Господь

В первой главе Евангелие от Марка повествует: «При наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых. И весь город собрался к дверям. И Он исцелил многих, страдавших различными болезнями; изгнал многих бесов, и не позволял бесам говорить, что они знают, что Он Христос» (Мк 32–34).

Как близка эта картина нашему сердцу! Жаркий день прошел. Вечереет, и свежее дуновение доносится с гор. Тогда вокруг Него словно размыкается круг, и со всех сторон накатывает людская боль. Они приходят, их приводят, их приносят. И Он идет сквозь страждущую толпу, и «сила Божия является и исцеляет», чтобы исполнилось слово пророка Исаии: «Он взял на Себя наши немощи и понес болезни» (Ис 53.4 и Мф 8.17).

Дух, Который в Нем, имеет власть исцелять. Исцелять от самых корней, ибо Он способен творить, способен охватывать и заново созидать внутреннее начало жизни. Целительная сила Иисуса так неисчерпаема, что Он противостоит приливу человеческого страдания. Он не отступает; язвы, искалеченные части тела, уродство и какие угодно болезни не пугают Его. Он выстаивает. Он не избирает в первую очередь то, что кажется неотложным или более поддающимся Его силе, – Он просто приемлет всех. Слово «Придите ко Мне все» (Мф 11.28) Он исполняет раньше, нежели произносит.

И что же Он допускает к Себе? Разве человеческое страдание не подобно морю? Разве помогать – не значит взять на себя труд, не имеющий границ? Кто, действительно решившись помогать и отдав себя людскому страданию, не был захлестнут так, что мог радоваться, если не терял себя в безбрежности этой задачи?

Иисус чувствует страдания людей. Его сердце содрогается от сострадания. Все это бедствие Он подпускает к Себе, и все же Он сильнее его. Мы не знаем ни одного слова Господа, которое рисовало бы Его идеалистом, помышляющим об уничтожении страдания. Он далек от того, чтобы находить его трогательным или восторгаться им, Он видит страдание во всей его страшной реальности. Но Он никогда не теряет мужества, никогда не устает и не разочаровывается. Его сердце, самое чуткое и мудрое из всех когда-либо бившихся, сильнее всей человеческой боли.

Из безымянного множества то тут, то там выделяются отдельные образы, написанные скупыми штрихами. В самом начале Своего делания Иисус приходит в дом Петра. Теща Петра лежит в горячке. Он подходит к ее ложу – «к изголовью», говорит Лука (Лк 4.39), – и «запрещает горячке». К ней возвращаются силы, она встает и прислуживает гостям (Мк 1.30–31).

В другой раз Он идет по дороге, и многие сопровождают Его. На улице сидит слепой, слышит говор возбужденной толпы, спрашивает, кто идет, и начинает кричать: «Иисус, Сын Давидов, помилуй меня». Его пытаются утихомирить, но он не поддается и кричит все громче, пока Иисус не велит привести его к Себе: «Чего ты хочешь от Меня? – Учитель! чтобы мне прозреть». Иисус говорит: «Иди, вера твоя спасла тебя». В то же мгновение он прозревает и идет за Ним (Мк 10.46–52). А вот Он снова сидит в одном из маленьких галилейских домов, состоящих только из одной комнаты. Вокруг Него теснятся люди, смотрят на Него, слушают. В это время приносят расслабленного, но так как несущим его не удается протиснуться в дверь, они поднимаются на крышу, проделывают отверстие и через него опускают носилки. Люди ропщут, но Иисус видит великую бесхитростную веру и утешает оробевшего больного: «Чадо! прощаются тебе грехи твои». Когда же вокруг начинают возмущаться: что Он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме Бога?» – Он подтверждает Свой поступок: «Встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мк 2.1-12).

