Пушки и колокола

– Такого зениха и потоштать не глех, – вставил словцо Никодим.

Булыцкий не стал развивать полемику, но, лишь хмуро глянув на образа, первым вышел в сени, занимать свое почетное место. За ним, перекрестившись, двинулись остальные и, рассевшись по саням, двинулись в путь, за невестой.

В этот раз ехали медленнее; народу уж больно много было, желающего дорогу перегородить да выкуп потребовать. Так, мало-помалу и двигались, пока наконец не подкатили к дому Тверда.

– Добро пожаловать, гости дорогие! – на крыльцо неторопливо вышел наряженный во все лучшее, в том числе и в шикарную свою душегрейку Тверд. – Жених на зависть: смекалист, рукаст! У самого Великого князя Московского на счету хорошем. Ну, так и мы, – усмехнувшись, продолжал встречающий, – не лыком шиты. У Дмитрия Ивановича тоже – в почете. А коли так, то и благословление роду новому. Милости просим! – распахнул он дверь, приглашая войти внутрь.

Чуть замявшись, чтобы откупиться от собравшихся зевак, жених с большими боярами вошли в дом невесты.

– Смелее, Никола, – Милован в спину подтолкнул замешкавшегося на входе товарища. – Давай же, – шепнул он пенсионеру. А потом уже громко, чтобы услышали все собравшиеся, добавил: – А места, чай, княжьи готовы?!

– Готовы, – уперши единственную уцелевшую руку в бок, отвечал брат. – Княгиня уже, вон, стосковалась по суженому своему, – кивком указал он в сторону стоящей чуть поодаль невесты с распущенными косами. – Бог с вами и благословление братово, – поклонившись, он указал молодым на их место за столом: в углу напротив красного.

Короткое застолье, и вот уже свадебный поезд направился прямиком к Чудовой церкви, где и было запланировано таинство.

Уже подкатив к зданию, остановились: не сразу решив, как быть Тверду с Милованом и пришедшим на таинство Дмитрием Ивановичем с братом. Впрочем, заминка та ненадолго была. Принимая во внимание возраст жениха с невестой, то, что оба – вдовцы, а также заслуги мужчины перед княжеством, решили: зайдут все вместе.

Высокий статный священник затянул тягучий торжественный молебен: «Благослови Владыко», после которого начался следующий, а потом – и третий. Закончив с молельной частью, служитель, взяв в руки кольцо Алены, легко и грациозно надел его на грубый палец Николая Сергеевича: «Обручается раб божий Николай рабе божией Але-е-не!» Потом с достоинством проделал то же самое и надел кольцо на пальчик невесты: «Обручается раба божия Алена рабом божьим Ни-ко-ла-а-а-а-аем».

Закончив с кольцами, святой отец постелил перед ногами молодых ярко-красное шелковое покрывало, на которое, почему-то поколебавшись, под звуки витиеватого псалма, встал глава семьи – Николай Сергеевич Булыцкий. Следом за ним на полотно поднялась и невеста.

Почувствовав над головой какое-то движение, Николай Сергеевич, подняв глаза, увидел, что над ним и над его невестой Милован и незнакомая ему женщина держат по венцу. Представив, каково сейчас коренастому, но в то же время невысокому Миловану, трудовик едва заметно усмехнулся. Непросто бедолаге, вытянувшись, держать украшение-то! Особенно с учетом того, что пенсионер на полголовы выше товарища. Эта нечаянная усмешка хоть и была практически незаметна, но не укрылась от присутствовавшего на таинстве диакона, неодобрительно качнувшего головой.

Отстояв службу, молодожены ненадолго расстались: Аленку увели в сторожку, где переодели в наряд замужней женщины, заплели косы и повязали повойник, лишь после чего отпустили обратно к жениху.

Еще раз перекрестившись, молодожены покинули церковь и под поздравительные выкрики гостей и сбившихся к самой церкви нищих оборванцев торжественно уселись в поджидавшие их сани свадебного поезда.

– Во славу божию!

– Долгих лет!

– Совет да любовь!

Истово крестясь, нищие хриплыми голосами выкрикивали поздравления, неуверенно топчась вокруг саней и не решаясь прямо просить милостыни. Готовый и к такому обороту, верный Милован живо распотрошил мешки с угощениями и незамысловатыми подарками.

– Налетай, честной люд! – подбоченясь, задорно крикнул он. – За здравие молодых молитвы вознесите! – Толпа пришла в движение. Подавшись вперед, горемычные потянулись к раздающему гостинцы благодетелю. Крестясь и кланяясь в сторону Булыцкого с Аленой, они, приняв дары, торопливо осеняли себя знамениями и, отвешивая серии поклонов в сторону храма, прижимали угощения к груди и куда-то исчезали.

