачивающих остриями над правым плечом в готовности к удару.

– Вы… вам… я вам… ну погодите же! – злобно прошипел он и, развернув коня, бросил его в галоп.

Когда топот копыт затих, седоусый латник отвесил легкий поклон принцессе, а затем повернулся к Грону и произнес:

– Граф, я надеюсь, вы, как благородный человек и… – Он слегка запнулся, но затем все-таки произнес: – Жених ее высочества, проявите благоразумие и соблаговолите отдать мне свой ангилот.

Грон молча кивнул и, выметнув из ножен ангилот, подал его латнику рукояткой вперед. После всего произошедшего опасности, что его не довезут живым до Агбер-порта либо сразу по приезде тихонько придушат в дальней камере, больше не было. Он сам не смог бы разложить ситуацию лучше, чем это только что сделала принцесса. Мгновенно оценить обстановку и всего лишь в десятиминутной интерлюдии практически перетянуть на свою сторону лучший полк королевства, выбить из всех раскладов одну из ключевых публичных фигур, каковым, несомненно, являлся лорд Эжен, да еще и заставить лагерь противника хоть в тактическим плане, но перейти от обвинений в трусости и предательстве к обороне… это надо было суметь. Впрочем, Мельсиль пока не собиралась останавливаться.

– Благодарю вас, мои верные воины, – заговорила принцесса, едва лишь ангилот Грона оказался в руках седоусого. – Я не сомневалась в вашей верности трону и королевству. И мне радостно, что я не ошиблась. – Она потупила глаза и коротко вздохнула. – Я вижу, что история предательства того, кто столь не по праву носит ваши доспехи, и моего пленения еще не достигла ваших ушей во всех подробностях. Ибо иначе, я не сомневаюсь, вы бы никогда не позволили ему продолжать числиться в вашем полку. Но я обещаю завтра же лично прийти в ваши казармы и рассказать о том, почему граф Загулема и мой жених был вынужден оставить заботы о своем домене и лично отправиться вызволять меня из застенков, в которые привело меня это предательство. Именно тогда я смогла оценить его доблесть и мужество, поразившие меня в самое сердце.

Взгляды латников снова скрестились на Гроне. И на этот раз восхищенных было намного больше. Да-а, судя по первичным реакциям, озвученная лордом Эженом версия о его причастности к отравлению короля и попытке узурпации власти не пользовалась безоговорочной поддержкой. Интересно, кому, сколько и чего пообещал герцог Аржени за собственную поддержку, чтобы эта версия вообще была принята как рабочая?

– Я прошу вас, господин…

– Сержант Каргей, ваше высочество, – услужливо подсказал седоусый.

– Да-да, спасибо, маркиз Каргей. – Мельсиль, невинно взмахнув ресницами, очаровательно улыбнулась, заставив всех латников замереть от восхищения (а новоиспеченного маркиза Каргея от двух причин сразу). – Я прошу вас отправить вперед посыльных, дабы передать моим фрейлинам приказ немедленно собраться в моих покоях. А также просьбу барону Шамсмели, вашему командиру, поскольку я осталась единственной представительницей королевской фамилии, встретить меня как подобает при прибытии члена королевской семьи, выведя королевских латников на улицы столицы.

Грон мысленно усмехнулся. Да уж, после подобной встречи, да еще после того, что порасскажут о только что произошедшем остальные латники, у заговорщиков не будет практически ни единого шанса заставить столичный гарнизон пойти наперекор воле принцессы. А уж когда она выступит в казармах латников… Оставалось задуматься, на что вообще рассчитывали заговорщики. Хотя если основным источником информации о принцессе, Гроне и Черном бароне для заговорщиков служил лорд Эжен, пожалуй, удивляться не стоило. Ибо в интерпретации наследника герцога Аржени мир был устроен так: в центре на белом коне (троне, носу корабля, самой высокой башне) он сам, а вокруг мелкие презренные людишки, счастливые, если он обращает на них свое благосклонное внимание, и пребывающие в страхе и панике, если чем-то вызвали его неудовольствие. Оставалось только удивиться тому, что герцог Аржени не знал о столь однобоком восприятии действительности своим наследником.