Или Он стоит среди толпы, и недоверчивые, враждебные люди наблюдают за Ним. Тут приводят человека с «иссохшей рукой». Происходит это в субботу, и все настороженно ждут, что Он сделает. Он велит больному выйти на середину, чтобы все видели, как он несчастен: «Должно ли в субботу добро делать, или зло делать? душу спасти, или погубить?» Почувствовав же тупое пристрастие к насилию в ожесточившихся сердцах, Он с гневной угрозой обводит взором окружающих Его, словно желая заставить каждого образумиться, и говорит больному: «Протяни руку твою». И рука становится здоровой (Мк 3.1–6).

Так проходит перед нами образ за образом, свидетельствуя о целительной силе, которую Он излучает.

Иногда создается впечатление, что нам на минуту приоткрывается другая, скрытая от глаз сторона происходящего. Вот приходит слепой. Иисус возлагает руки ему на глаза, снова отводит их и спрашивает, видит ли тот что-нибудь? Человек отвечает в крайнем волнении: «Вижу проходящих людей, как деревья». Целительная сила овладела онемевшими нервами, они ожили, но действуют еще неправильно. Образы представляются несоразмерными, гигантскими, странными. Тогда Он снова возлагает руки, и теперь человек видит правильно (Мк 8.22–26). Не дает ли нам это возможность как бы изнутри сопереживать тайну? В другой раз Он проходит сквозь густую толпу. Одна женщина, уже много лет страдавшая кровотечением и тщетно искавшая излечения повсюду, думает: «Если хотя к одежде его прикоснусь, то выздоровею». Она подходит «сзади в народе», прикасается к Его одежде и ощущает, что исцелилась! Он же оборачивается: «Кто прикоснулся к Моей одежде?» Апостолы удивляются: «Ты видишь, что народ теснит Тебя, и говоришь: кто прикоснулся ко Мне?» Но Он знает точно, что говорит, – ведь Он сразу почувствовал, «что вышла из Него сила». Тогда женщина дрожа выступает вперед, бросается Ему в ноги и сознается в том, что произошло, а Он отпускает ее с великой любовью. Все происходит так, точно Он заряжен целительной силой, точно Ему Самому даже и пожелать не нужно: достаточно человеку прийти к Нему с открытой душой и с упованием, чтобы сила изошла из Него и оказала свое действие (Мк 5.25–34).

Что означает дело исцеления для Христа?

Говорили, что Он занимался им из доброго отношения к людям. Новое время живо ощущает необходимость социальной и благотворительной деятельности, поэтому ему хотелось бы видеть в Нем великого помощника людей, стремившегося облегчить их страдания. Но в этом оно заблуждается. Конечно, Иисус полон любви. Он сочувствует бедам людей. Сердце у Него переполнено настолько, что даже в Евангелиях, вообще так скупо описывающих проявления чувств, сказано: «Иисус… увидел множество народа, и сжалился над ними, потому что они были, как овцы, не имеющие пастыря» (Мк 6.34). Тем не менее Иисус – не просто гигантская фигура добросердечного и деятельного благотворителя, идущего по пятам человеческого страдания, понимающего и преодолевающего его. Он – не человек социального мироощущения, который видит неустройства и хочет наладить лучший порядок, восстает против неравенства и борется за справедливость. Социально настроенный благотворитель хочет уменьшить страдания, а если можно, то и устранить их. Он хочет достичь целесообразного удовлетворения потребностей, предупреждения несчастий, прочного упорядочения существования. Он хочет, чтобы на земле жили радостные, здоровые, телесно и душевно удавшиеся люди. Как только мы представим себе это, мы заметим, что для Иисуса речь идет о другом. Слишком глубоко помещает Он страдание – у самых корней существования, в единстве с грехом и отчужденностью от Бога. Он слишком ясно видит страдание как элемент существования, который остается открытым для Бога или, по крайней мере, может быть открыт: как следствие вины, но вместе с тем – и как путь очищения и возвращения, что ясно из Его слов о следовании Ему и несении креста (Мф 16. 24).

Мы подойдем ближе к истине, если скажем: Христос не чуждался страдания, как постоянно делают люди. Он не закрывал на него глаза. Он не защищался от него. Он принял его в Свое сердце.

