Мерцание росы

– Дипломатический паспорт. Давай помогу.

Затянув контрольный узел, я успел пожать руки всем переобувшимся “родственникам” Стаса и мы двинулись дальше. В центральном холле, как обычно, случалось всё самое значимое – распределялись роли, сменялись главари. Небольшая группа избранных кружила вокруг самой крутой девчонкой школы – Симы. Достаточно было просто пройти мимо неё в толпе, чтобы быть схваченным неведомым вихрем и, на неделю лишившись сна, упасть от истощения. Все они были старше нас на три-четыре года, и ребята – сыновья бизнесменов, и она – спутница успеха. Мы прошли мимо. Стас даже не посмотрел в сторону этого запретного королевства избранных. Мне же всегда было интересно, какими категориями они мыслят, почему их рюкзаки сильно отличаются от наших и почему они улыбались чаще, чем мы. Класс встретил нас безразличием. Каждый был занят собственными страхами, открытой ненавистью и тайной любовью. Никто особо не знал о наших планах однажды покинуть город серых стен, да и кому может прийти в голову, что мы думаем о таком, ведь первые мятежные настроения охватывают психику лет в 14, а значит, еще целых два года мы были совершенно безвредны для общества.

– Домашку сделал? – изучая свежую живопись на парте, обратился я к другу.

– Настя помогла.

Для меня было дико, что он обращался к своей новой маме на “ты”. Хотя как можно обращаться иначе к 22-летней девчонке?

– Успею списать, давай тетрадь.

Стас передал мне своё сокровище. В школе это была единственная тетрадь с такой обложкой. Яркий графический рисунок поражал своей изысканностью, но я не мог обращаться с ней с таким же благоговением, как все вокруг. Для меня это была просто бумага.

– Только осторожнее!

– Знаю. Подарок Насти. Стоит дорого. Папа голову оторвет.

– Не оторвет, но шуму будет!

– Лучше смотри за дверьми. Цербер придет и тебе влетит.

По лицу Стаса ударил румянец.

– Я махну, если замечу её, – на бегу добавил сын банкира.

Движением глаз я дал ему понять, что буду начеку, но вряд ли он понял их траекторию, всё-таки денежный туман окончательно искоренил чуткость и способность к восприятию скрытого языка. Окунувшись в математическую гармонию, я начал переливать системы уравнений из сверкающей полноты в жаждущую пустоту своей тетради. Клетки впитывали синеву сакральных кодов с завидной жадностью, напряжение всех систем организма обостряло восприятие до предела, но боковым зрением я видел всё – движение материи потертых штор, зеленый танец щедрых крон за окном и, конечно же, перемещение девчонок. Удар массивной руки застал врасплох не только меня – взрывная волна прошла по всему классу:

– Мозга нет, решил чужим воспользоваться?

Казалось, этот скрежет шел напрямую из разъяренных недр ада. Голос математички – пятидесятилетнего вулкана, полного ярости и нереализованной жажды разрушения, ударил по нервам. Вместо созерцания пышной злобы, я искал глазами своего товарища, ведь он должен был меня предупредить о надвигающейся беде, но как назло Стаса нигде не было видно.

– Отвечай, когда с тобой разговаривает учитель!

– Настоящий учитель не задает вопросов, – подняв, наконец, глаза спокойным тоном я парировал нападение.

То, что лучше промолчать, я понял гораздо позже, а сейчас передо мной начиналось извержение всего, что советская система подавила внутри этой суровой личности. Игра ветра с листвой помогла мне выслушать все, что она так долго копила. Шоу продолжалось несколько минут и завершилось типичной партией на верхней ноте:

– Дневник!

Я заметил, что шнурок на левом кроссовке развязан и молча наклонился привести обувь в порядок. Её психика была не готова к такому и следующая фраза подвела черту под моим днем:

– К директору! Быстро!

Закончив вязать узел, я спокойно закрыл тетрадь и отложил ручку в сторону. Меня уже не волновала женщина в безликом костюме, я смотрел в глаза одноклассников и там я нашел всё, что мне было нужно. Проходя меж рядов, я ощущал себя сверхчеловеком, идущим не прочь, а навстречу. Возможно, награде, а возможно и смерти. Так или иначе, идти под взглядами всегда приятнее, чем созерцать в неподвижности. Закрыв дверь с особой нежностью, я окончательно уничтожил и без того раненую самооценку нападавшей. Тишина коридора была прекрасной основой для коктейля из черного дыма гордыни и серой пелены страха. Как ни крути, к директору не каждый день попадаешь, да и с учетом того, что он знал меня исключительно с положительной стороны моих спортивных достижений… В общем, идти на третий этаж совершенно не хотелось, но благо коридор был длинным и высокое остекление позволяло мыслям хоть как-то выходить за пределы ситуации. Внутренний двор школы был покрыт зеленью. Цветение цветов и фрутение фруктов создавало ощущение рая. Очень тесного рая со своим начальником. Я всегда знал что красота и халява – мнимые категории, ведь даже у самого невинного и юного мира есть хозяин, который накажет за несоблюдение правил. Хозяин же моего мира ждал меня за двойной тяжелой дверью и каждая потертая мраморная ступенька, исчезающая под моими шагами, приближала неминуемую казнь. За три шага до приведения приговора в исполнение я ощутил взгляд. Видимо, мокрая одежда на спине усиливала токопроводимость пространства. Я остановился, зная, что кто бы ни сверлил меня взглядом, он был моим последним шансом не открывать эту дверь и навсегда убежать за край земли в страну героев. Рывком надежды я развернул тело прочь от грядущей расправы. Прямо посредине остекленного тоннеля судьбы стоял стройный силуэт. Лицо скрывала тень.