– Гляди, отроков сколько, – задумчиво почесав аккуратную бороду, прогудел пенсионер.

– Так ведь во время похода Тохтамышева народу посекли, – невесть как услышав замечание товарища, отвечал бывший лихой. – Да и на новых местах холопов да смердов страсть сколько поперемерло, – уже совсем угрюмо добавил он.

– Да, дела… – угрюмо пробубнил пришелец. – Рук-то сколько ладных пропадает.

– Н-но, родимая! – азартно прикрикнул Милован, подстегивая лошадей. – Ты о других поменьше кручинься; особливо сегодня! Воля на все Божья! Знать, за грехи испытания!

Сани тронулись, оставляя позади почтительно притихших оборванцев.

– Чего смурной такой, Никола? – впервые за все время обратилась Алена к теперь уже законному мужу.

– Все ладно.

– Чего придумал опять? – улыбнулась в ответ женщина.

– А? – не сообразил мужчина.

– Голова толковая-лад, к голове той руки-клад, а как женка появится, так и Бог в помощь.

– Складно говоришь, – усмехнулся в ответ трудовик. – Умна, я гляжу.

– Муж без жены – что птица без воздуха, – потупившись, отвечала Твердова сестрица. – Муж – сила, женщина – мудрость. Друг без друга хоть и можно, да все равно вместе сподручней.

Булыцкий промолчал, но лишь про себя отметил, что Алена – женщина ох какая непростая. А поняв, мысленно отблагодарил и Дмитрия Ивановича, и Киприана, и Тверда за то, что именно на нее пал их выбор.

Покружив по узеньким улочкам, запутывая следы[17 - Одна из примет свадебного обряда – возвращаться другой дорогой, чтобы не сглазить.], уже через Никольские врата двинулись к дому жениха, где еще со вчерашнего дня суетилась челядь, готовясь к свадебному торжеству.

– Э-ге-гей, Никола! – расхохотался возница. – Женка, что калита, чем к телу ближе, тем покойней! К себе прижимай, да глаз не спущай! Голубица полюбится, а там и детки и род новый, что и боярам на зависть родовитостью своей бахвалящимся! – Под эти прибаутки сани буквально ворвались во двор Николиного хозяйства. – Тпррру, родимые! – дружка лихо осадил лошадей, остановив их прямо перед крыльцом. – Мед сладкий – боярам большим, пиво хмельное – малым! – как диджей на дискотеке, без умолку голосил бывший лихой, приводя в движение все вокруг. – Без хмелю и свадьба – не свадьба, и веселье – не веселье. А хмелем – и сласть, и страсть, и хворь поутру! Ты, Никола, не робей! – подбодрил тот замешкавшегося товарища. – Невеста – из дома отчего уже ушла, так и в свой веди, да не тяни! А вы, – прикрикнул на сгрудившуюся у крылечка челядь, – а ну встречайте гостей дорогих, али не рады?!!

Живо соскочив на снег, преподаватель подал руку, помогая выйти супруге. Управившись, они двинули на крыльцо, где их уже, расстелив под ноги красную дорожку, встречал собравшийся люд. Рассыпаясь в благословлениях и поздравлениях, пришедшие на торжество принялись щедро посыпать молодых злаковыми, желая благополучия и достатка.

– Ну, Алена, вот и дом твой теперь, – показывая внутреннее убранство готового к застолью жилья, коротко представил мужчина. – Тебе хозяйкой здесь быть.

– Эгей, хозяева, – снаружи раздались задорные крики и свисты. Молодые вышли во двор, куда только-только подкатили сани князей и еще одни с совершенно незнакомым преподавателю богато одетым боярином со свитой.

– Здравствовать вам, гости дорогие, – поклонившись, молодожены приветствовали вновь прибывших. – Хлеб-соль!

– Ну, Никола, доволен, а?!

– Спасибо, князь. Доволен.

– Ну, так дары принимай! – Сопровождающие подтащили к порогу увесистый сундук. – Тебе и женке твоей на радость, – довольно расхохотался Дмитрий Иванович. – Ну, чего на улице держишь?! Или в грядущем так с гостями положено?!

– Милости просим, – разом поклонились хозяева.

– Семен Непролей[18 - Семен Гаврилович Непролей – боярин Смоленский. Основатель одного из старейших боярских родов.], – улучив момент, прошептал Тверд. – Со Смоленского княжества отошел на служение к Дмитрию Ивановичу.