Страдающих людей Он принимал такими, каковы они в действительности, – в собственном их состоянии. Он поставил Себя в состояние людской стесненности, их виновности и повседневных забот. Это нечто бесконечно великое: святая и глубочайшая любовь, без всяких иллюзий, но именно поэтому чрезвычайно мощная, ибо она представляет собой «делание истины в любви», овладевающее действительностью и ее преображающее. Исцеление Иисусом есть делание от Бога: оно открывает Бога и ведет к Нему. У Иисуса исцеление всегда связано с верой. В Назарете Он не может творить чудес, потому что они не веруют. Навязывать же им чудо было бы равносильно уничтожению его смысла, потому что оно сопряжено с верой (Лк 4.23–30). Ученики не могут исцелить больного мальчика, потому что они малодушны, и это связывает силу, исходящую от Святого Духа и стремящуюся к действию (Мф 17.14–21). Когда приносят расслабленного, то в первое мгновение кажется, что Иисус вовсе и не видит болезни страждущего. Видит Он прежде всего его веру. По вере Он обещает прощение и только «под занавес» исцеляет его (Мк 2.1-12). Отца мальчика Он спрашивает, верует ли тот, что Он может это сделать?. И чудо совершается, как только сердце готово последовать указанным ему путем веры (Мк 9.23–25). Сотник, сказавший с бесхитростностью служаки: не подобает Тебе идти ко мне, повели только – и слуга мой выздоровеет, как и он повинуется, когда я говорю ему «пойди сюда» или «сделай то-то и то-то», – слышит радостную похвалу: «Истинно говорю вам; и в Израиле не нашел Я такой веры» (Мф 8.5–13). И слепому дано услышать слова: «Вера твоя спасла тебя» (Мк 10.46–52).

Исцеление Иисусом сопряжено с верой – как и провозглашение Благой Вести. Исцеление также представляет собой откровение – откровение реальности любящего Бога. Чтобы люди восприняли эту реальность, открыли себя ей и сами вступили в нее – вот, собственно, то, ради чего Он исцеляет.

10. «Погибшее»

В нашем представлении образ Иисуса окружен рядом других знакомых образов, и нам нужно правильно понять Его отношение к ним. О больных мы уже говорили. Мы видели, что Он подходит к ним не с чисто социальными и благотворительными намерениями, что помощь Иисуса и исцеление Им представляют собой откровение Бога живого, т. е. в сущности то же самое, что и возвещение святой истины, – они призывают к исполненной веры самоотдаче Богу. Наряду с больными и с теми людьми, которых мучат злые силы, мы видим «мытарей и грешников». Иисус не уклоняется от них. Он даже общается с ними. Более того, Он так близок им, что Его противники называют Его «другом мытарей и грешников» (Мф 11.19). Это выражение употреблено в осуждающем смысле и стоит рядом с другим, обвиняющим Его в чревоугодии. В Его общении с мытарями и грешниками многие видели нечто сомнительное; и если мы повнимательнее отнесемся к тому, как на это смотрят в настоящее время, будь то в положительном или в отрицательном смысле, мы почувствуем, что и сюда примешивается некоторая неясность. Следовательно, нам нужно отдать себе ясный отчет в том, что это общение означает.

Первое Евангелие сообщает в девятой главе: «Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним. И когда Иисус возлежал в доме, многие мытари и грешники пришли и возлегли с Ним и учениками Его. Увидев то, фарисеи сказали ученикам Его: для чего Учитель ваш ест и пьет с мытарями и грешниками? Иисус же, услышав это, сказал им: не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Пойдите, научитесь, что значит: „милости хочу, а не жертвы?“ Ибо Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф 9.9-13). Евангелист говорит о себе самом, рассказывает историю своего собственного горького и блаженного опыта.