– Сима?

Старшеклассница, не ответив, продолжала спокойно смотреть в слои моего существа, о которых я не имел никакого понятия. Я не знал, как реагировать на этот контакт. Передо мной стояла самая крутая девчонка школы, о которой мечтал каждый и каждый боялся подойти и сказать о своих грёзах, а их она умела вызывать. Я стоял как на дуэли – глаза в глаза с неведомой силой, покорившей всех мужских особей в школе, и не знал, что было страшнее: директорская казнь или её взгляд.

– Иди, всё будет хорошо, – едва заметное движение ее губ породило шепот, который, казалось, мог выбить все стекла коридора, настолько силен и прозрачен был её голос.

Силуэт развернулся и, сделав несколько шагов, полностью исчез во мраке дальней части коридора. Струящийся из окна свет, рисовал золотистую полосу прямо передо мной и я знал, что никогда не смогу перейти эту границу – ее мира и мира своего. Впервые я ощутил настолько сильную тоску, что просто стёк по стенке. Посидеть удалось недолго – звук тяжелой двери прервал мою попытку побыть проигравшим.

– Заходи, раз пришел.

Без всякого онемения я повернулся в сторону голоса директора и двинулся за ним. Поднимаясь к жертвенному алтарю, я поймал себя на мысли, что страх испарился и грядущая казнь не вызывала никаких эмоций. Даже ладони были сухими, хотя мгновение назад я просто исходил на влагу. Дверь закрылась одновременно с началом диалога:

– Рассказывай, с чем пожаловал.

Я стушевался и не знал с чего начать, тем более сын банкира сказал мне умную фразу – “каждый имеет право не свидетельствовать против себя”. Я не до конца понимал её смысла, но решил, что это нечто вроде “держи язык за зубами”. Вот я и держал, а директор всё давил своим молчанием. Раньше мне бы стало не по себе от такого, но сейчас я был спокоен и смотрел в глаза хозяина мира.

– Татьяна Семеновна сказала, что у тебя проблемы с поведением. Есть что сказать на этот счет?

– Татьяна Семеновна много себе позволяет. Я думаю, у неё муж пьёт. Вот нервы и сдают.

Директор встал со стула и ослабил галстук.

– Думаешь? – сочувствующим шепотом мужчина доказал свою разумность.

Я кивнул в ответ. Директор опустился в кресло и развернулся в сторону окна. Тишина повисла в темно-зеленом интерьере абсолютной власти. Я смотрел прямо в спинку кожаного кресла, целясь взглядом в затылок императору.

– Можешь быть свободен, – колокольным гулом отразился его голос от стен.

Я не стал ничего отвечать и впервые в жизни тронул дверь директорского кабинета изнутри. Это было не просто касание – я вышел живым из камеры смертников и, казалось, мог прожечь ладонью этот деревянный массив. Миновав стаю ступеней за три прыжка, походкой победителя я двинулся в класс. Не знаю, что изменилось во мне, но было ощущение свежезалитой крови.

– А, вернулся? Теперь будешь как шелковый, – злорадным тоном встретила меня математичка.

Я, не ответив, прошагал к своему месту.

– Ты как? – голос Стаса звучал так испуганно, будто это его, а не меня отправили под директорский топор.

– Третья парта, разговоры! – заскрипела концентрированная ярость.

– Потом, после уроков, – шепнул я Стасу.

Звонок прозвенел через 5 минут. Оказывается, меня не было больше получаса и как такое было возможно, я не понимал. Мне казалось, диалог с палачом занял не больше мгновения.

– Сильно он тебя помял? Рассказывай! – ребята набежали со всех сторон в надежде получить порцию адреналина от душераздирающей истории пыток.

– Всё нормально, – я демонстративно закатал рукава – следов побоев нет.

Все рассмеялись и в этот момент я понял, что думаю только об одном человеке. О Симе. О том внезапном полумраке, который позволил мне выйти живым из-под топора. Её образ стоял перед глазами тем самым силуэтом на границе наших миров – моим, полным догадок и непонимания и её – недосягаемым миром тайн и красоты. Весь остаток дня я был сам не свой, уроки пронеслись как в тумане. Кое-как досидев до звонка, я медленнее обычного вышел из здания.

– Ну, давай, я заждался уже! – трепал меня за руку Стас – что за история?

Желание поведать о случившемся исчезло. Мне вдруг стало ясно, что некоторым сказкам только лучше от того, что их никому не рассказывают.

– Давай в другой раз, а?