Сердце Башни

Крестьянская жизнь – она такая. Пока сам в поле выходишь – глава семьи и хозяин, а как сил за сохой идти не станет – так марш на полати, и не мешаться тут под ногами у нового хозяина… Но батя покамес, еще вполне в силе, так что ждать сего момента можно до морковкина заговения. Ну, ежели оный момент как-то не поторопить…

Но после того, что Аксил повидал в ватаге, его такая жизнь теперь уже никак не прельщала. Одно то, что он держал в руках не медь, а серебро, уже делало его по меркам деревни настоящим богачом. Ну не видит крестьянин серебра в руках, особенно в таких далеких, глухих деревеньках, как та, в которой вырос Аксил. Не бывает его в тех местах. Даже ежели крестьянин и покупает какой товар, за который имеет смысл платить серебром, все одно он либо медью расплачивается, либо, да и даже чаще всего, берет его на обмен: за зерно, шкуры, копчения, сушеную ягоду аль грибы. Дашь на дашь. Как отец железные товары брал – за медь и копченые медвежьи окорока, да еще и орехами с сушеной ягодой доложил. В тот год они с сестрами много насобирали…

А каких баб ему удалось за это время попробовать! Он таких в деревне и не видел никогда. Особливо ему нравились купеческие дочки. Сладкие, мягкие, пышные… И не особо буйные. Нет, попервоначалу, когда только за подол ухватишь – орут так же, как все остальные, зато когда уж… это… ну-у… того – так только повизгивают и стонут. Ну, или дышат. Шумно и жарко. И руки у них куда мягче, чем у крестьянок. И пятки тоже… А вот дворянки не понравились. Во-первых – худые. Во-вторых – злющие. И дерутся. Даже когда уже того… Одна его как-то даже за сосок укусила. Бо-ольно. Рубаху на груди порвала и как зубами – хвать! Ох, он и взвыл тогда… и кинжалом ее ткнул. А после получил по ушам от атамана. Тому как раз такие буйные больше всего по душе были. Ну любил он, когда бабы под ним орали и дергались…

Так что с тех пор Аксил старался дворянок обходить. Уж лучше какую крестьянку завалить, нежели этих бешеных. Пусть с ними лучше вон дядька Илим развлекается, даром что сам едва благородным не стал. Ну, как говорит. Мол, ему, в случае победы, дворянскую грамоту обещали. Как и всем остальным онотьерам. Но не свезло… А нам и купеческих хватит.

В этот момент кашевар заколотил ложкой по краю большого казана, в котором варилась похлебка, и ватажники, до сего момента в основном валявшиеся по норам, полезли наружу.

– Савсэм никаго нэ видель? – поинтересовался у Аксила, когда тот, набрав в миску похлебку, уселся обедать, бородатый южанин по имени Углуз, появившийся в банде после налета на караван каторжников около года назад… Тогда они налетели на этот караван для того, чтобы отбить несколько своих ватажников, попавших в руки судейских, когда они повезли рухлядь в город скупщикам краденого. По слухам, кто-то из купцов углядел на их телеге свой товар, который пропал из разграбленного ватагой купеческого каравана, и вызвал стражу… Ватажников тогда удалось отбить. Но как раз после этого им на хвост сели егеря – вследствие чего довольно скоро от ватаги остались рожки да ножки. Потому-то атаман Илим и принял решение уходить на новые места. Да куда подальше – в глушь, рассчитывая, что уж здесь-то их егеря искать не будут, и им удастся отсидеться. И оказался прав. Егеря-то не искали, но и добычи здесь тоже почти не было. За два последних месяца взяли всего дюжину одиночных телег и один скудный торговый караван, типа тех, которые когда-то ходили в родную деревню Аксила. А нынче, судя по не слишком-то густому навару сегодняшней похлебки, и с дичью в окрестном лесу так же начались большие проблемы. Повыбила ватага дичь.

– Нет, – коротко отозвался Аксил и зачерпнул ложкой похлебку. Углуз тяжело вздохнул и помотал головой. Аксил едва заметно, насмешливо скривился. Южанин был одет в крестьянские обноски и последние пару недель отчаянно мерз. И это сейчас! А что будет, когда погода окончательно испортится?