Мытарь, или сборщик налогов, был в Римской империи лицом, к которому относились с презрением и враждебностью. Государственного налогового учреждения не существовало; вместо этого сбор налогов в каждой провинции сдавался в наем частному предпринимателю, гарантировавшему поступление установленной суммы. За это ему предоставлялась свобода действия по отношению к налогоплательщикам. Часто он требовал в несколько раз больше положенной суммы и имел право взыскания. Обычно он перепоручал свои полномочия в более мелких округах другим предпринимателям, которые также заботились о своем кармане. Взимание налогов производилось с бессердечной жестокостью, и все это вместе было не чем иным как системой разбоя, поддерживаемой законом. Такая система существовала и в Палестине. Сборщик налогов, таким образом, сосал кровь из народа. К тому же он был союзником римлян, а значит – изменником и врагом, ненавидимым и отверженным.

Вот такого человека зовет Иисус. Он должен следовать за Ним, даже примкнуть к самому узкому кругу Его учеников. И мало того, что Он зовет его и «с ним говорит» – что уже неслыханно – Он еще и идет к нему в дом и садится с ним за стол. Появляются и друзья этого человека, «мытари и грешники», во множестве, и с этим презренным обществом Иисус делит трапезу. Это вызывает крайнее негодование, так как совместное приятие пищи носило религиозный характер, относилось к культу и служило основанием для священного единства. Общение за столом создавало связь в самом существовании. Есть с нечистыми – значило приобщаться к ним и самому становиться нечистым. Теперь нам становится понятен возмущенный вопрос: «Для чего учитель ваш ест с мытарями и грешниками?»

Зачем же Иисус делает это? Можно было бы предположить в качестве побудительной силы антибуржуазную романтику, презирающую сословие обеспеченных как опору общественного порядка и видящую настоящих людей только в отверженных. Но это – настроения нового времени. В те времена, наверное, не было известно ничего подобного, и уж никак нельзя приписать это Иисусу. Во-первых, «социальное», в современном смысле слова, вообще чуждо Ему, и уж совсем чужды настроения этого рода, порождаемые чрезмерной утонченностью и усталостью. Его слова и дела исходят из иного и направлены на иное. Он имеет в виду человека и его отношение к Богу. Никогда Иисус не считал бы социальную отверженность, как таковую, чем-то ценным, а порядок в человеческих делах, как таковой, – вредным для самого важного. Любые отношения могут стать путями к Богу, но так же и путями, уводящими от Него. В чем суть дела для Иисуса, выражают слова: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные». Здесь «больной» – человек, нуждающийся в помощи, поэтому врач и приходит к нему. А за этим следуют слова, произнесенные, может быть, с очень серьезной иронией: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию». Так проверьте же себя как следует, хотите ли вы быть «праведниками»! В этом случае Я не к вам пришел! Если же Я все-таки пришел к вам, то признайте себя грешниками – в чем же состоит тогда разница между вами и ними?

И этот лейтмотив повторяется в аналогичной форме неоднократно, как, например, в истории с Закхеем. Лука повествует в девятнадцатой главе: «Потом Иисус вошел в Иерихон и проходил через него. И вот, некто, именем Закхей, начальник мытарей и человек богатый, искал видеть Иисуса, кто Он; но не мог видеть за народом, потому что мал был ростом. И, забежав вперед, влез на смоковницу, чтобы увидеть Его; потому что Ему надлежало проходить мимо нее. Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его и сказал ему: „Закхей! сойди скорее; ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме. И он поспешно сошел, и принял Его с радостью. И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку. Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо. Иисус сказал ему: ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама; ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее“» (Лк 19.1-10).

Мы видим перед собой этого человека, глубоко взволнованного появлением в его городке великого Учителя, видим, как он затосковал и хочет видеть Учителя, о Котором все говорят. Он мал ростом, поэтому в толпе не может увидеть ничего и влезает на дерево. Иисус замечает его, видит его глубокую, исполненную готовности решимость, предлагает ему спуститься и просит гостеприимства у него в доме. И опять негодующее возражение: «Он зашел к грешному человеку!» Закхей же, «став» и чувствуя опасность, в одно мгновение бросает все на весы, чтобы только не отступился от него этот удивительный Человек, Который смотрит на него совсем иначе, чем фарисеи и книжники: «Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел» – конечно, он был таким же, как и другие сборщики налогов! – «то воздам вчетверо!»