Впрочем, не исключено, что он и сам страдал чем-то подобным. У представителей столь богатых и знатных родов это отнюдь не редкость. Сами по себе богатство и знатность, то есть сильные стартовые условия, как раз наоборот, сильно ухудшают возможности развития и воспитания воли. И если старшее поколение этого не учитывает и не пытается как-то купировать, из младшего вырастают знатные придурки, не способные ни адекватно оценить ситуацию, ни справиться с мало-мальски серьезными вызовами… Впрочем, до поры до времени это совершенно не мешает им наслаждаться жизнью. Как говорится, бегемоты обладают чрезвычайно слабым зрением, однако в связи с их массой и размерами это не их проблема. Но именно до поры до времени…

Грон проснулся оттого, что кожа лица ощутила ток воздуха. Это могло означать только одно – что кто-то открыл дверь. Но дверь его комнаты-камеры всегда открывалась с жутким скрипом заржавленных петель, от которого Грон несомненно проснулся бы. И если этого не произошло, значит, некто, открывший дверь, специально озаботился тем, чтобы Грон не проснулся от скрипа. А отсюда следовал вполне логичный вывод о том, что этот самый «некто» проник в его камеру с явно враждебными намерениями. Не сказать, чтобы Грона это удивило. В конце концов, за последнюю неделю даже до самых тупых (к каковым явно относилась вся семейка Аржени) уже должно было дойти, что простая и на первый взгляд элегантная двухходовка с отравлением короля и обвинением в этом преступлении Грона окончательно забуксовала. И если не предпринять неких дополнительных усилий, вся наспех сляпанная конструкция, призванная одновременно перераспределить власть в королевстве и устранить возможного конкурента, непременно рухнет. Причем с большой долей вероятности погребя под собой ее незадачливых конструкторов. Ибо все шло к тому, что, несмотря на все приложенные усилия, Грона все-таки оправдают, а смерть короля суть такое преступление, виновные в котором непременно должны быть названы.

К исходу второй недели дознания уже мало у кого оставались сомнения, что принцесса и примкнувшие к ней граф Эгерит, барон Экарт и еще несколько аристократов, давно знакомых с ним, с ее высочеством и прекрасно осведомленных о ее истинном влиянии и положении при дворе ее отца, а также о ее возможностях и способностях, не просто намерены доказать вину истинных убийц короля, но еще и вполне способны воплотить это намерение в жизнь. Так что у инициаторов этой злополучной двухходовки просто не было выхода, кроме как попытаться, так сказать, разрубить гордиев узел. Например, превратив основного обвиняемого в молчаливый труп. На который было пока еще возможно (хотя уже и не очень удобно) списать все грехи. А то он не только оказался слишком уж неуступчивым по отношению к уже почти опознанным всеми, но пока еще осторожно не озвученным вслух «доброжелателям», так по-доброму, но настойчиво подталкивающим его к плахе, да еще и, как выяснилось, успел обзавестись весьма влиятельными сторонниками, число которых к тому же увеличивалось с каждым днем дознания… В конце концов, Грон был пришлый, не значился ни в каких раскладах, и, по расчетам инициаторов двухходовки, с его устранением коалиция по его защите, сложившаяся, на их взгляд, совершенно стихийно, должна была распасться сама собой. А если есть труп, на который можно списать все грехи, то в дело вступают уже другие резоны. И поле для торговли резко расширяется.

Готовиться к подобному развитию событий Грон начал еще неделю назад, просчитав, что количество вариантов сего действа весьма ограниченно. Причем он больше грешил на яд. Более того, за сегодняшним ужином ему показалось, что поданное вино излишне заправлено пряностями. Как будто кто-то хотел специально посильнее забить вкусовые рецепторы. Поэтому он аккуратно сплюнул уже набранный в рот глоток обратно в стакан, а затем, улучив момент, когда за окошком двери не маячило лицо стражника, аккуратно вылил весь кувшин в парашу. Однако, несмотря на то что весь вечер он провалялся на кровати, имитируя то ли сон, то ли смерть, за все прошедшее время никто не пытался зайти к нему в камеру и проконтролировать, как подействовал яд. Так что Грон уснул спокойно. Но, как теперь выяснилось, даже если яд и имел место, люди решили подстраховаться…