– Ну что ж, браты, – солидно начал атаман Илим, когда большая часть ватаги наелась. – Думать надо, что нам теперь дальше делать.

– Уходить надо… – тут же закричал кто-то, и тут же все остальные загомонили: – Нечего здесь сидеть… Точно… Ни серебра, ни хабара, ни рухляди… А ведзь зяма скоро… Голы-босы ходим…

Атаман некоторое время молча слушал эти многочисленные выкрики, а затем эдак солидно, на весь овражек вздохнул и почесал башку.

– Ну, эт-то ясно, – тут атаман снова вздохнул. – Уходить-то нам по-всякому надоть. Но вот куда? Тут Пупень правильно сказал – зяма скоро. А мы свое серебро уже прожили. Да и с рухлядью тоже не все ладно. Ни у кого, почитай, зимнего нету…

Это было правдой. По ватажьим традициям зимнюю рухлядь по весне следовало скинуть скупщикам, а полученные деньги – пропить. Потому как ватажная доля такая: никто не знает – доживет ли он до будущей осени, либо сложит буйну голову еще летом. Да и вообще, кто его знает, что с зимней рухлядью летом случится. Мож спортится – в лесу же сундуков для одежды нет, а мож бросить придется, если стража или егеря прижмут. Да и даже если и ничего с ней не случится, ее что, все лето за собой из лагеря в лагерь на своем горбу таскать? Глупость какая! Так что как только нужда в зимней одежде пропадала – пропадала и она сама. Ну а как в ней снова нужда появлялась – она и появлялась. По-разному: кто покупал на снятое с жертв серебро, а кто и этим не заморачивался, предпочитая снять необходимое с трупов караванщиков очередного купчика. Ну, или с самого купчика.

– …так что прежде чем нам на зимнюю лежку уходить – все одно надобно караван-другой брать. Вот я и спрашиваю – куда пойдем? – подытожил атаман.

И ватага призадумалась. В принципе, идти было куда. В двух дневных переходах на восток по той дороге, у которой они ныне обретались, располагался не то чтобы очень большой, но и не совсем маленький городок Батрум. Туда идти было, в общем, безопасно. Городок, как уже упоминалось, был не очень большим, и потому ни постоянного гарнизона, ни, уж тем более, команды егерей не имел, так – местное ополчение. Ватаге в его окрестностях ничего особенно не угрожало, но и добычи там тоже особенно богатой быть не могло… Нет, зимнюю рухлядь там раздобыть было можно. Да и даже очень просто. В ватаге ныне насчитывалось уже почти четыре десятка разбойников, так что им достаточно было просто подойти к воротам и стребовать с городка все необходимое в виде откупа.

Нет, полной уверенности в том, что непременно дадут, конечно, не было, но, как правило, такие городки старались со столь крупными ватагами отношений не обострять, а откупаться. Ну, а если заупрямятся… что ж, ватаге достаточно было засесть в близлежащем лесу и пощипать дюжину-другую везущих в городок свои товары окрестных крестьян, и все упрямство у городского совета, как правило, мгновенно проходило. Ну не может город существовать без торговли с окрестным населением! А какая может быть торговля, ежели что пешие путники, что крестьянские телеги до городка добраться не могут. И конвой ополчения из городка не отправишь. Во-первых, непонятно куда – кто его знает, в какой из местных деревенек народ нынче в город собирается. Здесь же не Агбер, где, как говорят, голубиной почтой все, кто ни попадя, от аристократа до крестьянина, могут воспользоваться. Да и там, скорее всего, до деревень эта почта еще не дошла, хорошо, если все города охватила… Во-вторых – это ж ополчение. Они ж все там отнюдь не воинским ремеслом на жизнь зарабатывают. Им даже на пару дней от своих лавок и мастерских оторваться – значит деньгу потерять! Нет, ежели ватага, либо еще какой супостат, под стены городка подойдут, так ополчение обязательно на стены полезет. А вот идти куда-то, да защищать кого-то, кто еще и не из их городка… очень сомнительно. Не для того городское ополчение предназначено.