Еще раз: не отталкивание от сильных руководит Иисусом. Нечто подобное Ему пытались приписать. Говорили, что Ему будто бы недоставало цельности натуры и той спокойной совести, что присуща здоровой воле к власти. Будто бы Он слишком слаб или слишком утончен, чтобы просто примкнуть к сильным. Поэтому Он, будучи в разладе с самим собой, защищал слабых против тех, к которым, собственно, принадлежал. Это тоже хитросплетения нашего времени, неверные уже чисто исторически и тем более несоответствующие образу Иисуса, Его намерениям. Ни затаенная зависть, ни ненависть бессилия, ни недоверие к земному величию не руководили Иисусом. Он не знал страха потому, что был свободен по самой природе Своего существа. Так, Он выступает за тех, кто презираем, оставлен и не имеет заступников: за малых, бедных и отверженных. Он не объявляет самоценными эти состояния, но хочет справедливости и для них. Тем, кто признан всеми, уважаем и силен, Он противостоит лицом к лицу не потому, что величие и власть дурны сами по себе, но постольку, поскольку их носители забывают Бога. Он отстраняет все различия, порождаемые миром, и обращается к тому, что есть самого подлинного как в сильных, так и в слабых, – к человеку: ведь «и он сын Авраама». В этом сущность миссии, данной Иисусу Отцом: «Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее».

В восьмой же главе Евангелия от Иоанна рассказана история прелюбодейной жены: «Иисус… пошел на гору Елеонскую. А утром опять пришел в храм, и весь народ шел к Нему. Он сел и учил их. Тут книжники и фарисеи привели к нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставив ее посреди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии. А Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле… Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень.

И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышав то… стали уходить один за другим, начиная от старших… и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись… сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши» (Ин 8.1-11).

Опять нам следует избегнуть впечатления, которое могло бы исказить суть происходящего. Поверхностное рассмотрение ситуации могло бы привести нас к мысли, что Иисус выступает в защиту грешницы против добродетели, против закона и за личность, рискнувшую жизнью и вырвавшуюся из условностей общепринятых норм поведения. Но это было бы весьма ошибочно. Иисус – не революционер в сердечных делах. Он не выступает за право восставать против закостеневшей и лицемерной строгости нравов. Если внимательно присмотреться, то видно, что сущность события опять в том, в чем она была и при предыдущих встречах. Фарисеи приходят вовсе не ради справедливости, а для того, чтобы заманить Его в ловушку. Что же касается их собственной нравственности, то она лжива, потому что сами они не делают того, чего требуют от других. Если же делают, то самопревозносятся собственной праведностью и от этого становятся глухи и слепы для восприятия сущности Христа и Его благовествования. Поэтому Иисус молчит, и из этого молчания рождается голос истины. Что закон прав – вообще не подвергается сомнению; но до сознания обвинителей доходит смысл того, почему они обвиняют и кто такие они сами. Тогда они начинают стыдиться и уходят, «начиная от старших». Поведение женщины отнюдь не одобряется. Она «грешница», и Иисус обращается к ней как к грешнице. Но по отношению к этому законническому духу и к этим обвинителям, признается и ее право. Так свершается более высокая, от Бога исходящая справедливость, смягчающая сердца и открывающая «человеколюбие Спасителя нашего» (Тит 3.4). Праведный и вместе с тем милосердный Бог обращается также и к этой «погибшей».

И затем следует рассказ Евангелия от Луки о грешнице: «Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег. И вот, женщина того города, которая была грешница, узнавши, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром: и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром. Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница. Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Но как они не имели, чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги. Ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: кто это, что и грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя; иди с миром» (Лк 7.36–50).