Гости, весело переговариваясь, зашли внутрь и принялись рассаживаться за богато сервированным столом; строго говоря, тут тоже полагалось соблюсти целый ритуал, однако, с учетом возраста молодых, их текущего статуса вдовцов, а также приняв во внимание то, что Булыцкий, чужеродец по происхождению, вечно куда-то пропадал, возясь со своими диковинами, решили опустить эту часть. Ну, разве что в углу обоих в красном посадили. Нет, сначала, конечно, попытались вдолбить пришельцу законы проведения праздничных церемоний, да потом, видя, что преподаватель с большей охотой в мастерской проводит, да новинками занимаясь, чем науку эту постигает, махнули: «Ну и пес с тобой!» Сватовство, смотрины, венчание – все по чину; застолье – как знаешь! На том и оставили пришельца в покое. И чтобы вопросов не возникало, объявили, что пир честной уже по его, Николиному, чину будет.

Второй раз уже принимавший участие в застолье, Николай Сергеевич решил во что бы то ни стало поразить гостей. А раз так, то постарался на славу. И гусляры, и яства, и блюда из продуктов диковинных! А к столу – чугунки, по технологии новой отлитые![19 - См. книгу вторую «Тайны митрополита». В оригинальной истории чугунки появились много позже, т. к. технология литья чугуна была неизвестна, а сам чугун, оставшийся после обработки металла, называли чушками, свиным металлом и т. д. Таким образом, эта новинка – своеобразная драгоценность, доступная далеко не каждому. Вдобавок хороший экспортный продукт, не имеющий пока аналогов в мире.] Булыцкий-то с них начал эксперименты свои, да только и не подумал о ценности изделия нового, аналогов в известном мире не имеющего. А вот нашлись люди углядевшие, да смекнувшие, да князю на то указавшие. Вот и потянулись купеческие караваны в княжества соседние, где чугунки те нарасхват пошли! Так, что уже и в Царьград помаленьку экспедиции снаряжать начали, ожидая, когда сойдет лед и лодьи с ушкуями, наполненные драгоценными емкостями, потянутся на Восток. Вот и получилось, что чугунок обычный разом стал украшением домов самых богатых и знатных жителей Москвы и соседних княжеств. Ну и дома Булыцкого, само собой, на зависть гостям, что попроще.

А еще одна изюминка – столовый прибор: керамическая посуда[20 - На Руси в широкий обиход тарелки (тарели) входят с XVII века. До этого – лишь отдельные упоминания. Обычно использовались блюда, каждое в расчете на несколько человек, или чугунки, или кувшины (в простых семьях). Тарелки использовались при застольях. Обусловлено было чаще всего теснотой помещений и большим количеством человек, обычно живущих в доме. Поэтому, из соображений экономии места, все ели из одной емкости.] да вилка[21 - Первые вилки на Руси появились с Мариной Мнишек, но прижились они только в среде знати и дворянства и в основном благодаря усилиям Петра Первого. До этого вилка действительно вызвала волну негодования и заклеймена как «Рогатина» и «Дьявольский инструмент». В народе ввод в обиход вилки связывается в основном с приходом советских общепитов.] с ножом! Настоящие! Ох, намаялся, пока кузнецу объяснил, на что инструмент необычный требуется и для чего! И долго тот понять не мог, а как сразумел, так креститься начал истово.

– Ох, не вводи в грех! Где видано: с рогатиной, да за столом! Инструмент дьявольский и не проси; не выкуем отродьям на радость! Поди от греха-то подальше!!!

И долго так еще мыкался от мастера к мастеру, пока не отыскался горемыка из деревни нищей, за харч который согласился работать, да на металле давальческом. Отяба – так звали исхудавшего мастера, – поворчав лишь, принялся за дело и после нескольких попыток и согласований выковал ничего себе так инструмент с двумя изогнутыми зубьями. А к нему – простого вида нож по образу и подобию столового. Похмыкав, пришелец одобрил изделия и заказал еще несколько комплектов на случай, если кто из гостей решится последовать примеру хозяина дома и испытать диковины. Хотя, конечно, не очень-то и рассчитывал трудовик на то, что оценят гости его старания. Так, собственно, и вышло. Нож с вилкой, которыми сам Булыцкий попытался отрезать кусок мяса, поначалу вызвали бурю негодования: мол, «чего это рогатинами на празднике светлом орудуешь?!» и «Чем тебе руками да ложкой нелепо?». Кое-как сгладив эффект, учитель вызвался продемонстрировать новинки в работе и под любопытными взглядами отрезал и попытался отправить в рот небольшой шматочек мяса, да вот беда: не донес. Под довольный хохот собравшихся кусочек, не удержавшись на зубцах, соскочил и шлепнулся на пол.

– Ну, Никола, – довольно крякнул Дмитрий Иванович, – диковины твои из грядущего не только ладные, да еще и потешные. Вон, скомороху не всякому так повеселить народ честной дано. Нечего, – смахнув слезу, продолжал князь, – рогатинами…

– Сейчас, может, и нечего, – буркнул в ответ трудовик. – В грядущем только так и будут.