Так что, если прикинуть одно к другому и разделить на третье… скорее всего, Городской совет откупится. Все одно меньше потеряет, чем если ватага на пару седьмиц около Батрума задержится и на все это время торговлю городу порушит. Дешевле выйдет…

Но этот вариант ватажникам не шибко нравился. Да, простой. Да, безопасный. Но и полунищий какой-то. А на что осенний загул устраивать? Это ж святое дело – перед тем как засесть на какой-нибудь мызе или на дальнем хуторе, заявиться в какой-нибудь город и устроить буйный загул. И обязательно за деньги! То есть полностью оплачивая все съеденное, выпитое, шлюх, сломанную мебель, разбитые морды и так далее… Впрочем, у Аксила было предположение, что дело не столько в том, что непременная оплата была такой уж фишкой. Просто ежели в городе не платить, тебя быстро выкинут. И это в лучшем случае. А то можно еще и очень просто угодить в какую-нибудь городскую каменоломню – долг отрабатывать. Это тебе не в придорожном трактире бражничать, городская стража вмиг вразумит… Но все равно, сам факт того, что ты, все лето ныкавшийся по лесам и увалам, грабивший людишек и бегавший от стражи и егерей, вот так гордо сидишь за столом и швыряешься серебром, сильно грел разбойничьи души. Поэтому осеннего загула хотелось всем.

– Атаман, можа того, к Зублусу двинем, на тракт? – робко предложил кто-то.

– Ты чего, совсем опупел?! – заорали на него. – Ты еще в Загулем предложи сунуться!

– А я чего, я ничего, я так, предложил просто…

– Хм?м?м, – задумчиво протянул атаман. И все тут же замолчали. Илим некоторое время сидел, молча морща гладко выбритый череп, а затем снова произнес:

– Хм-м… к Зублусу, говоришь? А что, можно попробовать.

– Так это, атаман, там же это… Зублус же под онотой… ну-у… регента Агберского… – робко протянул кто-то.

– И что? – усмехнулся атаман. – Сколько там от той оноты-то? Сотня? Ну, две? Оноты-то той уже даже в Загулеме хрен да ни хрена. Регент свою оноту уже давно по всяким делам раздергал. Так что все в тех краях на их старой славе держится.

– Дык не на пустом месце слава-то образовалася, – опасливо произнес Пупень. – Да и нам ня то, что сотни, нам и полусотни на всех хвациц. С галавой.

– Эт точно, – согласно кивнул головой атаман. – Да только у них там уже который год тишь да благодать. Никто не шалит. Так что навряд ли, я думаю, онота шибко патрули рассылает. Незачем… А вот караваны там жи-ирныя ходят. Ой, жирныя. Там, коль повезет, и без хабара обойтись можно. Одной караванной казны на осенний загул хватит. Так что поднимем столько, что осенний загул хоть в Агбер-порте отгулять сможем.

Ватажные возбужденно загомонили. Нет, к последним славам атамана все отнеслись как к хвастовству. Лезть в пасть даже не к волку, а к самому, считай, костяному псу, за какового в среде разбойников почитали регента Агбера… нет такого приключения нам не нать. А вот за один налет поднять столько, чтобы это стало возможным хотя бы теоретически… это да. Это славно.

– Так что, браты, любо вам мое решение? – чуть возвысив голос, чтобы перекрыть начавшийся гомон, спросил атаман.

– Любо!.. Так ест!.. Задесц!.. – послышалось вокруг.