Не будем подвергать этот рассказ детальному разбору; позаботимся только о том, чтобы сентиментальность не вкралась в это свято-прекрасное событие. Тот, кто читает этот текст так, как надо, не нуждается в комментариях. Эта «грешница» была, может быть, одной из тех немногих, которые действительно веровали, – да и были ли еще такие, кроме Матери Господа, ее самой – Марии из Вифании и, пожалуй, Иоанна?

Она входит в зал, где собрались высокомерные люди с холодным сердцем; взглядами и поведением ей дают понять, что она здесь лишняя. Когда она затем служит Иисусу и Он принимает ее услуги, фарисей размышляет про себя: «Если бы он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к нему, ибо она грешница». Это рассуждение должно быть уничтожающим для Иисуса: был бы он пророком, Он знал бы, что она – продажная девка, и оттолкнул бы ее от себя. Очевидно, он этого не знает, значит – он не пророк. А если знает, кто она такая, и терпит ее, то он сам из таких же. Становится ли Иисус на сторону блудницы против фарисеев? За жизнь в бесчестии против морали и порядка? Конечно, нет. Но уверенному в своей правоте обвинителю Он показывает, каков тот есть: человек насквозь земной, опутанный предрассудками этого мира, холодный, жестокий и слепой. И Он указывает даже «место» женщины, о которой идет речь: она в такой глубине раскаяния и в таком величии любви, что это отрывает ее от всего грешного и отдает Искупителю. Та, которую ты называешь грешницей, перестала быть ею, как только вошла сюда, ибо так любить, как она, может только тот, кому прощен великий грех.

Это – не романтика греха, не выступление на стороне страсти при столкновении ее с порядком и законом. Это нечто совсем иное: Спаситель дает понять, что для него важен человек, будь это Мария из Магдалы или Симон Фарисей. Слово обращено к ним обоим, но по ту сторону земных различий; к ним таким, какими они стоят перед Богом.

Иисус не выступает за свободу личности от законов общества, за торжество эмоций над порядком. Он не становится на сторону отверженных против уважаемых людей, живущих упорядоченной жизнью. Он не считает грешников как таковых более ценными, нежели праведники. Все это было бы романтикой и современным восстанием чувств. Иисус ищет человека и ставит его перед Богом.

Он идет к изгнанным из общества и обесчещенным, потому что они поставлены вне закона, и никто не помогает им в их беде. Он общается с ними не потому, что Он Сам надломлен и Его тянет к внутренне надломленным, но потому, что Он по Своей божественной свободе имеет власть обращаться ко всем: к бедным и к тем, кто потерян в этом мире, которых Он принимает просто как людей, возвещая им Божию весть, равно как и к тем, кто пользуется уважением, давая им возможность осознать, что они неверно оценивают себя и подвергаются опасности лишиться спасения.

А теперь надо сказать еще и нечто иное: Иисус – Он один и больше никто – пришел совершить великую «переоценку ценностей» тем, что через Него Бог обращается к миру и сопрягает его с Собой. И тут Новый Завет действительно говорит, что бедные, презираемые, грешники и мытари в большей степени открыты благовествованию и приближающемуся Царству Божию, чем люди благоустроенные и могущественные. Инстинкт этих последних направлен на то, чтобы сохранить мир, как он есть; они не хотят никакой «переоценки». Другие же менее связаны и поэтому глубже готовы к изменениям. И хоть нельзя забывать, что бедность также может отдалить от Бога и вовлечь в бунт против Него; но все же верно, что бедные и отринутые легче и глубже познают обманчивость земного существования. Мир сам заботится о том, чтобы они видели, каков он в действительности. Бедность может доводить до отупения и отчаяния, – тем не менее, налицо глубокое родство «мытарей и блудниц», «малых и слабых» с благовествованием Царства Божия, принесенным Тем, Кто Сам был беден и бездомен.

Сделав все для того, чтобы избежать какого бы то ни было искажения образа Иисуса, скажем теперь, что существует такая мистерия бедности, отверженности миром и юродства во имя Бога, которая очень близка Иисусу: мистерия Креста.

11. Ученики и апостолы

Когда после ухода Господа апостолам приходится заняться вопросом, кого принять в свою среду вместо предателя, Петр говорит: «Надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами во все время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его» (Деян 1.21–22). Апостол как бы мысленно измеряет прошедшее время и ощущает его весомость: как они были с Господом в течение этих лет, что приняли в себя и какая ответственность на них возложена.

С началом деяний Иисуса вокруг Него собирается толпа, прислушиваясь, ища помощи, ожидая спасения: но приходят и отдельные люди, желающие принадлежать исключительно Ему. И Сам Он не только обращается ко многим, но и связывает с Собой теснее таких одиночек. Так возникает группа учеников, особым образом причастных к Нему и связанных с Его судьбой.

Мы видели, как два ученика Иоанна Крестителя, Иоанн и Андрей, приходят к Нему в первые же дни. Он до вечера оставляет их у Себя, затем они уходят. После этого Андрей приводит к Иисусу своего брата Симона, и Господь нарекает его Кифой, «Камнем». Позже они встречают Нафанаила, сначала он относится к Иисусу с недоверием и сомневается, но потом становится верующим (Ин 1.37; 42, 46, 49).

Прикоснувшиеся так к Господу, очевидно, возвращаются к своим обычным занятиям, так как далее рассказывается: «Проходя же близ моря Галилейского, увидел (Он) Симона и Андрея, брата его, закидывающих сети в море; ибо они были рыболовы. И сказал им Иисус: идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков. И они тотчас, оставив свои сети, последовали за Ним. И, пройдя оттуда немного, Он увидел Иакова (сына) Зеведеева и Иоанна, брата его, также в лодке починивающих сети; и тотчас призвал их. И они, оставив отца своего Зеведея в лодке с работниками, последовали за Ним» (Мк 1.16–20). Отныне они безраздельно посвящают себя Ему. Матфей рассказывает о том, как был он призван Господом: «Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним» (Мф 9.9).

Рассказывается и о других, как, например, о книжнике, который подходит к Нему и говорит: «Учитель! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел». Но Иисус предупреждает его, чтобы он был осторожен: «Лисицы имеют норы, и птицы небесные гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову; – хочешь с Ним идти?» (Мф 8.19–22). И еще один человек хочет последовать за Ним, но просит: «Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего». Но Иисус говорит: «Иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф 8.21–22).

К числу учеников принадлежат и женщины. О некоторых из них мы уже говорили и будем говорить еще: это – Мария из Магдалы, Мария из Вифании и ее сестра Марфа; обе последние, правда, не входят в группу странствующих вместе с Христом, а встречаются с Ним только в своем доме, но все же принадлежат к ограниченному кругу близких к Господу. Тут же находятся и некоторые другие, о которых не сообщается никаких подробностей, кроме того, что они следуют за Господом и заботятся о Нем и Его учениках. Лука, например, говорит: «После сего Он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, и с Ним Двенадцать, и некоторые женщины, которых Он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему имением своим» (Лк 8.1–3).

Это – женщины, в телесной и душевной нужде пришедшие к Иисусу. Он им помог, и отныне они окружают сердечной заботой Его и Его учеников. Мы находим их, более смелых, чем ученики, на месте казни. Как повествует Матфей: «Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему. Между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых» (Мф 27.55–56). У Иоанна написано: «При кресте Иисуса стояли Матерь Его, и сестра Матери Его, Мария Клеопова (жена Клеопа), и Мария Магдалина» (Ин 19.25). Мы снова находим их у гроба, где они заботятся о мертвом теле и первыми узнают от ангелов весть о воскресении; среди них названа также Саломия (Мк 16.1). Наконец, мы встречаемся с ними в горнице иерусалимского дома, где ученики после вознесения Господа ожидают пришествия Духа: «Все они единодушно пребывали в молитве и молении с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его» (Деян 1.14).