– Ну а раз так… – тут атаман сделал паузу, огладил бороду, нарочито передернул плечами, как бы показывая, что ему зябко, и задумчиво произнес: – Значит седни можна и чуток согреться. Ну, коль мы все…

Закончить ему не дал восторженный рев, после которого сразу несколько ватажников вскочили на ноги и бросились к дальнему отнорку, расположенному рядом с той, даже не норой, а уже вполне себе небольшой пещеркой, в которой квартировал атаман. Потому что именно там был сложен «общий хабар», доли от которого должны были распределяться после его продажи, в состав которого входили и запасы спиртного… Илим был опытным атаманом и потому держал спиртное под жестким контролем. В ватаге было установлено жесткое правило, согласно которому пока ватага находилась во временном лагере неподалеку от дороги, пить было категорически запрещено. Впрочем, ватажники относились к этому с пониманием – не хватало раскрыть засаду на жирный караван вследствие того, что кто-то из ватажников не вовремя заорет по пьяни…

Пьянка началась сразу же и с энтузиазмом. По рукам пошли бурдюки и глиняные бутылки с вином и настойками, а сам атаман откупорил себе стеклянную емкость с агберским «коньяком». Из чего делался этот напиток, руку к созданию которого, по слухам, приложил сам регент, никто точно не знал, но этот самый «коньяк» уже давно считался напитком аристократии. Уж больно был духовит и заборист.

Аксилу досталось не много – где-то с полбутыли кагберского. Остальное высосали старшие, так сказать, товарищи. Впрочем, Аксил не был этим особенно расстроен, поскольку вино не сильно жаловал. Его с него жутко пучило – чаще если пил на пустой желудок. На полный он мог себе позволить выпить немного. А вот Пупень наклюкался в сисю. Впрочем, он на это дело был слаб, и чтобы ужраться вусмерть ему было достаточно одной бутыли.

– Ты?ы?ы… маа-адой, – едва шевеля языком, поучал он парня, – стааших суушать доожон… а ты… ето… нетути… неетуути в тебе ето… ув… уважж… ик… – Пупень вздрогнул всем телом, нахмурился, но собрался с силами и закончил-таки: – Уважжжения у тебя неее… ик… – похоже, последние слова окончательно исчерпали силы ватажника, потому что, закончив предложение, он еще раз грозно икнул и упал рядом с костром. Аксил усмехнулся и сделал глоток из почти опустевшей бутылки. И в этот момент его хлопнули по плечу и негромко произнесли в ухо:

– Иди за мной.

Молодой разбойник молча вскочил и двинулся вслед за своим атаманом, который не торопясь шел сквозь возбужденную толпу ватажников, благосклонно кивая на восхищенные выкрики в свою сторону, раздававшиеся со всех сторон.

Илим остановился у входа в свою пещерку и, окинув взглядом гудящий бивуак, молча мотнул головой, приглашая Аксила войти внутрь.

– Значит так, молодой… – прищурившись начал атаман, когда они устроились на охапках сена в дальнем от входа углу пещерки, – завтра поутру двинешь в Зублус. Там остановишься в… – где ему нужно было остановиться, Аксил так и не успел узнать. Потому что атаман внезапно оборвал свою речь и замер, прислушиваясь. Молодой ватажник тоже невольно прислушался. Потому что гулкий гомон, повисший над бивуаком, внезапно стих, и снаружи пещерки повисла полная тишина. Но ненадолго. Прошла всего пара мгновений, и снаружи послышался тонкий, дрожащий возглас. Вернее даже не возглас, а выдох:

– Бездушные…

Часть I

Бесплодные поиски

1

– Благодарю вас, граф, ваш доклад был, как всегда, просто блестящим, – благодарно кивнул Грон.

Граф Эгерит улыбнулся и, закрыв папку, опустился на свое место. Грон окинул взглядом всех сидящих за большим столом и спросил:

– Итак, у кого есть вопросы?

Вопросов не было.

– Тогда, благодарю вас всех и не смею больше задерживать.

После этих слов все сидевшие за столом задвигали стульями, поднимаясь и обмениваясь негромкими фразами. Грон, сидевший во главе стола, так же поднялся с кресла и, коротко кивнув расходящимся, нырнул в небольшую дверь, находившуюся сразу за спинкой его кресла. Там находился его рабочий кабинет, примыкавший к зале для совещаний, в которой только что закончилось текущее заседание кабинета министров.

В рабочем кабинете его ждал Шуршан.

– Ну, чем порадуешь? – устало поинтересовался Грон. Шуршан вздохнул и повел плечами.