Так собрался вокруг Иусуса круг людей, желавших полнее принадлежать Ему. Это не значит, что они чувствовали себя родственными Ему или претендовали на близость с Ним. Не означает это и то, что Он приближал к Себе тех людей, которые могли бы лучше понять Его и стать ратниками в Его деле. В течение всей Своей жизни Иисус был совершенно одинок. По-настоящему рядом с Ним не было никого. Никто не разделял Его мыслей, и никто не помог Ему в Его деле. Но Иисус призвал отдельных людей и привлек их к Себе; их Он подготовил, вложил в них Свою волю и Свою истину, чтобы впоследствии послать их Своими свидетелями и вестниками.

При этом из группы учеников Он отобрал немногих. Он сделал их Своими особыми вестниками – «Апостолами»: «Потом (Он) взошел на гору, и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил из них двенадцать, чтобы с Ним были, и чтобы посылать их на проповедь, и чтобы они имели власть исцелять от болезней и изгонять бесов: поставил Симона, нарекши ему имя Петр; Иакова (сына) Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть „сыны Громовы“; Андрея, Филиппа, Варфоломея, Матфея, Фому, Иакова (сына) Алфеева, Фаддея, Симона Кананита и Иуду Искариотского, который и предал Его» (Мк 3.13–19).

То, что сообщают евангелисты, представляет собой не более чем короткие эпизоды из тех предельно заполненных лет, когда «Господь пребывал и обращался» среди людей, когда ученики наблюдали Его жизнь, слышали Его речь и сопереживали все, что произошло от начала Его пути до Его вознесения на небо; но рассказанного евангелистами достаточно, чтобы увидеть, как Он воспитывал Своих учеников.

Они всегда при Нем. Начало Нагорной проповеди описывается так: «Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря…» (Мф 5.1–2). После того, как Он учил народ притчами, «ученики… Его спросили у Него: что бы значила притча сия?» Он дает им объяснение, ибо им «дано знать тайны Царствия Божия» (Лк 8.9-10). И еще: «Таковыми многими притчами (Он) проповедовал им (народу) слово, сколько они могли слышать. Без притчи же не говорил им; а ученикам наедине изъяснял все» (Мк 4.33–34).

Они идут к Нему со своими вопросами, например, Петр: «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» Иисус отвечает: «Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф 18.21–22).

Весть о Царстве исполнена силы, ее требования тяжелы. Ученики нередко бывают совершенно потрясены, и однажды они спрашивают: «Так кто же может спастись?» Иисус видит растерянность, с которой они воспринимают Его слова о том, что такое человек и насколько он неспособен своими силами выполнить то, чего от него требует Бог. Поэтому Он, «воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф 19.25–26). В какую-то минуту они осознают с особой силой, что связали с Ним свою жизнь вопреки всякой осторожности, презрев безопасность, и Петр спрашивает: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою: что же будет нам?» Иисус же отвечает: «истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, – в пакибытии, когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах, судить двенадцать колен Израилевых. И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат, и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф 19.27–30). Он учит их, как должны они при молитве представать пред Богом, с какими мыслями и настроением, и что они должны считать важным пред Богом; когда же однажды ученики приходят и говорят, что Иоанн учил своих учеников молиться, и просят Его о том же, Он учит их молитве «Отче наш».

Когда их тревожит, что люди, облеченные в их глазах авторитетом, – книжники, священники, носители власти, – выступают против Иисуса, Он успокаивает их, укрепляет их мужество, крепче привязывает их к Себе: «Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк 12.32). Он подготавливает их к будущим гонениям: «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего. Довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его, и для слуги, чтобы он был, как господин его» (Мф 10.24–25). Но «не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего. У вас же и волосы на голове все сочтены. Не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц» (Мф 10.29–31). И все, что происходит, должно будет послужить делу Божиему.